Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна - Антонина Коптяева

— Продолжайте! — кивнул ему Андрей, и агент снова стал обстоятельно перечислять то, что выдавалось со склада для разведочной партии.

Подосенов, не перебивая, слушал, но думал о том, как непохож этот мягонький человечек на старателей, разведчиков и шахтеров и о том, как скучно жить такому слабому и некрасивому, неведомо какими путями попавшему в тайгу.

Оборудование для новых разведок отправили на речную базу только вечером. Понаблюдав за рабочими и конюхами, которые завьючивали лошадей у склада, Андрей неторопливо пошел домой.

— Ты уезжаешь? — спросила Маринка. Она обняла его колени, печально моргая, посмотрела на него снизу. — Мама не дает мне укладывать… твои вещи. Я хотела помогать, да просыпала бритвенные порошки. Такие мыльные порошки… И она сказала: «Ты все мешаешься, ты все путаешь». Почему ты молчишь, папа? Попроси ее хорошенечко. Я так люблю помогать…

— Мы вместе займемся сборами в дорогу, — сказал Андрей растроганно.

Он взял дочь на руки, посмотрел в ее серые глаза, опушенные темными ресницами. Это были его глаза, но еще по-детски округленные и очень яркие.

— Мы будем вместе, — бормотал Андрей, идя с нею по комнатам. — Где она, эта наша сердитая мама? Почему она мешает нам просыпать мыльные порошки?

Анна стояла на коленях перед открытым чемоданом, из которого перекладывала в другой, поменьше, отутюженное белоснежное белье.

— Вон там… — Маринка показала на край ковра. — Там я зацепилась и уронила мыльную перечницу. Я хотела скорее!

— Нет, ты зацепилась потому, что никогда не смотришь под ноги, — сердито возразила Анна.

— Ты собираешь меня, точно на курорт, — сказал Андрей, неприятно задетый раздражением жены, понимая, что раздражена она потому, что ей опять приходится заниматься домашними мелочами. — Зачем такое белье? Положи лучше трикотажное. — И, болезненно нахмурясь, подумал: «Ох, скорее бы уехать, что ли!»

— Сейчас жарко! — ответила Анна. — Ты сам будешь доволен. Трикотажного я тоже положила две пары.

— Сколько же всего?

— Пять пар.

— Так много! Я ведь еду только на месяц.

— На целый месяц! — вырвалось у Анны, и лицо ее выразило нежность и грусть.

Андрей присел рядом.

— Лучше бы ты распорядилась насчет ужина, а мы с Маринкой здесь живо все устроим.

— Правда, мы устроим, — обрадовалась девочка.

— Уж вы устроите! — с сомнением сказала Анна.

Но они действительно собрали и уложили все очень быстро. После этого Андрей принялся набивать патроны для охотничьего ружья — очень интересное занятие, в котором можно принять самое деятельное участие.

— Пыш-ш… — шептала Маринка, вынимая гибкими пальчиками очередную «штучку». — Он тоже вылетает из ружья?

— Вылетает, — рассеянно повторил Андрей. — О чем ты, Марина?

— Пыж… Вот он, лохматенький. — И, не дожидаясь ответа, спросила еще: — А когда гремит, тогда сам патрон вылетает?

— Да.

— Или, может, одни дробины? — допытывалась она, уже не доверяя рассеянным ответам отца. — Может, одни дробины без патрона?

— Да, — кивнул Андрей, быстро крутя машинку.

— Какой ты, папа! — девочка отодвинулась обиженная. Она еще понаблюдала, как ловко завертывала машинка внутрь мягкие края патронов, и вдруг насторожилась: — Кто-то пришел, я посмотрю…

Подосенов зарядил последние гильзы и начал складывать их в специально приспособленный ящичек.

— Восемь… двенадцать… — считал он тяжелые пары, — двадцать три.

— Там Валентина пришла… Ивановна! — сообщила Маринка, влетая в комнату.

Саенко сидела возле Анны, торопливо починявшей прорванный рюкзак.

— Вы никогда не бездельничаете, каждую минуту заняты, — говорила она почти с завистью.

Рука Анны нетерпеливо дернула и порвала снова заузлившуюся нитку.

— Всегда так, если торопишься! — с досадой прошептала она. — Какие-то узлы противные! — Она искоса взглянула на Валентину и, ожесточаясь, промолвила: — Эти мелочные занятия страшно связывают женщин: столько времени тратишь, и мозги засоряются чепухой! Иногда я просто задыхаюсь, — продолжала она, опять бросив на Саенко недобрый взгляд. — Хочется стряхнуть все и идти, дыша полной грудью. — С минуту Анна шила молча, прислушиваясь к тихо звучавшим голосам мужа и дочери; лицо ее постепенно прояснилось. — Нужна большая любовь, чтобы охотно заниматься мелочами быта, — добавила она и покраснела, вспомнив, что точно такие же слова сказала вчера Андрею, когда ей пришлось отложить свои дела, чтобы помочь ему отыскать запонки.

После долгих поисков она нашла их в игрушках Маринки, сунула коробочку мужу и, кипя досадой, ушла к себе. Сейчас ей ясно представилось его неподвижное лицо и отчужденный взгляд.

«Он обиделся на мою резкость, — сказала она себе, сожалея, что так получилось. Потом она была занята до поздней ночи, а утром просто забыла о маленьком домашнем конфликте. — Да и Андрей, наверное, забыл, — подумала она, представив объем своей и его работы и незначительность этого „конфликта“. — Не объясняться же из-за каждого слова».

— Если хотите, поедемте под выходной день с нами… со мной и Маринкой… в дом отдыха, — сказала она Валентине. — Тогда вы увидите, каким лодырем я могу быть.

— А вот я и папа! — объявила Маринка. — Мы набивали в патроны, а потом умывались.

— Ты не даешь отцу отдохнуть!

— Он не отдыхал! Когда он отдыхает, я хожу на самых цыпочках…

Андрею стало опять неловко оттого, что он не знал, здороваться ли ему еще раз с Валентиной. После заметного колебания он подошел к ней.

«Она теперь даже кокетничать не может, — заметила про себя Анна, собирая в кучу приготовленные вещи. — Она смотрит на него испуганно и преданно, словно девочка. Господи, неужели опять она будет сидеть весь вечер!»

Но Валентина не засиделась на этот раз и даже не осталась ужинать: ей слишком трудно было владеть собою.

— Я вашей собачке косточки приготовила, — умильно сказала ей Клавдия, когда она собиралась уходить.

Саенко взяла у нее из рук тяжелую мисочку, потом обернулась к Андрею, и снова, как утром в конторе, молча посмотрела на него.

Клавдия на кухне вытирала о фартук чистые, сухие ладони. Умильное выражение на ее лице сменилось озлоблением: она, старая девушка, сгорала от неосознанной зависти к Валентине.

— Бессовестная! — прошипела она и по-ребячьи показала острый язык. — Вот тебе! Вот… — И энергично потрясла сухонькими кулаками-кукишками.

Маринка и Тайон сидели рядом. Тайон позевывал. Ему, видимо, совсем не нравилась затея с поездкой в лодке; куда лучше было лежать в тени возле кухни, в обществе Рекса и Дамки. Собаки эти, жившие при доме отдыха, отличались миролюбием, и Тайон сразу заважничал, оттесняя от общей миски рослого, но глуповатого Рекса. Несмотря на его нахальство, они очень дружно облаивали втроем ночью лесные шорохи.

— Посмотри, Тайончик, какие маленькие человечки лежат на берегу. Сколько лодок! Там Юркин папа. Он, знаешь, работает под землей. Теперь он отдохнул и стал совсем черный, прямо как из хаты дедушки Тома.

— Марина, сиди смирно!

— Я совсем смирно. Мы разговариваем. Ты видела, как Юркин папа поднял меня сегодня одной рукой? Он очень сильный!

— Для того чтобы поднять тебя, много силы не требуется!

— Нет, требуется. Он сказал: «Ух, какая ты крепенькая!» — И Маринка самодовольно улыбнулась. — Там еще один есть… Ох, как он прыгает!

— Не подскакивай на скамейке, ты свалишься в воду.

— Не свалюсь! Ты видела его, когда играли в волейбол? Он умеет гасить мяч. Помнишь — все закричали? Это он чуть-чуть не оборвал сетку — совсем навесился на нее. У него все время глаз подмигивает оттого, что испугался медведя.

— А ты уже успела спросить?

Валентина сидела на корме, молча рулила, глядя на Анну, которая босиком, в просто сшитом полотняном платье, с волосами, заплетенными в косу, гребла, напрягая при каждом ударе веслами красиво округленные мускулы рук.

«Какая она юная сейчас! — думала Валентина, прислушиваясь к сипению воды, рассекаемой лодкой. — Сейчас я чуточку повернула влево — и мы поехали к протоку, теперь вправо… и мы подвигаемся к острову. Что, если налетим на эту скалу? Лодка опрокинется, и все мы утонем». — Валентина представила себе горе Андрея, но взглянула на гордую голову Анны, на ее сильные руки и точно наяву увидела, как эти руки сразу выхватили бы ребенка из холодной текучей глубины, как яростно боролись бы они за его жизнь!

«А если бы случайно спаслись только я и Маринка, — подумала Валентина и испугалась. — Вот так, наверное, убивают и грабят! Да, да… Сначала просто мерещится „это“, а потом…»

— Правьте к острову! — сказала Анна, поднимая весла и осматриваясь. — Вон к тому мысику. Вам нравится там?