Киты по штирборту - Антон Витальевич Демченко

Выданная мне бумага… внушала. Тут было все! От перечисления статей законодательства и пунктов контракта, обосновывающих буквально неприличный размер неустойки и обещание содрать всю сумму с дирекции училища, до завуалированного обвинения в шантаже матроса «Феникса» и скромного сообщения о грядущей встрече с коллегами на банкете по случаю дня основания торгового флота.

И ведь не скажешь, что директору фактически пообещали «веселую» жизнь и разбор полетов на тему «не замай!». Все вежливо и корректно, не придерешься.

М-да, такого от Гюрятинича я не ожидал. Если он за каждого своего матроса заступается подобным образом, становится понятным то уважение, с которым к нему относятся подчиненные.

— Владимир Игоревич, — закончив с бумагами, заговорил секретарь. — Прошу прощения. Полчаса назад звонил ваш батюшка, просил передать вам… мм… приглашение на сегодняшний вечер. Он был весьма настоятелен.

— Настоятелен? — переспросил капитан. Секретарь кивнул. — Что ж, раз зовет, да еще и настоятельно… значит, съезжу. Благодарю, Никита.

Секретарь кивнул и исчез за дверью, оставив у меня в руке уже украшенное печатью Гюрятинича письмо в дирекцию училища.

— Вот так, Кирилл. А я хотел сегодня вечером заглянуть к вам, — недовольно проговорил капитан. — Видно, не судьба… Хм… ты не будешь так любезен…

— Сообщить Хельге о переносе вашего визита? — Я еле сдержал улыбку. Гюрятинич смутился… но кивнул. — Хорошо, Владимир Игоревич. Сделаю.

— Спасибо, Кирилл, — облегченно вздохнул капитан. Хех, смешной он. Вроде бы матерый, тертый жизнью волчара… а как речь заходит о моей новоявленной сестрице, так куда что девается?!

Распрощавшись с Гюрятиничем и отыскав в конторе Хельгу, чтобы выполнить данное обещание, я наконец покинул здание на Садовой и… отправился на поиски кофейни или недорогого ресторана. Время-то уже к четырем, скоро стемнеет, а я еще не обедал. Нехорошо!

Не обнаружив рядом ничего подходящего, я запрыгнул на заднюю площадку медленно ползущего трамвая и, доехав до Софийской площади, отправился в так полюбившуюся мне кофейню.

Сидя за маленьким столиком в углу, я смотрел в окно, за которым вновь повалил снег, и, попивая горячее какао, размышлял о недавнем разговоре с капитаном. К моему удивлению, он сделал гораздо больше, чем я рассчитывал. А написанное им письмо, если я правильно понимаю, само по себе может изменить мнение директора в нужную мне сторону, без всяких дополнительных ухищрений. Но это не значит, что я должен от них отказываться.

Глянув на часы, заполнившие зал звоном, я хмыкнул и принялся собираться. Семь вечера, встреча в клубе через час. Но мы с Михаилом договорились встретиться в половине восьмого у храма Козьмы и Дамиана. Пора.

Ждать Горского мне не пришлось, хотя от кофейни до церкви всего десять минут ходу. Тем не менее Мишка уже был тут и, судя по тому, как он наворачивал круги вокруг фонаря, нервничал мой приятель, пожалуй, даже больше, чем я сам.

Здание Веди-клуба, как оказалось, находится в нескольких шагах от церкви, буквально через дорогу. На входе Михаил гордо продемонстрировал швейцару перстень и, бросив: «Он со мной», — вошел в наполненный светом и теплом вестибюль клуба. Ну а я прошел следом за ним, невольно поежившись от пристального изучающего взгляда «хранителя врат».

Как оказалось, у студентов и курсантов, входящих в клуб, здесь имеются свои залы… точнее, клубные комнаты, расположившиеся на первом этаже здания. Но если взрослые члены клуба имели туда свободный доступ, то студентам и курсантам вход на второй и третий этажи здания, где, собственно, и находились основные помещения клуба, был закрыт до совершеннолетия… или до выпуска. Но учитывая, что несовершеннолетние выпускники редкость необычайная… в общем, можно считать, что до семнадцати лет на верхних этажах нашему брату делать нечего.

Комната клуба, отведенная курсантам нашего училища, оказалась довольно небольшим обитым золотистыми обоями помещением, обставленным дубовой мебелью. Здесь нашлось место и окруженному двадцатью стульями с высокими прямыми спинками массивному круглому столу в центре зала, и нескольким книжным шкафам. В простенках между окнами сверкали отраженными бликами витрины с моделями дирижаблей разных лет, у стены напротив длинный буфет с огромным, потемневшим от времени зеркалом. А на противоположной от входа стене красовался герб — алый щит с серебряным штурвалом на нем и черной буквой «В» в левом верхнем углу.

Уютно, светло… и без пафоса. Зато «дирижабельной» тематики хоть отбавляй. От все тех же моделей «китов» в витринах до надраенных медных светильников, словно снятых с «Феникса». Про названия книг, тускло сверкающих золотистыми надписями, заполнивших полки шкафов, и вовсе можно промолчать.

— Мы первые, — констатировал очевидное Михаил, окинув взглядом пустую комнату, дверь в которую он открыл, просто приложив свой перстень к медной пластине с гербом клуба.

Впрочем, остальных участников собрания мы опередили совсем не намного. Я едва успел осмотреться и оценить обстановку, когда в комнату вошел уже знакомый мне глава училищного отделения клуба Гревский. А следом потянулись и другие… старшекурсники.

Внимательные оценивающие взгляды, короткое представление присутствующих, среди которых действительно не оказалось ни одного курсанта младше третьего курса… и тишина.

— Что ж, всем известно, для чего мы сегодня собрались, — наконец заговорил Гревский, дождавшись, пока участники собрания устроятся за столом. — Но прежде чем мы перейдем к основным вопросам собрания, предлагаю рассмотреть заявление нашего гостя, изъявившего желание присоединиться к Веди-клубу. Поручителями господина Завидича являются первокурсник Михаил Горский и мастер церемоний большого зала Иван Федорович Горский.

— Испытание?

Стоя чуть в стороне от стола, я не заметил, кто именно это спросил.

— Второе, — ответил Гревский и перевел взгляд на меня. — Кирилл Миронович, у вас были сутки на то, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию. Я не буду долго говорить и расспрашивать вас, поскольку сло́ва, по крайней мере, одного из ваших поручителей нам вполне достаточно. Поэтому я просто повторю: удивите нас.

Удивить — это можно. Вчера я довольно долго перебирал варианты, но в конце концов остановился на самом простом.

Я подмигнул серьезно насупившемуся Михаилу, сидящему за столом, и, сделав пару шагов, выложил на наборную столешницу свой значок пилота.

— Это… ваше?

После нескольких минут молчания, во время которого значок пилота внимательно рассмотрели все присутствующие, я кивнул.

— Могу я узнать, за какие заслуги вы его получили? — осведомился сосед Гревского, кряжистый молодой человек лет двадцати на вид.

— Самостоятельная посадка шлюпа на площадку Высокой Фиоренцы, с отключенным приводом, — честно ответил я.

— Однако. А кто вам его вручил?

— Бонифацио Руджиери, капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.

— Неистовый Бонифатий? — переспросил меня все тот же «допрашивающий», переглянувшись с Гревским. — Бывший капитан первого