Ужасное сияние - Мэй Платт

Таннер предположил, что на неё произвела впечатление странная гибель той девушки, которая пыталась зарезать её отвёрткой. Сам он отнёсся к феномену с прохладой: даже трупа не изучишь. — Ч-что он… делает?

Она имела в виду Мальмора. Тот звал кого-то; напротив в упор смотрел куда-то рыжеволосый парень. Таннер его знал заочно. Нейт-который-сожрал-алада. Нейт-который-разрушил-базу-фрактальным-штормом.

Нейт, который сейчас видел нечто ещё.

Таннер ответил почти равнодушным тоном:

— Зовёт, конечно. Кого — полагаю, он знает, — и мотнул головой в сторону сопляка. — Ну, и мы скоро поймём.

Таннер подозревал, что здесь сыграл свою роль некий синдром ложной идентификации Фреголи в лёгкой форме: он ждал, что некто появится, некто оправдал ожидания. Это была женщина, состоящая из чистого зеленоватого света, который за пару секунд сгустился до мерцающей маски. Сходство с самим Энди Мальмором бросалось в глаза, несмотря на то, что женщина едва достала бы ему до плеча, выпрямись она во весь рост, к тому же отличалась хрупким и утончённым телосложением.

Она не свалилась с неба, просто появилась без спецэффектов, вроде сполохов или вспышек. Как будто всё это время находилась здесь, но только теперь решилась проявить себя.

— Дана, — Энди позвал это мерцание искажённого света.

Таннер поискал взглядом Сорена: тот ведь его коллега, как-никак, вот бы и посовещались. Впрочем, куда там — сбежал, паршивец. Зато Леони снова сделала большие глаза, и Таннеру пришлось взять её за руку — стиснуть живые тёмно-коричневые пальцы с розовыми ногтями и полукружьями светлых кутикул собственной сухопарой ладонью.

— Это же…

— Да, его сестра.

Они все знали этих людей. Любой житель полиса узнавал Энди и Дану Мальморов, создателей Ме-Лем Компани и Объединённых Полисов Ме-Лем, едва ли не раньше, чем собственных родителей. Кто-то так и не знакомился с родителями, между прочим.

Искажённый зеленоватый свет, прорывающийся сквозь фальшивую кожу, похожую на какую-то повреждённую голограмму, не мог исказить лики святых.

Дана Мальмор. Таннер считал, что она погибла много десятков лет назад — и Энди оплакивал её, и во всём его поведении ощущалась обречённая равнодушная жертвенность человека, который потерял единственного, кто был ему дорог.

Возможно, у него появилась надежда.

— Она жива? — спросила Леони.

Таннер покачал головой.

Нет, едва не заявил он вслух. Это не жизнь. Они оба неживые, словно какие-то артефакты теории струн и наслоения реальностей. По фундаментальной квантовой теории более двух струн не могут пересекаться, но многие математики спорили с подобным утверждением, отмечая, что есть вариации: и «тройственные союзы», и целые «оргии». Здесь струны мироздания стали запутанными волосами, тонкими структурами кератина, простого белка объёмом толщиной всего в несколько молекул. Таннер ещё думал о рыбах, о своём аквариуме и потоках искусственного течения: тепло фальшивого Гольфстрима накладывалось на прохладу пресноводного источника, всё вместе — идеальный микрокосм для разных видов.

Он пытался дышать и плыть. Он держал Леони за руку.

— Пока просто ждём, ладно?

Та кивнула, её кожа стала бескровной — аж в черноватую синеву по сравнению с яркими цветами волос и разукрашенной бионики. Того и гляди упадёт в обморок, или её вытошнит прямо на сапоги.

Дана подошла к брату и погладила его по щеке. Энди кривился, как от сильной боли — может, так оно и было; Хезер по-прежнему оставалась живым пламенем. Она кричала, но вопль превратился в ультразвук, а лицо — в искорёженную маску.

— Это она, — сказала Дана. — Спасибо.

Дана вырвала девочку из рук брата. Энди пошатнулся; только теперь Таннер понял, что тот держался на ногах усилием воли, мутация обычно заставляла его заползти в укромное место и колоть анальгетики куда раньше, чем половина тела превращалась в губку и вытащенные из пазов кости-фальшивки фракталов поверх настоящих; сейчас он вздохнул, невидяще и почти с мифологичной влюблённостью глядя на сестру.

— Нет. Дана.

Хезер вцепилась зубами в его пальцы. Дана попыталась отшатнуться. Энди обнял обеих — этот жест показался Таннеру каким-то удивительно ласковым и бережным.

Энди оглянулся:

— Стреляйте.

— Ч-что? — среагировала Леони. Таннер не успел перехватить конус дизруптора — нет, не сейчас, не второй раз. Хезер всё ещё полыхала «ужасным сиянием», для раптора-Леони она оставалась угрозой и чудищем, поэтому Таннер не мог винить её.

Леони послушалась.

Дизруптор замкнул троих: Энди, Дану и Хезер. Таннер выругался. У себя над ухом он расслышал голос Шона Роули:

— Вот же долбанутая на голову семейка.

Айка добавила:

— Девочку жалко.

Таннер покачал головой.

— Я знаю её… она тоже. Не вполне настоящая. Один из зародышей, насколько я могу судить. Похоже, ей удалось развиться в полноценный организм, но это существо никогда не было человеком.

— А кто был, — фыркнул Шон, — может, мы, кого вы превращаете в трёхметровые статуи из мяса с искрами аладов внутри?

Таннер не нашёлся с ответом.

Айка повторяла жест Мальморов: держала его, боясь отпустить, потерять снова. Таннер отметил: у неё только одна рабочая и действующая рука, вторая ранена, что-то с ладонью. Слишком много одноруких людей, какой-то символ химической хиральности: кристаллы, выпадающие из раствора рацемического тартрата натрия-аммония, имеют две формы, представляющие собой зеркальные отражения, которые не совмещаются друг с другом в пространстве. Это стало священным символом, странным совпадением, которое придавало происходящему дополнительный смысл.

«Смысл».

— Это он всё задумал, — проговорил Таннер. — Слушайте, я проработал на этого человека более двадцати лет. Он не сумасшедший. Он действительно мечтает о «светлом будущем». Леони, давай, выстрели ещё раз.

Дана и Хезер запутались в каком-то ином времени. Таннер легко мог предположить, что в прежней, нормальной жизни сестра реагировала на все внешние воздействия намного быстрее флегматика-брата, но сейчас они вспыхивали здесь, вроде звёздного света на сетчатке глаза: пройдёт несколько световых лет, прежде чем катастрофа сверхновой достигнет Земли. Может быть, несколько тысяч или миллионов лет. Таннер знал, что для квантовой связи и квантовых струн не существовало подобных ограничений, и всё же Дане приходилось преодолевать определённый барьер, а Хезер — справляться со своим «светом».

Надо же, с печалью подумал Таннер. Патрик Вереш столько лет считал её свою дочерью, воспитывал как собственного ребёнка не в пример большей части легкомысленно-эгоистичных людей Интакта. Эта девочка — один из стабильных эмбрионов, которые удалось внедрить в бэби-капсулу, организовать более или менее стандартное развитие. Таннер полагал, что эксперимент завершился неудачей, как и все остальные, но он узнавал Хезер с недоумением и сложным комплексом понимания.

Бедный Вереш. Он уже мёртв, так что пусть упокоится с миром.

Дана Мальмор, вот кто позволил несчастной Хезер жить.

«И умереть».

— Стреляй, Леони, — повторил он на тот случай, если раптор его не поняла или не расслышала.