Талли - Паулина Симонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый день января, за пару недель до начала весеннего семестра Талли одна пошла в церковь Святого Марка. Она пришла раньше чем обычно, месса еще не кончилась.
— Талли, — окликнула ее Анджела Мартинес после службы. — А где же твои, почему ты одна? У тебя такая замечательная семья.
— Бумеранг простыл, и Робин остался с ним, — ответила Талли.
— Молодец. Он очень приятный мужчина. Так значит, ты даже можешь отлучаться. Когда мои дети были маленькими, муж меня не отпускал.
— Мы тоже редко куда-нибудь выбираемся — улыбнулась Талли.
— А вот это напрасно. Не стоит запираться в четырех стенах. Приноси Бумеранга ко мне, я с удовольствием с ним посижу. И мои дети наверняка полюбят его.
Анджела бросила взгляд на букет в руках Талли.
Талли кивнула. Анджела покачала головой.
— Так много цветов… Как огоньки свечей. Какой-то парень тоже приносит цветы…
— Парень? — перебила ее Талли.
Анджела быстрым взглядом окинула пустой церковный двор.
— Он ушел. Ты видела его? Ты сидела в последнем ряду? Как же ты его не заметила? У него был огромный букет…
Но Талли уже не слушала ее. Быстро попрощавшись, она скользнула в калитку и, торопясь, пошла по узкой тропинке.
Так вот кто носит цветы…
Талли должна была раньше догадаться. Коричневый пиджак, черные брюки, склоненная на грудь голова, руки скрещены. Талли подошла поближе. Как же она не поняла раньше? Он обернулся и вежливо кивнул ей. Несколько минут они оба молчали. Талли было неловко, она не представляла, что делать дальше. Да, она хотела бы сказать спасибо человеку, который приносит сюда цветы, но Джеку? Полный абсурд.
Талли испытывала те же чувства, что и всегда, когда оказывалась с ним лицом к лицу. Легкое смущение оттого, что она знала многие эпизоды его жизни. Некоторая враждебность. Неловкость. И еще обычно ей казалось, что между ними существует достаточная дистанция, но сейчас это ощущение куда-то исчезло. И где-то в глубине души Талли чувствовала… благодарность к Джеку за то, что он не забыл Джен. Ей было бы очень приятно, если бы она могла узнать. Приятно, что ты умерла, но не забыта.
— Как дела? — спросил Джек.
— Великолепно, спасибо. Она не любила белые розы, ты же знаешь. Она любила белые гвоздики, — сказала Талли.
На губах Джека промелькнуло подобие улыбки.
— Позволю себе не согласиться. В начальной школе она прикалывала белую розу к блузке на корсаж.
— Может быть, — неохотно отозвалась Талли. — Я не ходила в начальную школу.
— Да, но ты ходила в старшие классы, и она тоже это делала, — сказал Джек.
— Но, — холодно возразила Талли, — я не помню, чтобы она прикалывала к блузке цветы.
— А я помню. Это я дарил ей.
— А… — только и могла сказать Талли, у нее перехватило дыхание.
— Ты тоже хочешь положить букет? — спросил Джек, кивая на белые гвоздики в ее руках.
— А зачем бы еще я принесла сюда цветы? — отозвалась Талли, думая про себя: «Я не слишком вежлива, но какая, впрочем, разница?»
— Так именно поэтому ты здесь? — настойчиво переспросил он, отодвигаясь, чтобы она могла подойти к могиле, и заботливо отводя ветки кустов. Талли наклонилась, поправляя цветы, и почувствовала, как подступает к горлу горячий ком. Холодная тоска зашевелилась внутри и липкой лапой сжала сердце. О чем он спрашивает?
Она выпрямилась и холодно взглянула ему в глаза.
— Да, я здесь именно поэтому. А зачем пришел ты?
Он не отвел взгляд. Лишь пожал плечами и потянул вверх «молнию» на куртке.
— Тоже принес букет. Зачем же еще?
— Тебе не кажется, что поздновато дарить ей цветы? — огрызнулась Талли и так решительно двинулась к выходу, что Джек невольно отступил в снег, освобождая ей дорогу.
Ступая по узкой тропинке, она услышала позади шаги Джека.
— Может быть… — сказал он, не отставая от нее ни на шаг. — Но я приношу цветы лишь дважды в год. Шейки сказала мне, что ты приносишь их каждое воскресенье. Почему?
— Пошел ты… — рявкнула Талли и перекрестилась, вспомнив, что идет через кладбище.
Он обогнал ее и загородил дорогу.
— Почему, Талли? Скажи мне?
— Пошел ты… — Она попыталась обойти его, не залезая в сугроб. — Оставь меня! Не смей со мной разговаривать!
Джек опять отступил в снег, давая ей пройти.
— А ведь ты ненавидишь меня. По-настоящему ненавидишь.
— Ты ошибаешься, — отозвалась она. — Не ненавижу. Я вообще не испытываю к тебе никаких чувств, недоносок проклятый!
Он усмехнулся.
— Зачем же так ругаться? Ты ненавидишь меня. За них обеих.
Шейки. Да. К этому моменту Талли так разозлилась, что остановилась, чтобы высказать ему все, что о нем думает, в том числе и о Шейки. Но она была не в состоянии больше мериться с ним взглядами.
— Пошел ты! — четко и раздельно произнесла она в третий раз и, резко развернувшись, ушла с кладбища.
4
В конце января Талли приступила к занятиям, и дни стали казаться ей слишком короткими. Как бы ни прошла ночь — а Бумеранг еще частенько доставлял ей хлопоты, — она поднималась в полвосьмого утра, чтобы в полдевятого быть на занятиях по «социальному обеспечению». Она изучала двадцать один предмет — при такой нагрузке с утра до вечера приходилось быть на ногах. Нередко, набегавшись за день, Талли долго не могла заснуть или просыпалась среди ночи от душивших ее кошмаров. Чтобы хоть как-то снять накопившиеся за день пот и усталость, она начала принимать на ночь холодный душ.
Английская литература, история республиканской партии, лекции по детской психологии… Особые мучения доставляла английская литература — она отнимала неимоверное количество времени, ведь все нужно было читать. И Талли читала, едва разлепляя сонные глаза, поздно ночью, уложив Буми. Она читала вслух сыну Томаса Харди, а «Тэсс из рода дЭрбервиллей» стала одной из ее любимых книг. И Бумеранг засыпал под успокаивающий голос матери, читающей ему очередную книгу.
Помимо лекций, Талли занялась современными танцами. Она давно не двигалась и никак не могла восстановить форму, но в конце концов и здесь наметился прогресс.
В те вечера, когда семья бывала в сборе — Бумеранг играл у ног Талли, а Робин на другом конце дивана смотрел телевизор, она читала им обоим. «Тэсс» не произвела впечатления на Робина, но когда Талли перешла к «Комнате с картиной» Форстера, муж выключил телевизор. В тот вечер, когда Талли дочитала последнюю страницу, Робин отложил газету и сам отправился купать и укладывать Бумеранга. Когда он спустился вниз, то обнаружил, что Талли спит на кухне, уронив голову на стол. Робин ласково разбудил ее и, когда они уже вместе лежали в постели, спросил шепотом: