Северный шторм - Роман Глушков

Процессия ступила на сходни, спущенные с борта «Хрингхорни». Сохраняя скорбное молчание, дружинники расформировали живой коридор и подтянулись к причалу, окружив его плотной толпой. Для Охотников подобное отсутствие строевой дисциплины выглядело непривычно, но они были в курсе, что в скандинавских дружинах строевая подготовка не проводится. Норманны не тратили времени на топтание по плацу, считая такую муштру совершенно бессмысленной, как парады и прочие показные мероприятия. Все военные традиции видаристов были скупы и необременительны. Даже их устав никогда не был напечатан на бумаге, поскольку являлся предельно лаконичным. Любой дренг, перед тем как вступить в дружину, уже знал свои права и обязанности назубок. Как и то, что его ждет в случае нарушения клятвы норманнского боевого братства.

Дренги внесли щит с телом Лотара на ладью и установили его на заранее подготовленный деревянный помост на носу «Хрингхорни». Под помостом были аккуратно уложены деревянные поленья и сухой хворост. Возле мачты стояли две канистры с бензином. Проводить обряд кремации, а также самосожжения ледсагар собирался уже в море, куда ладья должна была добраться как раз к закату.

Исполнив свои обязанности, дренги покинули корабль и встали неподалеку от сходен. На ладье остались только Торвальд, Горм, Маргад и Сэминг. Ледсагар воткнул факел в специальную подставку, после чего смиренно встал у изголовья ложа покойного.

Первым к Сэмингу приблизился Вороний Коготь. Положив руку на плечо старика-провожатого, конунг негромко произнес короткое напутствие, после чего отступил на шаг и поклонился ледсагару в пояс – честь, которой простые смертные никогда не удостаиваются. Сразу же вслед за Торвальдом в поклоне склонились Фенрир, ярл и все до единого стоявшие на берегу дружинники.

Охотники, естественно, кланяться не стали, но торжественностью момента прониклись: замерли без движения и опустили взгляды, будто присутствовали на похоронах кого-то из собратьев по оружию. Какие бы чувства ни испытывали Ларсен и прочие члены его делегации к норманнам, законы служебной этики обязывали Охотников уважать традиции врага во время перемирия.

Поклонившись Сэмингу, Торвальд напоследок крепко обнял его, после чего развернулся и, не оборачиваясь, сошел на берег. Горм и Маргад попрощались с ледсагаром таким же братским способом и спустились по сходням за конунгом. Дренги незамедлительно убрали трап и отшвартовали «Хрингхорни». Пока они занимались этим, Сэминг проследовал на корму, запустил двигатель и встал у штурвала, приготовившись к своей священной вахте. Ледсагар уже не смотрел на столпившихся у причала братьев – взгляд старика был устремлен только вперед…

– Прощай, Лотар! Прощай, Сэминг! Свидимся в Валгалле! – громко произнес Вороний Коготь, нарушая гробовую тишину, после чего вытащил револьвер из кобуры и отсалютовал, несколько раз выстрелив в воздух.

– Прощай, Лотар!.. – Форинг, ярл и остальные дружинники последовали примеру Торвальда, огласив берег нестройными выкриками. – Прощай, Сэминг!.. Свидимся в Валгалле!.. Свидимся!.. В Валгалле!..

Ледсагар остался невозмутимым и при звуках грянувшего прощального салюта. Сэминг не одарил дружинников напоследок даже мимолетным взглядом, отвел ладью от причала и направил ее на середину реки. «Хрингхорни» лег на курс и уверенно поплыл к Божественной Цитадели, как и положено траурной ладье, – неторопливо, чуть быстрее скорости течения.

Вороний Коготь дождался, пока корабль с телом сына не скроется за поворотом, после чего развернулся и в молчании побрел к стоявшей в отдалении технике. Грингсон не забывал о заключенном с Пророком договоре. «Хрингхорни» отправился в скорбный путь вниз по течению, а Торвальд уводил остатки своего войска в противоположном направлении. Уход дроттина с берега послужил командой и для остальных норманнов: датчане двинули следом за конунгом; ярл Маргад и его дружинники отделились от них и зашагали к своей бронетехнике.

Ватиканцы пронаблюдали, как норманны рассаживаются по машинам, а затем вернулись к своим «Хантерам» и, дабы обогнать плывущую к городу ладью, рванули короткой дорогой к речным воротам. Ларсен поминутно оглядывался, следя за облаками пыли, что оседали за транспортом отступающего врага, и все не мог поверить, что свирепые северяне действительно отходят от стен его города.

Но успокаиваться Густаву и полковнику Скабиа было еще рано. Пока эта проклятая ладья не сгорит в прибрежных водах и пока разведка не доложит, что дружины Грингсона двинулись по Рейну на север, не было уверенности, что Вороний Коготь не нарушит данное Пророку обещание. Торвальд мог и передумать, вернуться и возобновить осаду, а мог отправиться к Роттердаму другим маршрутом и разорить по пути еще несколько городов. Кто знает, что взбредет завтра в голову непредсказуемому носителю Северной Короны и не сменится ли этот зыбкий мир новой войной. Пожалуй, такой поворот событий будет куда менее удивителен, чем состоявшиеся мирные переговоры.

Ледсагар правил кораблем уверенно и провел его через речные ворота без каких-либо затруднений. Обычный торговый барк, превращенный стараниями умельцев в точную копию старинной ладьи, пересек оборонительный периметр Цитадели, когда последняя норманнская дружина уже скрылась с глаз. Судя по радиосообщениям ватиканских наблюдателей, она присоединилась к основному войску, готовому выдвинуться в дальнейший путь на север.

Ларсен получил эти сведения, наблюдая, как «Хрингхорни» приближается к мосту Апостола Хоакима, что выходил прямиком к Солнечным воротам – месту, через которое норманны планировали проникнуть в Ватикан после неудачного штурма Главных ворот. Мост по-прежнему оставался заминированным, как и близлежащий к нему квартал на левобережье. Стратегически важный район столицы был оцеплен, а его жители эвакуированы.

Именно поэтому у моста Апостола Хоакима не наблюдалось зевак. В отличие от соседних районов, где любопытные горожане выходили на набережную и забирались на крыши домов, чтобы поглазеть на диковинную ладью, которая словно заблудилась во времени и пространстве. Ватикан будоражили различные слухи, вплоть до самых невероятных, наподобие тех, в которых утверждалось, что на лодке в Цитадель приплывет сам конунг – якобы для того, чтобы покаяться в содеянном и попросить у Пророка прощения. Многие легковерные граждане спешили удостовериться в этом собственными глазами.

Защитники Веры и пришедшие им на подмогу Охотники выставили оцепление вдоль берега Тибра по всей столице, но сдержать любопытных горожан было не так-то легко. Кувалда двигался по набережной на «Хантере», сопровождая плывущую по городу ладью, и едва не сорвал голос, покрикивая из машины на бойцов оцепления, чтобы те энергичнее отгоняли толпу от берега. Покрикивал, хотя и понимал, что выполнить его распоряжение практически невозможно. Зеваки напирали и неохотно расступались даже перед охотничьим «Хантером» – настолько трудно им было устоять перед искушением стать свидетелями уникального исторического события.