Железное сердце - Патриция Поттер

— Господь совершил чудо, оставив тебя в живых с такими ранениями.

— Вы не первый, кто так думает, док. Спасибо. — Он дал ему пятидолларовую купюру и закрыл за ним дверь. Они находились в комнате Лори, Морган занял комнату рядом. Он привел доктора прямо к Лори и остался сам, чтобы тот обработал заодно его раны.

Пора было уходить, и он знал это. Лори была признательна ему, но он не нуждался в благодарности. Она была беззащитна. Черт побери, он тоже. Впервые, насколько он себя помнил, он был беззащитен перед женщиной, перед другим человеком. Проклятье, он просто не мог повернуть ручку двери. Огромные золотистые глаза девушки задавали ему множество вопросов, но он не знал, как на них ответить. Вначале необходимо уладить дела с Ником.

«Иди!» — кричал ему рассудок, но тело не повиновалось приказу. Его тело и сердце повиновались другому, более стихийному порыву.

— Не уходи, — сказала Лори. — Ты очень нужен мне… этой ночью. — Он заметил ее дрожь и подумал, что ей пришлось перенести за последние часы. Бог знает что говорил и делал Уайта, и вдобавок она так долго волновалась за него и Ника.

— Просто обними меня, — попросила она. — Обними и постой со мной.

Он положил руки ей на плечи и ощутил ее дрожь.

— У тебя был чертовски трудный день, да? — Она провела рукой по его груди — по новому шраму, по бинтам и старым ранам. — Похоже, у тебя было много таких дней. Ты не очень-то заботишься о себе.

— Верно, — согласился он, наслаждаясь прикосновением ее руки, словно впитывающей в себя его застарелую боль. Но его охватила новая, пронзительная боль, не имеющая ничего общего с ранами тела, — он хотел ее несмотря ни на какие раны. Ночью он снова был на волосок от смерти и теперь хотел того, чего ему больше всего не хватало в жизни. Он жаждал касаться и получать прикосновения в ответ, хотел, чтобы кому-то было небезразлично, жив он или мертв.

Господи, как это желание успело стать таким сильным и убедительным, что он готов забыть все на свете? А сколько лет он прятал свою душу в каменных тайниках, не позволяя ей понять значение этого желания. Теперь стены рухнули, и он чувствовал себя обнаженным и беззащитным. И целиком во власти своего желания, настолько зависимым от него, что это чертовски пугало его.

Его просто трясло от силы страсти, грозящей унести Лори и взять ее жизнь и любовь, которые она предлагала. Но этого не позволит ему врожденная честность: она должна узнать о его опасениях. Но когда она подняла на него свои колдовские золотистые глаза, он почувствовал себя великаном и трижды героем, и слова застряли у него в горле.

— Благодарю тебя, — шепнула она.

Его воспарившая душа рухнула наземь, как подбитая птица. Он не нуждался в проклятой благодарности.

Он принудил себя отстраниться, выдавил из себя суровые слова и посмотрел в окно, за которым виднелись первые проблески рассвета.

— Я не сделал ничего такого, чего бы ни сделал для любого порученного мне пленника. Никто не отнимет у меня арестанта. Никто! — подчеркнуто внушительно произнес он.

Услыхав тихий вздох, он непроизвольно устремил на нее взор. Ее лицо было серьезным, глаза задумчивыми.

— Кажется, я благодарила тебя за то, что ты такой, какой есть, — медленно проговорила Лори. — И ни за что иное. Я знаю, что ты сделал бы то же самое для любого другого. Быть может, поэтому я и люблю тебя.

Любовь. Это слово прокралось в его сознание, оно было теплым и настойчивым. Но в то же время чуждым. Новым. Его было трудно — нет, невозможно — принять, поверить ему. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но она положила пальцы на его губы и заставила молчать.

— Я никогда не встречала такого, как ты, — сказала она. — Эта гранитная одержимость, не уступающая ни дюйма никому и никогда. Я так долго не верила, что ты действительно такой.

Моргану хотелось возразить — просто он упрям, прямодушен и чист, вот и все. Но ее губы остановили его. Они убеждали и принуждали его поверить в невозможное. Он знал, что его нельзя полюбить. Никто еще не любил его. Кажется, она разглядела недоверие и сомнение в его глазах.

— Ты просил меня поверить тебе, но я была… глупа и не поверила, — медленно промолвила она. — Теперь я прошу тебя довериться мне, Морган. Я знаю, что не имею на это прав… после всего случившегося…… — Она смолкла, и Морган расслышал в ее голосе вину и сожаление.

— Не надо, — сказал он. — У тебя не было оснований…

— У меня есть мое сердце. Только я не послушала его.

— Я никогда не верил мыслям, идущим из сердца, — мягко сказал он.

Она покачала головой:

— Это не правда. Однажды ты рассказал мне… — Она вспомнила его историю о пленнике, которого он отпустил позаботиться о жене и который едва не убил его.

— Тогда я извлек урок.

— А теперь?

— Не знаю, — сказал он, чувствуя, что на самом деле знает. Он думал сердцем последние несколько дней — поэтому и навлек на всех смертельную опасность.

«Твой отец умер из-за женщины. Рейнджер не должен влюбляться,» — преследовали его слова Кэллума. Морган был рейнджером, и никем иным. Он никогда еще не подвергал это сомнению, никогда не задумывался над этим.

— Попробуй, — продолжала Лори. — Я хочу немножко того самого сердца. Думаю, оно гораздо больше, чем ты предполагаешь.

Господи, да она уже завладела этой дьявольской штукой целиком. В этом и заключалась проклятая ситуация.

— Морган?

Он очнулся.

— Останься со мной сейчас. Не… уходи.

Он откинул с ее лба локон, и обнажилось милое, покрытое синяками лицо. Он уже понял, что не может покинуть ее. Только не сегодня, когда в глазах ее таится страх. Когда его зовет любовь и манит надежда.

Была еще мысль о Нике. Но ему удалось утихомирить даже ее.

Он увлек девушку к постели, лег рядом, и руки его легко пробежали по ее предплечьям, затем по лицу. Он ощущал ее дрожь, помнил, что тело ее покрыто синяками под стать его телу. Но их поцелуй разбудил страсть, тлеющую в них с того первого поцелуя в Ларами. Оба сейчас слишком измучены для любви, хотя его мужское достоинство, казалось, забыло об этом. Оно жадно воспаряло, но Морган во что бы то ни стало хотел справиться с ним. Сейчас Лори нужен покой. Забота. Никаких волнений.

Он вступил в схватку с собой и смягчил поцелуй, зная о хрупкости ее тела и своих эмоций, подвергшихся испытаниям последних дней.

— Спи, — шепнул он.

— Не уходи, — снова сонно пробормотала она, и он понял, насколько она устала и как близка была к нервному срыву.

— Я не уйду.

— Скажи снова! — потребовала она.

Но он мог и не отвечать, потому что глаза ее сомкнулись, и она успокоенно вздохнула. Он долго согрел на нее — на золотистые ресницы над прекрасными глазами, на медового оттенка волосы, волной лежащие на его груди, и нежную щеку, греющую его кожу.