Афган, снова Афган... - Александр Иванович Андогский

Религия ислама была сильнее пропагандистских лозунгов. Гонение на мулл и религиозных деятелей способствовало недовольству и росту контрреволюционных выступлений. С возрастающей силой оказывала влияние на настроение афганцев пропаганда США, Пакистана и других стран. Афганская оппозиция набирала силу.

Первое серьезное выступление контрреволюции случилось в марте 1979 года. Посол А. М. Пузанов собирался с консулом П. С. Голивановым поехать в Герат. От советников поступила информация об обострении обстановки в этой провинции. Подогретые антиафганской оппозицией в Иране толпы мусульман организовали шествие к правительственному зданию в Герате. Антиреволюционные выступления угрожали безопасности советских специалистов-дорожников, которых срочно в сложных условиях пришлось эвакуировать.

Волнения в Герате были жестоко подавлены. По приказу Амина был подвергнут бомбардировке артиллерийский полк, отказавшийся стрелять в демонстрантов. Выступление в Герате явилось началом широкой волны антиправительственных выступлений.

Предпринятая в провинциях земельная реформа не давала желаемых результатов. Телевидение в Кабуле показывало радостные лица крестьян, получивших документы на право владения землей, но в жизни случалось другое. В Мазари-Шарифе мне рассказывал местный партиец, что бывает так, что бедняк, получивший землю, приносит в районный комитет выданный ему документ и говорит, что отказывается от земли. Оказывается, ночью к нему приходил мулла и спрашивал:

— Помнишь ли ты Коран, в котором сказано, что землю может дать только Аллах?

Что оставалось делать бедняку? Он отказывался от земли.

В некоторые провинции были направлены представители правительства. Так, в северных провинциях Кундуз и Тахор земельную реформу проводил старший брат Амина — Абдулла. Он не расставался с автоматом, угрожая людям, вызывая гнев и феодалов, и зажиточных крестьян.

Ошибочными оказались действия НДПА в отношении религиозных деятелей. В январе 1979 года по приказу X. Амина в Кабуле был расстрелян весь клан Моджааддиди (21 человек), известного религиозного лидера. Это обстоятельство широко использовала исламская оппозиция.

Северные провинции Афганистана (Балх, Тахор, Саманган) населены таджиками, узбеками и туркменами, среди них много потомков басмачей, бежавших сюда из среднеазиатских республик. В этой части страны большим влиянием пользовалась партия «Сета-ме-Мелли» («Национальный гнет»). Ее лидером был Бадахши. Одним из основных пунктов программы партии было желание организовать свое государство до Гиндукуша и объединиться с родственными республиками на территории СССР.

Членов «Сетаме-Мелли» преследовали при правительстве Дауда, не признавали их и после апреля 1978 года. Осенью того же года был убит Бадахши, активисты партии ушли в подполье, некоторым удалось перебраться к родственникам в СССР.

Проводя политику «пуштунизации» Афганистана, правительство Амина направляло в эти провинции своих представителей (губернаторов, чиновников, партработников и др.) — пуштунов, не знающих местного языка.

Первый год в этих провинциях было относительно спокойно… Местным властям удавалось находить общий язык с религиозными лидерами и населением провинций. В Шибергане, где поблизости находится газодобывающий комплекс, начальник полиции объяснял, что обеспечивает безопасность провинции, находя компромисс с местными противниками революционных преобразований. Но другие считали, что с противником нужно бороться методами Буденного, который в свое время, преследуя банды басмачей, прошел рейдом от Герата до Пули-Хумри.

Форсирование реформ без учета отсталости афганского общества, особенно крестьянства, составлявшего 90 процентов населения, игнорирование разумных рекомендаций советских советников вели к обострению обстановки. Различные исламские организации типа ИПА (Исламская партия Афганистана, руководимая Г. Хекматияром), ИОА (Исламское общество Афганистана во главе с Ф. Рабани) и другие формировали свои банды на территории Пакистана и в зоне племен, где находились лагеря беженцев и центры подготовки, щедро субсидируемые США, Пакистаном и Саудовской Аравией.

Внутрипартийные разногласия и высылка из страны видных лидеров «Парчам» усугубляли обстановку. Разгул репрессий против «парчамистов» не мог не вызвать изменений в отношении к советским советникам. Помню неприятный эпизод, свидетелем которого я был. По случаю какого-то торжества группу советников КГБ и МВД пригласили на ужин к афганским коллегам. Ужин проходил в саду. Зайдя в дом, я услышал душераздирающий женский крик. Я спросил молодого афганского офицера: «Что это?» Он спокойно ответил: «Разговаривают с женой С. Кештманда, которого недавно арестовали». Было известно, что при допросах афганские следователи подключают к телу допрашиваемого телефонный аппарат, пропуская ток. Узнав об этом, представитель КГБ Л. П. Богданов приказал немедленно покинуть прием.

О двуличном поведении Амина свидетельствовали многочисленные сообщения советников в министерствах и ведомствах. На совещании с нашими людьми он со всем соглашался, а после их ухода давал своим подчиненным противоположные указания.

Наши советники чистосердечно хотели помочь афганскому народу преодолеть отсталость и построить новое общество. Все мы тогда были зашорены идеей «мирового коммунизма». Как показала жизнь, такой эксперимент не удался в Афганистане, как и в других странах «третьего мира».

Постепенно росло количество советников, на мой взгляд, оно превзошло всякие пределы; к ним следует добавить технических специалистов, поток оружия и различных материальных средств, продовольствия. В страну приезжали коллективы артистов, была развернута выставка из Таджикистана.

Амин понимал, что Советский Союз будет делать все возможное для сохранения единства партии и его нормальных отношений с Тараки, культ которого он создал. Пользуясь его авторитетом, Амин все больше забирал в свои руки власть. Ему подчинялась армия и правоохранительные органы. Кульминацией, на мой взгляд, явились события в сентябре 1979 года, когда в Гаване намечалась встреча лидеров неприсоединившихся стран. Туда должен был поехать Амин, а поехал по его настоянию Тараки. В Кабуле в это время проходила сессия Всемирного Совета Мира. На ней Амин показал себя как подлинный лидер страны. Его эффектное появление в зале конференции произвело на многих впечатление, особенно на его приверженцев. Мы в Афганистане, да и в Москве, понимали, что дело идет к противостоянию двух лидеров.

Как известно, после возвращения Тараки из Гаваны в Москве ему открыли глаза на деятельность Амина и его амбициозные устремления. Нашим представителям удалось убедить Тараки и Амина встретиться и уладить конфликт.

В резиденции Тараки находились наши главные советники. Туда прибыл Амин. Когда он шел по лестнице в кабинет Тараки, между его охраной и телохранителями Тараки началась перестрелка. Амин быстро уехал. В результате перестрелки погиб Тарун, хороший друг нашей страны, окончивший Ленинградский метеорологический институт, активный участник Апрельской революции.

Многие военные и государственные чиновники понимали гибельную политику Амина, боялись его жесткости к непослушным.

Советским руководством предпринимались попытки зондажа возможного отстранения Амина от власти. Мне пришлось принимать участие в обеспечении безопасности нашего советника Р. Раджапова, когда он встречался с министром правительства ДРА Мисаком. Министр внимательно выслушал советского советника и не высказал своего отношения к поднятому вопросу. На встрече присутствовал наш переводчик С., которого Амин хорошо знал. На встрече с послом он потребовал отправки переводчика в Союз.

В сентябре, вернувшись из