Война Братьев - Джефф Грабб

Чем глубже войска продвигались внутрь территории врага, тем сильнее становилось сопротивление, тем больше сил требовалось. Не покидая штаба в Пенрегоне, Урза в конце концов вынужден был снять часть войск с северных перевалов для поддержки основного наступления. Кроме того, Защитник отечества подготовил дополнительно части наемников, которым было выдано официальное разрешение разграбить Томакул после того, как он будет взят. Сначала купцы выразили недовольство этим решением, но потом вспомнили, что основные силы наемников составляют сами же корлисианцы.

Практически армией командовал Тавнос, хотя официально он был лишь советником при генерале Шарамане. Тавнос знал возможности своих машин, а генерал вполне доверял мнению Тавноса и без труда превращал советы Главного ученого в воинские приказы.

Уже появились на горизонте золотые купола Тома-кула, когда все рухнуло как карточный домик.

Фалладжийская кавалерия нанесла ряд ударов, вызвавших перебои в снабжении армии, и захватила несколько башен, так что аргивянам пришлось отступить и восстановить целостность захваченной территории. Но атаки продолжались, став практически ежедневными. По размышлении, Тавнос пришел к выводу, что их поражение во многом определилось этими атаками, точнее — их регулярностью. Аргивяне настолько привыкли к ним, что не заметили, как стиль и почерк атак постепенно изменились.

Тавнос понял и то, что к поражению привела и плохая организация обмена разведданными. Армия шла на запад, когда пала столица Саринта, но никто не потрудился известить об этом аргивский экспедиционный корпус. Большая часть государства Саринт была охвачена партизанской войной, но тем не менее древняя столица пала, и фалладжийские силы, несколько лет подряд осаждавшие город, сразу же повернули на восток и на юг — против Тавноса.

Урза слишком долго шел к Томакулу — Мишра сумел воспользоваться этим и подготовил достойную встречу.

Во-первых, аргивян встретили механические драконы. Мишра направил в бой дюжину новых машин, но вели их за собой те два дракона, что сровняли с землей Кроог. Они двигались мощно и безжалостно, неся с собой смерть и разрушения. Появилась и новая модель машин. Они умели летать, и справиться с ними у орнитоптеров было не больше шансов, чем у воробьев перед ястребом.

Во-вторых, ряды фалладжи были усилены мутантами, этакими зомби, которые когда-то были людьми, а теперь стали неуклюжими машинами-убийцами. Они грудой наваливались на нападающих и уничтожали глиняных воинов Тавноса отрядами: мутантов обучили сдирать с воинов глиняную защиту. Как полчища муравьев очищают скелет добычи, так мутанты оголяли скелеты колоссов, и раны в глине не успевали затягиваться.

Аргивская армия не смогла вовремя перегруппироваться — ей приходилось постоянно возвращаться назад, снова наступать, затем опять отступать. Пришло донесение, что подходит подкрепление — отряды корлисийских наемников, а с ними машины из восточных башен.

Вместо подкрепления аргивяне столкнулись с кавалерией Мишры, которая захватила очередную башню и бросила на остатки армии Шарамана те самые машины, которые призваны были обеспечить прочные тылы.

Бой был кровавым. Над полем сражения разносились крики воюющих и стоны раненых. Тавнос с его отрядом глиняных воинов некоторое время удерживал позицию: защищающиеся аргивяне, со всех сторон окруженные живыми и механическими врагами, заняли круговую оборону. В небе шел бой смертоносных машин.

Затем раздался взрыв, и все погрузилось во тьму.

Когда Тавнос очнулся, вокруг не было видно ни зги. Он был весь в ссадинах, особенно болело лицо, но в остальном он почти не пострадал. Насколько он мог судить, со дня битвы прошла, как минимум, неделя. В темницу никто не заходил, кроме стражника, который пару раз приносил ему плошку с жидкой кашей.

Но однажды раздался металлический звук — кто-то отодвинул крышку, закрывавшую глазок. Сквозь отверстие Тавнос увидел черные глаза, затем крышка снова закрылась.

Дверь распахнулась, и Тавнос зажмурился — от света заболели глаза. В проеме стояли несколько человек — черные силуэты на фоне струящегося света.

Одна из фигур сделала шаг вперед, человек снял перчатки. На нем были доспехи, усеянные шипами.

— Привет, малыш, — раздался голос Ашнод. — Надеюсь, тебе у нас понравилось. Покои, конечно, не ахти, но ты и их не заслуживаешь.

— Мы называем эти камеры «с-глаз-долой-из-серд-ца-вон», — начала она, пока два стражника вносили в темницу стол. — Судя по всему, сажать людей в такие темницы — древняя фалладжийская традиция, возникшая еще в те времена, когда они брали пленных, а не резали им глотки прямо на поле боя. Согласись, отличное место, в нем исчезают в небытие личные враги. В подземельях Томакула их сотни. Эту нам пришлось подчистить, слишком много было костей. А череп мы оставили, чтобы ты не скучал. Его хозяин умер здесь с голода — стражники просто забыли о его существовании.

Забывчивые стражники меж тем протиснули в дверь тяжелое кресло с подушками. Ашнод нарочито небрежно уселась на одну из них, а стражники пододвинули к ее ногам стол. Ножки стола оканчивались стилизованными когтями, которые словно царапали каменный пол. Ашнод попыталась качнуть стол, тот стоял неподвижно. Рыжеволосая изобретательница удовлетворенно кивнула.

К столешнице были привинчены кандалы — для одной руки. Один из стражников расковал Тавносу правую руку и, угрожая подмастерью кинжалом, заставил просунуть ее в кандалы на столе, ладонью вверх. Затем он захлопнул металлическое кольцо, закрепил его заклепками и остался стоять подле Ашнод. Двое других вышли из камеры и закрыли за собой дверь.

— Среди фалладжи немало желающих снять с тебя голову немедленно, — сказала Ашнод. — К счастью, их меньшинство. Многие хотят, чтобы прежде тебя долго пытали, и их значительно больше.

Тут Ашнод достала из висевшей у нее на плече сумки какое-то круглое устройство — плоскую металлическую тарелку, вокруг которой змеились странным образом закрученные провода. Тарелку она подложила Тавносу под тыльную сторону закованной в кандалы ладони, а стражник поднес к горлу подмастерья кинжал и держал его до тех пор, пока Ашнод не вставила подушечки всех пальцев беспомощной руки иотийца в странные металлические зажимы. В каждом зажиме было что-то вроде иглы, которая прокалывала кожу. На столе появились капельки крови,

Тавнос дождался, пока кинжал стражника окажется в ножнах, и спросил:

— И к какой же партии принадлежишь ты? — Он говорил с трудом — судя по всему, пока он был без сознания, его били по лицу, губы едва двигались.