Когда боги спали - Аллан Коул

— Да остановись ты, глупый человек! — закричала птица Калазарису. — Ты же сделаешь мне больно.

Тут птица превратилась в оскалившегося маленького демона с длинными острыми зубами. Он прыгнул на лицо Калазарису и впился когтями в его щеки. А затем укусил за нос.

Калазарис оцепенел. Он чувствовал боль, ощущал, как эта тварь вцепилась ему в лицо, как кровь течет ему прямо в рот, но не мог шевельнуться.

Послышались шаги, и из-за дерева вышла какая-то фигура.

И Калазарис, человек, не признававший ни удивления, ни тем более страха, познал оба эти чувства.

— Отпустил бы ты его, — сказал Сафар. — А то все платье в крови перепачкаешь. А ты ведь терпеть этого не можешь.

Гундара отцепился от Калазариса и соскочил на землю. Маленький Фаворит оглядел свой запятнанный кровью костюм.

— Ну вот посмотри, что ты наделал, — укоризненно сказал он Калазарису — Если бы ты не дергался, как тебе советовали, то ощутил бы просто щипок. А уж крови наверняка бы не было.

Калазарис, застывший от ужаса и под влиянием заклинания, мог издать лишь странный звук. Он увидел, как Сафар достал из кармана каменного идола в образе черепахи.

— Ты бы сначала почистился, — сказал Сафар Гундара. — А потом уж получишь угощение.

— Какой добрый господин, — сказал Гундара. — Какой славный хозяин. — Он вскочил на идола, сжавшись до нужных размеров. — Но я надеюсь, ты не забудешь? — сказал он Сафару — Я имею в виду, про угощение?

— Не забуду, — заверил его Сафар.

— Обещаешь?

Сафар вздохнул.

— Обещаю, — сказал он, теряя терпение.

Гундара восхищенно взвизгнул, затем воскликнул:

— Гундари, берегись! Я иду!

И исчез в камне.

Сафар спрятал идола, подошел к Калазарису и осмотрел того с головы до ног. Главный шпион ощутил еще одно потрясение, разглядев, насколько же глаза у Сафара голубые, как это небо, голубые, как озеро, которым он наслаждался несколько минут назад.

— Ты, наверное, удивляешься, почему еще жив? — спросил Сафар пугающе спокойно.

Калазарис еще не дошел до этой мысли, но, едва Сафар упомянул об этом, шпион аж подпрыгнул. Страх побежал по рукам и ногам.

— Хорошо, — сказал Сафар. — Вижу все по твоим глазам. Ну а коли ты такой умный, то должен знать ответ. Правильно?

Калазарис вновь издал давящийся звук.

Сафар посмотрел на него с отвращением. Затем щелкнул пальцами, и Калазарис обрел способность говорить, хотя и остался недвижимым как статуя.

— Слава богам, что ты появился, Сафар! — выпалил Калазарис. — Как раз вовремя, чтобы…

Сафар вновь щелкнул пальцами, обрекая его на немоту.

— Всю свою ложь можешь оставить при себе, — сказал Сафар. — Я уже поговорил с отцом. И знаю, что тут происходит. Знаю, что ответственность за все несешь ты.

Он приблизил свое лицо к лицу Калазариса.

— Надеюсь, я ясно тебе объяснил?

Калазарис подавился застрявшим в горле ответом. Последовал очередной щелчок пальцев, и ответ вылетел:

— Да! Очень ясно!

— Я решу, как поступить с твоей жизнью после того, как ты нам поможешь одолеть демонов, — сказал Сафар. — И что с тобой станет, целиком зависит от тебя.

Некая часть самообладания Калазариса вернулась к нему, а вместе с этим и мужество.

Тем не менее для начала он все же запнулся:

— Я могу сделать больше, чем просто избавить Киранию от демонов, прислу…

Сафар удивился.

— Ты ведь чуть не назвал меня прислужником, не так ли? — сказал он. — Странно, не правда ли, как меняется ситуация? Великий стал малым. — Он обвел рукой Калазариса. — Малый стал великим. — Он постучал себя по груди.

Но Калазарис уже оправился после ошибки. Он улыбнулся тонкой улыбкой.

— Да, действительно странно, лорд Тимур. Но вы же видите, как легко я справляюсь с изменениями. И ваш новый титул гладко скатывается с моих губ, сэр. Должен сказать, он вам очень идет.

Сафар хмыкнул:

— Да, Калазарис, ты не пропадешь. Вынужден признать.

Главный шпион тут же рванулся расширять эту лазейку.

— Зачем же мне пропадать, лорд Тимур, если я могу представить огромную ценность для вашего короля. Я прекрасно знаю двор демонов. Я знаю короля Манасию, принца Луку и их великого визиря, лорда Фари. Я знаю их слабости, имя которым легион, и прочие важные вещи. Король Протарус может очень рассердиться на вас, если со мной что-нибудь случится, и он лишится такой прекрасной возможности.

— О да, Протарус наверняка захотел бы все это узнать, — сказал Сафар. — Желательно из живых твоих губ, а не из сухого пересказа той информации, которую я пытками вышиб бы из тебя. Но пойми одну вещь, Калазарис: король и я — друзья. Близкие друзья. И если я убью тебя, то просто приду к нему и признаю свою ошибку. Извинюсь и скажу: «Ну я не смог сдержаться, Ирадж!»

Он помолчал, замораживая Калазариса своей ухмылкой.

— Видишь ли, наедине с ним я зову его Ирадж. А он зовет меня Сафар. Словно мы опять мальчишками играем вместе. И вот я скажу: «Ирадж, меня охватила внезапная ненависть к нему. Я возжаждал его крови за те преступления, что совершил он против меня и моей семьи». Затем я виновато повесил бы голову, а вслух вопросил бы: неужели вина моя столь глубока, что из-за нее мы проиграем войну? И знаешь, что он скажет? Он скажет, — Сафар заговорил басом, подражая Протарусу: — «Ну что поделаешь, Сафар. На твоем месте я поступил бы точно так же. Когда кровь взывает, надо отвечать. Ничего, друг мой. Давай-ка пошлем за женщинами и хорошей выпивкой. Поскорбим над твоими ошибками, как положено мужчинам. А потом будем пить и веселиться до рассвета!»

В желудке Калазариса все обожгло, словно он наглотался раскаленной лавы.

Сафар расхохотался, глядя на него.

— Видишь, каково? — сказал он Калазарису — Теперь ты понял свое место?

— Да, лорд Тимур, — ответил Калазарис, с трудом подавляя дрожь в голосе. — Я все прекрасно понимаю.

Он услыхал шелест листьев и увидел, как позади Сафара появились несколько солдат. На них были мундиры армии Протаруса.

И тут он отметил необычайную красоту идущего впереди солдата. Он был просто прекрасен! Это была женщина.

Она подошла к Сафару.

— Представление было впечатляющим, лорд Тимур, — сказала она.

Но по тону ее голоса можно было судить, что в интимной обстановке она обращается к Сафару по имени или зовет его ласкательным прозвищем.

Она с таким восхищением поглядела на Сафара, что Калазарис, несмотря на все свое потрясение, тут же нашел пищу для своего коварства.

«Восторженные женщины, — подумал он, — могут быть очень опасными. Как для врагов, так и для мужчины, которым восхищаются».

Калазарис поднял бокал, провозглашая тост.