Когда боги спали - Аллан Коул

Калазарис поднял бокал, провозглашая тост.

— Друзья мои, — сказал он. — Этот вечер является еще одним доказательством — пусть и небольшим — великого предвидения короля Манасии. Предвидения объединенного Эсмира.

Он оглядел собравшихся на банкете под открытым небом. Грубые столы расставили на свежескошенном лугу. На столах грудами громоздилась пища, перемежаясь с кувшинами лучшего киранийского вина. Десятки демонов, сидя за столом, не сводили с Калазариса желтых глаз. Поднятые кубки ожидали конца тоста.

— Даже здесь, в далекой Кирании, — продолжал он, — человек сидит рядом с демонами, вкушая и выпивая. Как равный среди равных. Смертный…

— Ох, да заканчивай ты свой тост, Калазарис, — проворчал сидящий рядом с ним громадный демон. — Меня жажда замучила!

— Да, э, хм, — запнулся Калазарис. — Э… За короля Манасию! Да продлится его правление.

Демоны одобрительно закричали, осушили бокалы и обратили внимание к столам, вновь наполняя бокалы и набивая пасти дымящимся мясом.

Калазарис нервно осушил бокал. Он ощутил, как спрятанный под одеждой каменный идол стал почти горячим. Однажды даже послышалось слабое взволнованное шипение Гундара, обращенное к близнецу: «Заткнись, заткнись». Калазариса предупредили, что при малейшем неверном движении маленький Фаворит будет обжигать его.

Среди столов с низко опущенными головами и высоко поднятыми блюдами пробирались рабы-люди, предлагая демонам все новые угощения. Демоны ели жадно, словно дармовое угощение данного Калазарисом банкета сделало их еще более голодными.

— Не желает ли господин еще вина? — пробормотал чей-то голос у его локтя. Сафар, одетый рабом, держал в руках кувшин. Да и все прислуживающие здесь рабы были переодетыми солдатами, ожидавшими сигнала к нападению.

— Да, с удовольствием, — сказал Калазарис, поднося свой кубок.

Налив вина, Сафар низко поклонился и шагнул назад.

— Чего это ты с ним так вежливо обращаешься? — спросил демон по имени Кван. — Ты что, пьян?

— Да нет, не пьян, — сказал Калазарис.

— Ну ладно, это твое дело, — сказал Кван. — Значит, мало выпил. Вот почему балуешь рабов, которым в ответ всегда надо давать зуботычину за то, что спрашивают. Ведь твой кубок был пуст, и он просто обязан был наполнить его, не спрашивая позволения!

Кван обратился к Сафару:

— Только посмей так обойтись со мной, маленький червь, и я откушу тебе голову.

— Да, о благородный, — сказал Сафар, кивая. — Спасибо, о благородный.

Кван повернулся к Калазарису:

— Видишь? Вот так надо с ними обращаться!

— Я запомню, Кван, — сказал Калазарис. — Хороший совет.

Прекрасная девушка-рабыня — переодетая Лейрия — двинулась вдоль стола, неся поднос с поджаренными кебабами. От них шел такой соблазнительный запах, что Калазарис почти забыл об опасности. Когда девушка подошла ближе, демонстрируя шипящие и брызжущие жиром кебабы, рот его наполнился слюной.

Он протянул руку, но тут перед ним оказался Сафар с кувшином, с поклоном собираясь наполнить его бокал вином.

— Не ешь кебабы, — прошептал он и отошел в сторону.

Калазарис, лишь несколько секунд назад пускавший слюни, обнаружил, что во рту мгновенно пересохло.

Рядом Кван с наслаждением смаковал новое блюдо.

— Восхитительно, Калазарис, — сказал он. — Ты только попробуй!

Он помахал шампуром перед носом Калазариса. Восхитительный запах, усиленный магически, был настолько неодолимым, что Калазарис чуть не забылся, но вовремя отдернул руку.

— Да я бы хотел, — сказал он со скорбным лицом. — Пахнет действительно чудесно. Но в этом месяце мне запрещено есть ягнятину. Религия, сами понимаете.

Все собравшиеся за столом демоны увлеченно поедали кебабы, смакуя, облизывая губы, вытирая подбородки и призывая рабов нести еще.

— С этой религией всегда хлопоты, — не без сочувствия заметил Кван. — Всегда что-то запрещено. Уж столько этих запретов, что порой и не знаешь, что можно.

Сняв мясо с шампура, он отправил куски в пасть. Пожевав, проглотил, с выражением истинного блаженства на морде.

— Знаешь, что бы я сделал прежде всего, если бы был королем? — сказал он.

— Что? — спросил Калазарис.

— Я бы запретил религию. Просто вышвырнул бы ее. И прежде всего занялся бы этими запретами. Все запрещенное я приказал бы сделать наоборот, принудительно разрешенным. И сам бы, как король, принялся тщательно изучать все запрещенное, а теперь обязательно разрешенное.

Он дружески хлопнул Калазариса лапой по спине.

— Держу пари, я стал бы пользоваться популярностью, — сказал он. — Самый популярный король в…

Кван смолк, вытаращил глаза и качнулся вперед.

Калазарис всплеснул руками, а Кван уронил голову на стол.

Вокруг послышались похожие удары голов демонов о столы. И наступила тишина.

Калазарис оглянулся и увидел, как охрана демонов, сообразив, что происходит что-то неладное, бросилась к столам.

Лейрия издала боевой клич и сорвала с себя халат, под которым оказалась кольчуга. Выхватив саблю, она бросилась на охрану. Послышались крики, и в схватку вступили солдаты Сафара.

Это была быстрая и кровавая рубка. Не успел Калазарис понять, что к чему, а в живых остались лишь трое демонов. И Лейрия с полудюжиной солдат устраняла эту помеху с пути.

Сафар столкнул тело Квана со стула и сел на его место. Обтерев его бокал рукавом, он налил вина.

— Я не буду просить тебя сказать тост, — проговорил он, обращаясь к Калазарису. — Твой друг был прав. — Он указал на мертвого демона, распластавшегося на земле. — Ты слишком долго разглагольствуешь.

И Сафар осушил кубок.

23. Прелюдия к битве

Сафар выудил каменного идола из мешочка и погладил его, как ребенок ласкает кошку.

Он склонился ниже и прошептал:

— А теперь веди себя как следует. Мы находимся в компании короля.

Поглаживая идола, он подошел к Ираджу, в глубокой задумчивости взиравшему на картину.

Они находились в пещере Алиссарьяна. Свет факелов отражался в люминесцирующей стене. Ирадж разглядывал Завоевателя, застывшего в героической позе.

— Я по-прежнему ощущаю себя мальчишкой, — пробормотал Ирадж.

Затем он обернулся слегка улыбаясь.

— Раньше, когда я жил здесь, я скрывался от дяди и его приспешников. И были-то они всего лишь жалкими вождями мелких племен. Но тогда мне казалось, что я стою перед самой неразрешимой проблемой в мире.

Он указал на героическую фигуру Алиссарьяна, у которого была золотая борода Ираджа и голубые глаза Сафара.

— Когда я увидел это, то по каким-то непонятным причинам мне показалось, что мечты мои о том, чтобы стать правителем всего Эсмира, не столь уж и несбыточны. — Он пожал плечами. — Я хочу сказать, мне казалось, будто стоит лишь одолеть дядю, и уж с Эсмиром-то я управлюсь. Такое вот ощущение легкости я испытывал. Теперь я смотрю на все по-другому. Теперь я вижу на картине человека, который заслуживает настоящего восхищения. Я сносил еще меньше сапог и провел меньше сражений, чем он. А уже вижу, как трудно удержать даже то, что уже добыл, не говоря уж о том, чтобы завоевать большее.