Соль земли - Георгий Марков

– Непременно попробую! – увлечённо произнёс Хомутников.

– Спробуй, – поддержал его Лисицын. – Набрать жимолость и тут можно, и возле моего стана болотце есть. Вот так-то, почтенные товарищи-граждане городские начальники.

– А грибы здесь бывают? – спросила Соловушкина.

– Отчего им не быть? По берегам Таёжной любой гриб найдёшь: груздь, маслёнку, подосиновик, волнушку, рыжик. По-хорошему, райпотребсоюзу всё это собрать бы надо, засолить, замариновать. Сколько пищи народу вдобавок можно предоставить! А у нас так: приезжаю я как-то в Притаёжное, там у меня свояк в райпромкомбинате работает. Вижу, он на зады усадьбы навоз возит. Спрашиваю: «Не огурцы ли задумали выращивать?» – «Хватай, говорит, выше: шампиньоны будут тут произрастать. Райисполком директиву дал – для райстоловой». Я чуть со смеху не помер. «Вот, говорю, и всё у вас с райисполкомом так. Мать-природа чего только не рождает! Знай собирай, обрабатывай на удовольствие людям, а вы на то ноль внимания, зато на чепуху всякую народную деньгу заколачиваете. Неужели, говорю, у вас другой нужды нет?» Ну, свояк мой, конечно, человек маленький, развёл руками, говорит: «Да я им об этом самом же все уши прожужжал, да только проку никакого нету. Собираюсь, говорит, ещё на партийном собрании критику на них навести».

– Крайне неостроумно выращивать в Притаёжном шампиньоны, – засмеялся Хомутников. – Этот гриб – деликатес, он больше подошёл бы для Высокоярска, где ресторанов много.

– Что в Высокоярске! Я там тоже всякого насмотрелся, – подхватил Лисицын. – Приезжаю как-то зимой, областной слёт бригадиров проводили. Посидел на заседании денёк, томленье меня взяло, дремота, как жернов, давит. Говорят больше про лён. Наш Дегов там тоже поучал… Встал я, вышел из зала помаленьку, оделся, затопал на воздух. «Дай, думаю, похожу по магазинам, посмотрю, чем наши советские торгаши народ радуют. Захожу на главной улице в самый большой магазин под названием «Гастроном». Товаров подходяще, цены, правда, за карман хватают без жалости. Ну что же, дело ясное, после такой войны разве можно ждать сразу полегчания? Стою рассматриваю товары. И вот вижу стеклянную банку с маринованной капустой. Пригляделся я к ней, читаю наклейку: «Херсонская белокочанная». Ого, думаю, откуда её, бедную, приволокли! Иду дальше. Опять стеклянные банки. Эти с огурцами. Читаю наклейку: «Полтавские». И злость и оторопь меня взяла. Что они, думаю начальники – дураки или умные? Неужели в Сибири капусту и огурцы нельзя вырастить, везут их из таких далёких краёв?

Продавец подходит ко мне, спрашивает: «Ты что, старик, молча стоишь, о чём затосковал?» Я говорю ему: «А что, заведующий ваш хорошо по ночам спит?» – «Жалоб, отвечает, от него не слышал». «Так-так, говорю, а тот начальник, который над ним власть имеет, тоже хорошо спит?» – «Этого, говорит, точно не могу сказать, редко с ним вижусь, но, по всей видимости, сон у него хороший, так как вид он имеет всегда свежий, даже румянец на щеках играет». – «Совести, говорю, у них нету! Казённые они люди! Если б совесть у них была, мучились бы они без сна, переживали бы за свою безобразную работу!» Продавец в лице переменился, видатъ, стало обидно ему за своё начальство. «А чем вы недовольны, гражданин, что вам ещё нужно? Товаров у вас согласно ассортиментному списку имеется на все сто процентов». А я ему в ответ: «Нет, товарищ хороший, на список вы не ссылайтесь, лучше посмотрите на наклейки. Почему у вас капуста и огурцы с Украины? А варенье у вас вон из Киргизии! А маринованные грибы из Подмосковья?» – «А вы, говорит, гражданин, забыли, где вы живёте? Вы живёте в Сибири!» Ну, тут меня затрясло! Закричал я на весь магазин: «Да будет вам на Сибирь-то поклёп возводить! Привыкли всё готовенькое получать. Вы лучше под ноги посмотрите, по золоту ходите!» Продавец развёл руками, говорит: «А что вы на меня кричите? Моё дело продать. Идите в облисполком и там доказывайте».

А тут уже и народец подсобрался, кое-кто ещё в наш разговор встрял. Одна старушка поддакивает мне, кричит: «Куда подевали кедровое масло? В магазинах у купца Голованова, бывало, его хоть вёдрами черпай. И халва кедровая, и конфеты, и сбой, и печенье из ореха – всё было».

Продавец видит, что разговор крутой пошёл, шмыгнул в дверь, в складское помещение, ведёт этакую толстую тётку: вот вам помощник заведующего! Та послушала, послушала и говорит таким ласковым голоском: «Что же, товарищи, работа торговой сети у нас не без изъянов. На той неделе мы проводим конференцию покупателей. Милости просим, приходите, охотно выслушаем ваши замечания.

Ну, я вижу, делать мне больше тут нечего, говорю ей: «Спасибо за приглашение. Привет и лучшие пожелания заведующему, а что касается замечаний, то вам их передаст товарищ продавец».

Вот как бывает в вашем Высокоярске, дорогие начальники, лесных дел устроители!..

Рассказ Лисицына развеселил всех, Соловушкина долго рассыпала звонкий смешок, всплескивая маленькими ручками, Хомутников гудел, как шмель, откашливался, гладил бобрик седых волос. Рабочие посматривали на Лисицына с восхищением. Бойкий на язык, подвижный, как юноша, охотник нравился им всё больше и больше.

4

Спать улеглись вокруг костра.

Лисицын и тут не изменил своей привычке: сбросил сапоги, лёг с голыми ногами, вытянутыми к самому огню.

Ночь была прохладная, чуть потягивало ветерком. Свежинка прижала комаров и мошку в траву. Дышалось легко.

Сражённые усталостью, все уснули в момент. Спали хорошо, крепко – так не спят на перинах. Костёр горел ровно и источал тепло, как добрая печь.

Когда чуть забрезжило, послышался шутливый голос Лисицына:

– Товарищи начальники, отчизна призывает нас пробудиться. Пойдёмте скорее на омута – иначе не увидим ответственной картины в жизни природы.

Просыпались неохотно. Хомутников долго перекладывал свою раненую ногу с места на место. Соловушкина судорожно вздрагивала, позёвывала.

Лисицын подал ей чайник с родниковой водой.

– Ополоснись, товарищ инженер. Холодная водичка сразу приведёт тебя в чувствие.

Соловушкина умылась, подала чайник Хомутникову. Тот уже встал, опираясь на клюшку, растирал ногу, кряхтел.

– Завтракать будем, товарищи начальники, впоследствии. Теперь же прошу не терять дорогих минут. Прозеваем – придётся ждать до завтрашнего утра.

И вот цепочка людей в сумраке рассвета двинулась по лесу. Изредка слышался предупреждающий голос Лисицына:

– Под ноги глядите, яма!

– Глаза береги!

– Колода!

Через полчаса Лисицын остановился, вполголоса сказал:

– Теперь, граждане-товарищи, чуть пройдём и замрём, будто нету нас в живых. До омутов рукой подать.

Лисицын сделал двадцать – тридцать шагов, остановился, сдвинул шапку-ушанку на самое ухо и, вскинув руку, замер в настороженной позе. Лесоустроители тоже остановились, прислушались.

Утреннее спокойствие тайги огласилось странными скрежещущими звуками. Они всё нарастали и нарастали. Казалось, что кто-то очень сильный с треском раздирает воздух.

– Это что же такое, товарищ Лисицын? – удивлённо округлив глаза, прошептала Соловушкина.

– Щедрость нашей природы, – шевельнув пальцами приподнятой руки, тихо и загадочно ответил Лисицын.

Он согнулся и пошёл дальше, осторожно раздвигая ветки черёмуховых кустов и то и дело останавливаясь. Наконец он развёл руками чащобу и, шевельнув губами, едва слышно сказал:

– Смотрите…

Лесоустроители сгрудились возле охотника. Перед ними лежала изогнутая полуподковой долина, поблёскивавшая круглыми зеркалами воды в окаймлении ярко-зелёных зарослей хвоща, камышника и осоки. Зеркала были сейчас заполнены копошащимися серыми пятнами. От них, от этих серых пятен самой разнообразной формы, и взлетал над тайгой этот монотонный скрежет. Лесоустроители стояли в молчании, удивлённые таким бессчётным числом уток.

– Вот как солнце взойдёт, начнёт эта утва расползаться по траве. А ещё через недельку-другую выводки потянутся отсюда на новые места, поближе к полям, где хлеба созревают.

Лисицын сказал это громко, без опаски. Потом он деланно закашлял, громко захлопал в ладоши. Утреннее чуткое эхо отозвалось сразу со всех сторон. И тотчас же серые пятна на ближайшем омуте пришли в сильное движение. Послышался шум, посвистывание крыльев, и в небо взмыла живая туча.

Через минуту, встревоженные беспокойством соседних стай, всколыхнулись утки на дальних омутах. Небо, освещённое первыми лучами восходящего солнца, запестрело от клубящихся и вскинувшихся ввысь утиных потоков.

– Вот это чудеса! Шестьдесят лет прожил, сколько земли перемерил, а такого чуда не видел! – возбуждённо говорил Хомутников, всматриваясь в голубеющие просторы небес.

– А что, товарищ Лисицын, не пробовали вы этому поголовью счёт произвести? – спросила Соловушкина, всё ещё не отрывавшая своего взора от неба.