Риторика и истоки европейской литературной традиции - Сергей Аверинцев

[58]

Ср. наст, изд., с. 244—318, особенно с. 274—277. Проблеме индивидуального стиля в античной и византийской литературной теории мы посвятили специальную статью <...> (см. наст. изд. с. 220—228).

[59]

Ср. наст, изд., с. 151 и 109—110. Промежуточным звеном между статусом жанра как литературного «приличия» и пафосом сословного деления является, конечно, фундаментальное для традиционной эстетики противоположение «высокого» и «низкого». Важно, что противоположение это было одним из изобретений треков. В литературных традициях Ближнего Востока, например в древнееврейской, мы не найдем систематического разнесения синонимов по стилистическим графам. «В коптской лексике, как и в древнеегипетской, нет привычного для нас деления на обыденный и высокий стиль... Высокопарность, пышность или торжественность речи достигались не путем использования особой лексики, а ...сравнениями, тропами, метафорами» (Еланская 1964, с. 18—19).

[60]

Там же.

[61]

Одно из таких исключений — теория гимна как разновидности эпидейк-тического красноречия, предложенная ритором III в. Менандром Лаодикийским.

Разумеется, «аннексия» гимна для риторической прозы — новация так называемой второй софистики, породившая некоторый жанровый гибрид; достаточно вспомнить прозаические гимны Либания и Юлиана Отступника. Но эта новация, во-первых, с самого начала лежала в русле архаизаторских тенденций, во-вторых, укладывалась в освященное традицией понятие эпидейктического рода.

[62]

Вопиющий пример — отказ византийской теории замечать гимнографическое творчество Романа Сладкопевца и его сподвижников, да и вообще поэзию, основанную на неантичных принципах стихосложения. Ср. наст, изд., с. 245— 251.

[63]

Ср. классификацию видов повествования в прогимназматах Николая Софиста (V в.): Spenge! ed. 1856, Т. HI, p. 445, 29.

[64]

Специалисты по античному роману не преминули делать это, начиная с классического труда Эрвина Роде: Rohde 1914, S. 350—353.

[65]

Spenge! ed. 1854, Т. II, p. 22, 4 ff.

[1]

Ср.: Клочков 1983, с. 91—96.

[2]

См.: Sellin— Fohrer 1969, S. 398—399.

[3]

Ibid., S. 374—517.

[4]

Ср.: Клочков 1983, с. 93.

[5]

Ср.: наст, изд., с. 13—75, особенно 27—31.

[6]

См.: Клочков 1983, с. 93 и к ней прим. 80. Позднеантичная параллель — корпус мистических сочинений, носящих имя Гермеса Трисмегиста. Еще одна позднеантичная параллель, выразительно свидетельствующая о возврате ближневосточного понимания авторства как авторитета, — отношение неоплатонических комментаторов к корпусу так называемых «Халдейских оракулов»; как очевидно из традиции, сохраненной словарем «Суда», s. v. Iulianus, все помнили, что это изделие конца II в. н. э., связанное с именем Юлиана Теурга, что не мешало видеть в нем откровение древней мудрости Востока.

[7]

См.: Аверинцев и Роднянская 1978; а также наст, изд., с. 101—144.

[8]

См.: Миллер 1975, с. 140—174 (в приложении — переводы).

[9]

Amphilochia XCI—XCIII. Cf: Sevcenko 1981, S. 298—300.

[10]

Amphilochia LXXXVI.

[11]

Ср. стилистический разбор библейских мест в «Эклоге» Фомы Магистра (XIV в.).

[12]

Ипертима Пселла слово, составленное для вестарха Пофоса, просившего написать о богословском стиле, 19 и 20. / Пер. Т. А. Миллер // Античность и Византия, с. 169.

[13]

Там же, 22 // Там же, с. 170.

[14]

Критика способности суждения, § 46. «Оригинальность» гения (см. там же § 49) мыслится первичной по отношению к правилам.

[15]

См.: Curtius 1973.

[16]

Аристотель 1976, с. 273. Ср. наст. изд. 146—157 и 158—159.

[17]

Любарский 1975, с. 125.

[18]

Там же.

[19]

Timaeus 28с.

[20]

Rabe ed. 1913, vol. 6, p. 216, 16; cf. ibid., p. 217, 9.

[21]

Rabe ed. 1935, vol. 14, p. 390, 12.

[22]

Ипертима Пселла слово... // Античность и Византия, с. 165.

[28]

Kustas 1973.

[1]

О становлении теоретического подхода к литературе в классической Греции и о творчестве Аристотеля как зрелом явлении этого подхода см.: Миллер 1978, с. 5—106.

[2]

«...На формирование идей арабской литературной критики существенное воздействие оказала греческая наука... Здесь налицо заимствование. Насколько были правы арабские филологи, заимствовавшие категории, выработанные греческой эстетико-литературной мыслью на греческом материале, еще предстоит выяснить» (Куделин 1973, прим. 30 к с. 121; ср. также с. 119—126).

[8]

Автор этих строк пытался дать в эскизном, тезисном виде перспективу историко-литературных эпох, стоявших под знаком рефлективного традиционализма, т. е. аристотелевской концепции жанра. См. наст, изд., с. 146—157.

[4]

Экклезиаст, 12, 11.

[5]

«Одиссея», I, с. 341—348; пер. В. А. Жуковского.

[6]

«Поэтика», VI, 49В24—28; пер. М. JI. Гаспарова.

[7]

Там же, VII, 50В26—32.

[8_]

Там же, X, 52А14—16.

[9]

Там же, XVIII, 55В26—27.

[10]

«Софист», 218 В—С; пер. С. А. Ананьина (Платон 1970, с. 323)

[11]

Там же, 268 С—D; (с. 399).

[12]

«Метафизика», VII, 4, ЮЗОаб; пер. А. В. Кубицкого (Аристотель 1976, с. 192).

[13]

II кн. Маккавейская. VII, 28.

[14]

Послание к евреям, XI, 1.

[15]

De fide orthodoxa 68, p. 1671'2 Kotter.

[16]

Dialectica 3, p. 561—27 Kotter.

[17]

De fide orthodoxa 26, p. 77*1—48 Kotter.

[18]

I послание к Коринфянам, 13.

[19]

Φιλοκαλία..., σ. 4.

[20]

Имеется в виду коллективный сборник 1986 г. — см.: Проблемы литературной теории, с. 191—235 (пер. Н. А. Рубцовой).

[21]

Там же, с. 221.

[22]

«Метафизика», XI, 4. 1059В24—25 (с. 273).

[23]

Ср. наст, изд., с. 151—152.

[24]

Ср.: Grabmann 1922, Bd. 2, S. 93—94.

[25]

ibid., Bd. 2, passim.

[26]

Rhetorica, liber I, cap. I, p.. 1355a4—14; cap. 11, p. 1356b.

[1]

Krumbacher 1897, S. 663.

[2]

Bouvy 1886, p. 358.

[3]

Cataphygiotou-Topping 1966, p. 92—111; Idem 1969, p. 31—41.

[4]

Crosdidier de Matons 1977, p. 320—327

[5]

Термин «кондак» с известной долей условности применяется в научной литературе к большим ранневизантийским композициям из многих строф (икосов). (См.: Аверинцев 1977, с. 318 и 210—211.) В церковном обиходе он означает отдельные строфы, удержавшиеся внутри *чинопоследования» того или иного праздника после вытеснения этих композиций из богослужебного употребления, а также меньшие строфы акафистов.

[6]

Науке XIX в. пришлось совершенно заново открывать этот феномен — после многовековых попыток видеть в византийской церковной поэзии либо чистую прозу, либо какое-то странное преломление античной метрики. Примечательно, что греки, участвовавшие в ученой жизни Западной Европы, ничем не могли помочь своим коллегам; уже после работ кардинала Ж.-Б. Питра, поставивших подход к византийской гимнографии на здравую научную основу, греческий ученый К. Сафа (Σαθας 1878, σ. ρν’) энергично настаивал на отсутствии в гимнографических текстах каких-либо признаков стихосложения; одновременно в Греции продолжали сочинять новые гимны с соблюдением тех же правил, что и в византийские времена (ср.: Crosdidier de Matons. Op. cit., p. 121, n. 16). Так до своего последнего самоисчерпания восходившая к Византии традиция разводила практику гимнографии и филологическую ученость. В той мере, в которой последняя все же принимала к сведению первую, она относила ее не по рубрике литературы, а по рубрике музыки, как это наблюдается уже в дефиниции ирмоса у византийского ученого Иоанна Зонары (PC, 135, coll. 421 В—428 D).