Пуритане - Вальтер Скотт

Тимпан, Паундтекст, Мак-Брайер и прочие проповедники обходили ряды и уговаривали бойцов затянуть псалом. Однако суеверные среди них отметили как дурное предзнаменование, что их песнь восхваления и торжества превратилась в ропот смятения и больше походила на покаянные строфы осужденных на смерть, поющих на эшафоте пред казнью, чем на смелый и гордый гимн, разносившийся недавно над Лоудон-хиллом и звучавший словно предвестие грядущей победы. К печальному пению вскоре добавился бурный аккомпанемент: королевские солдаты кричали, горцы вопили, со стороны врага начали греметь пушки, с обеих сторон послышалась ружейная трескотня, и Босуэлский мост вместе с прилегающими участками берега окутала густая завеса дыма.

ГЛАВА XXXII

Как струи частого дождя,

Как туча острых стрел,

Шотландцы падают кругом

Рядами мертвых тел.

Неприятель начал яростную атаку на мост несколько раньше, чем Мортон и Берли присоединились к оборонявшим его повстанцам. Два полка гвардейской пехоты, слившись в плотную колонну, устремились к реке; одна ее часть, рассыпавшись на правом берегу, открыла огонь по защитникам, тогда как другая хлынула на мост, с тем чтобы вытеснить их оттуда и овладеть переправой. Повстанцы храбро и стойко выдержали атаку; в то время как некоторые из них отвечали на огонь из-за реки, другие обстреливали противоположный конец моста и подступы, по которым солдаты пытались к нему приблизиться. Последние несли немалый урон, но все-таки продвигались вперед, и голова их колонны была уже на мосту, когда прибытие Мортона изменило положение дел; его стрелки, ведя меткий, прицельный и непрерывный огонь, заставили наступавших отойти от моста с большими потерями. Королевские войска снова пошли на приступ и снова, с еще большими потерями, были отбиты; в этот момент подоспел Берли со своими людьми. С обеих сторон велась ожесточенная стрельба, и исход боя все еще оставался неясным. На возвышенности крутого правого берега можно было различить Монмута на великолепном белом коне; он направлял, ободрял и воодушевлял солдат. По его приказанию пушки, обстреливавшие до этого времени главные силы пресвитериан, были повернуты против защитников моста. Но громоздкие и неповоротливые орудия, действовавшие в те времена гораздо медленнее, чем теперь, не нанесли ожидаемого урона противнику и даже не устрашили его. Повстанцы, прячась в рощицах на берегу или в уже упоминавшихся нами домах, стреляли из-за укрытия, тогда как роялисты благодаря мерам предосторожности, принятым Мортоном, были открыты вражеским выстрелам. Нападавшие так долго топтались на месте и встретили настолько упорное сопротивление, что их генералы начали сомневаться в конечном успехе. В этот момент Монмут соскочил с коня и, собрав гвардейцев, повел их снова в отчаянную атаку. За ним тотчас последовал Дэлзэл, который стал во главе отряда ленокских горцев, бросившихся вперед с устрашающим криком «Лох-слой» note 28. У защитников моста стал ощущаться недостаток в пулях и порохе. Тщетно посылали они гонца за гонцом к главным силам пресвитерианской армии, стоявшим в бездействии в тылу на открытом поле, сначала требуя, потом умоляя о высылке подкреплений и столь необходимых им боевых припасов. Страх, оцепенение и разброд достигли здесь такого предела, что, в то время как передовая позиция, от которой зависело их собственное спасение, настоятельно нуждалась в немедленной помощи, не нашлось никого, кто был бы способен распорядиться или хотя бы повиноваться приказу.

По мере того как ослабевал огонь защитников моста, усиливался огонь нападавших, наносивший большие потери повстанцам.

Воодушевляемые примером и увещанием своих генералов, солдаты овладели частью моста и начали разбирать устроенную у ворот баррикаду. Ворота были разбиты; бревна, стволы деревьев и другие подручные материалы, пошедшие на ее постройку, растащены и сброшены в реку. Это было сделано, впрочем, не без противодействия пресвитериан. Мортон и Берли бились впереди своих воинов, призывая их встретить пиками и алебардами штыки гвардейцев и палаши горцев: Но те, что шли за вождями, начали пугаться этого неравного боя; они уходили по одному или по двое, по трое в распоряжение главных сил. Напором вражеской колонны, пробивавшей себе путь оружием, оставшиеся были вытеснены с моста. Теперь, когда освободился проход, противник сплошною массой устремился в него. Однако мост был узким и длинным, что затрудняло переправу большого количества войск и делало ее опасной. Тем, кто первыми прошли по мосту, оставалось еще овладеть домами, из окон которых ковенантеры продолжали вести огонь. В этот критический момент Берли и Мортон оказались рядом.

— Еще есть время, — сказал первый, — прежде чем они успеют построиться, бросить на них кавалерию; с Божьей помощью мы могли бы отбить у них мост; итак, торопись привести сюда конницу, а я тем временем продержусь с этими уставшими, но стойкими людьми.

Мортон понял значение этого плана и, вскочив на коня, которого Кадди держал наготове в кустарнике, помчался к кавалерийскому отряду, состоявшему сплошь из одних камеронцев. Не успел он еще объяснить, с какою целью к ним прибыл, как его встретили восклицаниями.

— Он спасается бегством! — кричали повстанцы. — Трусливый предатель бежит, как олень от охотников, он покинул посреди сечи нашего храброго Берли, он оставил его в неравном бою!

— Я не бегу, — воскликнул Мортон. — Вы же видите, что я не бегу. Я прибыл за вами, чтобы повести вас в атаку. Вперед, смелее, мы еще сумеем отбить мост.

— Не трогайтесь с места, не трогайтесь! — раздались громкие крики в рядах. — Он предал нас врагу!

Пока Мортон настаивал, увещевал и тщетно приказывал последовать за собой, благоприятный момент был упущен. И после того как въезд на мост и все его оборонительные сооружения были захвачены противником, Берли и его люди начали отходить к главным силам; их поспешное отступление не могло, разумеется, вселить в остальных веру в свои силы, чего им очень недоставало.

Между тем королевские войска беспрепятственно переправились по мосту и строились в боевую линию перед ним. Клеверхауз, следивший за ходом боя с противоположного берега, словно ястреб, замерший на скале и выжидающий, когда можно будет ринуться на добычу, выбрав подходящий момент, во главе своей кавалерии перешел на рысях через мост; проведя эскадроны частью через интервалы следующей в боевом порядке пехоты, частью обогнув ее с обеих сторон, он построил их на обширном и равном поле и тотчас же понесся с основной массой всадников на ковенантеров, атакуя их с фронта, тогда как два других конных отряда угрожали их флангам. Армия пресвитериан пребывала в таком состоянии, что одна лишь угроза атаки должна была неизбежно породить панику. Повстанцы пали духом и лишились остатка мужества; они не могли устоять перед конной атакой и всеми ее ужасами, поражающими одновременно и зрение и слух: несущимися во весь опор лошадьми, сотрясающейся под их копытами землей, сверканием обнаженных клинков, развевающимися от встречного ветра плюмажами и дикими воплями всадников. Передние ряды повстанцев открыли беспорядочный и редкий огонь, но задние, не дожидаясь, пока на них налетит конница, покинули строй и бросились спасаться бегством. Меньше чем через пять минут их настигли кавалеристы, нещадно коловшие и рубившие беглецов. Покрывая шум битвы, гремел голос Клеверхауза, кричавшего своим лейб-гвардейцам: «Бейте их, бейте! Никакой пощады, помните о Ричарде Грэме! » Драгуны — многие из них принимали участие в неудачной битве при Лоудон-хилле — не нуждались в призывах к отмщению, тем более что они могли упиваться им почти безо всякой опасности для себя. Их палаши вдоволь напились крови беглецов, не оказывающих им сопротивления. В ответ на мольбы о пощаде раздавались лишь крики, которыми преследовавшие сопровождали наносимые им удары. Поле боя представляло собой страшную картину резни, бегства и преследования.