Харбин - Евгений Анташкевич

«Одна половина на набережной, другая – на том берегу! А кто же тогда в городе?»

Он прошёл до красивого деревянного киоска, стоявшего на середине тротуара и как будто бы срисованного с билибинских акварелей, взял бутылку прохладной, вытащенной продавцом изо льда сельтерской и присел на лавке. С лавки просматривался каменный столбик балюстрады, второй справа от спуска к воде, – метки на нём не было.

«Значит, моя очередь, если Мурочка не подведёт!»

Толпа на набережной была плотная, Сашик, не различая лиц, смотрел на людской поток и вдруг увидел Веру. Она медленно двигалась в толпе, облизывая мороженое, рядом с ней шёл Коити Кэндзи и что-то вполнаклона говорил ей. Верочка внимательно слушала, иногда кивала, совсем как взрослая, Сашик поискал глазами в толпе и увидел в нескольких шагах впереди Веры стайку её школьных подружек. Первое, что пришло ему в голову, – это то, что Верочке здорово влетит от матери, если она узнает, что та без Сони, без старшей сестры, пошла на набережную. И тут же пришла другая мысль: «А что тут делает Коити, рядом с Верой?»

Эта мысль почему-то показалась ему неприятной.

Он вспомнил тот зимний вечер уже больше двух лет назад, когда они с Соней в антракте на концерте певца Вертинского пили кофе в буфете Железнодорожного собрания и Соня, тихонечко подтолкнув Сашика локтем, показала на стоявшего со стаканом фруктовой воды молодого симпатичного японца. Тот в задумчивости мурлыкал под нос мелодию, которая перед самым антрактом последняя прозвучала со сцены. Это выглядело комично, и Сонечка, большая выдумщица, подошла к японцу со спины и в унисон, только чуть громче, чем он, стала напевать ту же мелодию. Японец сначала замолчал, потом стал крутить головой и наконец обернулся. Соня засмеялась, а японец застыл со стаканом в руке, неловко поклонился, и вода из его стакана выплеснулась на пол между ним и Соней. Ситуация из смешной превратилась в неловкую, и тут уже смутилась Соня. Так они ещё несколько секунд стояли друг против друга, Сашик понял, что надо идти на выручку, и подошёл с извинениями. Наверное, вся кровь, которая в этот момент текла в жилах японца, бросилась ему в лицо. Его матовая кожа стала тёмной, он отставил руку со стаканом в сторону и, не зная, к кому обращаться, быстро-быстро заговорил:

– Что вы, что вы! Я сам виноват! Я был такой неловкий! Хорошо, что не пролил воду на платье вашей… прекрасной девушки! Дамы! – Японец покраснел ещё больше: – Я так люблю русскую музыку, что задумался и, наверное, сделал что-то не так! Я, наверное, слишком громко пел? Вы меня простите, пожалуйста! Сумимасэн!

Японец говорил горячо, быстро и очень хорошо по-русски, и неловкость стала проходить.

– Александр Адельберг, – представился Сашик и представил Соню: – Софья Николаевна Ларсен.

– Соня, – представилась она и подала японцу руку.

– Коити Кэндзи, – представился японец.

Сашик и Соня кофе, а японец свою воду допивали уже втроём.

После концерта Коити Кэндзи нашёл Сашика и Соню в гардеробе и пригласил их на неделе посетить японский ресторан.

Коити так медленно шёл в толпе и был настолько занят разговором с Сониной сестрой Верой, что ни он, ни она не заметили сидевшего от них в двух шагах Сашика.

«Странно, – подумал Сашик, – странно для офицера разведки не видеть ничего вокруг себя. Наверное, сильно увлечён».

Он посмотрел на часы. Пора было идти.

До телефонной станции Сашик добирался не торопясь. По дороге он купил букетик полевых цветов и обдумывал, как и с чего начать разговор с Мурой. Эту Муру, телефонистку с городской станции, ему «подвесил» Лапищев, он так и сказал: «Александр, вы извините, что я вам подвешиваю эту девушку, но она нам очень нужна…» Сашик его спросил, что за девушка, но Лапищев ответил туманно, мол, живёт одна, родители с младшим братом переехали в Шанхай, спасая того от японской мобилизации; работает в справочной службе городской харбинской телефонной станции и может оказаться очень полезной. Ещё он сказал, что поскольку «в личном плане» Сашик «свободен», то ему и поручается «заняться ею, мол, больше некому: с ней надо познакомиться, выяснить её настроения, в том числе и политические, а после этого Сашик «передаст» её, то есть познакомит с кем-нибудь из «своих друзей», каких «друзей» – Лапищев не уточнил.

Разговор об этой девушке случился ещё зимой.

Он встал недалеко от парадного подъезда телефонной станции и стал ожидать восьми часов. Он только не был уверен в том, что она выйдет именно через этот подъезд, мало ли на станции может оказаться других служебных выходов и подъездов. Он нарушил рекомендацию Лапищева в дни смены Муры несколько раз дождаться её выхода, чтобы убедиться, что она выходит именно здесь.

Несмотря на ранний вечер, народу на улице было немного, и Сашик со своей бутоньеркой был заметен, и это его смущало. Он держал в руках хорошенький букетик: маленькие фиолетовые, сиреневые и жёлтые цветочки и зелёные острые стрелки какой-то декоративной травы. Показать бы маме, она бы быстро разобрала, что это за цветы и как их надо ставить в воду, чтобы букетик стоял долго, но как раз с мамой Сашику хотелось встретиться сейчас меньше всего. Телефонная станция располагалась всего лишь в нескольких кварталах от его дома, и мама часто прогуливалась здесь в это время, поскольку рядом находится огромный Чуринский магазин. Если она его увидит, стоящего с цветами на тротуаре и явно кого-то ждущего, будет много вопросов.

«В личном плане свободен», – крутилось в голове сказанное тогда Лапищевым. – Наверняка он имел в виду Соню! Соня мне как сестра! И при чём тут мама?»

Он познакомил маму с Соней в позапрошлом году. Она благоволила к этой молодой, красивой и талантливой девушке, но поджимала слегка губу, ей не очень нравилось увлечение Сони «характерными» танцами, а с классическим балетом в Харбине было трудно выжить. Покойный Сонин папа был унтер-офицером и умер от ран, а Сонина мама, дворянка до замужества, работала модисткой в шляпном салоне мадам Арцишевской, что на Китайской улице. Сашика мало волновали эти «древние» условности, но мама продолжала им следовать. Папа ко всему этому относился спокойно, а старик Тельнов Сонечку просто обожал. Мама почему-то думала, что Сашик может жениться на Соне, а она хотела, чтобы он составил хорошую партию. В Харбине на это уже было трудно рассчитывать, людей их круга осталось совсем немного, и большинство были или бедны, или находились в разных политических лагерях и конфликтовали друг с другом.

Молодёжь относилась к этому безразлично.

Но мама! По её представлениям, её сын должен был вести себя соответственно, она прямо этого не говорила, но подтекст был такой: «Дотронулся – женись. Девушек любого звания обижать нельзя».

«Сумбур! У мамы в голове – сумбур! И при чём тут Соня?»

Сашик ни на ком жениться не собирался, думая об этом, он вспомнил, как несколько часов назад на набережной увидел с Сониной сестрой Верой Коити Кэндзи, и поёжился, – почему-то ему это было неприятно.

Он огляделся.

Он стоял рядом с большой тумбой, обклеенной рекламными афишами, а около тумбы стояла девушка и как будто внимательно её разглядывала. Сашик тряхнул головой – вот же она, Мура: среднего роста, шатенка, крупные пышные локоны, голубое платье в розовый цветочек с жёлтыми листиками и белые кружева ришелье на воротничке и манжетах; в туфельках, но без носочков.

Сашик сделал к ней шаг:

– Мура! Это ведь вы?

Девушка на него посмотрела, развернулась на каблуках и медленно пошла в сторону Чуринского магазина.

«Да нет же – она!» – подумал Сашик и уверенно шагнул за ней. Девушка шла медленно, покачивала висящей на локте сумочкой, Сашик решил не торопиться, так они прошли несколько шагов, она чуть впереди, он чуть сзади. Ему было удобно – фигурка, ножки, всё было очень ладное, тонкая талия, плавная походка, цвет и покрой платья ей шли и, конечно, кружева, и девушка, конечно, об этом знала. Сашик с удовольствием разглядывал и почти догнал её.

– Мура!

– Вам не стыдно так меня разглядывать?

«Конечно стыдно, но ведь «подвесили»!»

– Наверное, вы правы, наверное, это неловко, но вы появились так неожиданно!

– Как это неожиданно, если вы меня ждали?

– Простите меня, ждал, но немного задумался!

– О той, кому пошли бы такие кружева?

Сашик смутился, он готовился-готовился, ждал-ждал, а получилось всё так неловко. Чёртов Лапищев!

– А вам не хочется прохлады? Сейчас на набережной…

– Хочется, но мне в обратную сторону, я живу в Мацзягоу… А откуда вам известно моё имя, вы за мной следили?

«Прокололся!» – наткнулся Сашик на очередное словечко Лапищева.

– Ну что вы! Утром, когда я вас увидел, вас так назвала ваша подружка! – Он врал, он не видел этой девушки утром, но ему позвонил Лапищев и сказал, что сегодня Мура «в смене», и описал, как она выглядит и как одета. И ещё он предостерёг Сашика, чтобы тот не прокололся!