Избранные письма. 1854–1891 - Константин Николаевич Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
181. В. В. Леонтьеву
10 октября 1888 г.
Ответ твой не делает тебе чести. Прескверного духа!
Сестру ничуть не подозреваю в возбуждении твоих дурных чувств.
Собственной твоей бестактности, полагаю, оказалось достаточно для такого ответа.
Лихорадка у тебя была в 40 лет и у меня была 2 года (в Турции) тоже в 40 лет; у кого же молодость? Что за бредни! Ну, и положение это тоже недурно![72]
Как хочешь, только не спеши заноситься; я уверен, что рано или поздно совесть-то заговорит в тебе. И ты раскаешься, сознавши, что я был в этом случае прав.
А пока, чтобы избегнуть от тебя наставлений, как мне писать, открытыми или нет… и т. д., я ни с какими более просьбами к тебе обращаться не буду и совсем тебе писать ни о чем не стану. Тем более что ты твоими словами («прошу (!!) Вас о нуждах в открытых письмах мне не писать. К чему это?») хочешь дать мне почувствовать, что ни морально, ни вещественно более во мне не нуждаешься. Ну, что ж! Насильно мил не будешь. Благодарствуй!
Когда же ты почувствуешь, что ты ошибся и что почему-нибудь ты во мне опять нуждаешься так или иначе, пиши смело. Сделаю, что могу, охотно. И такой «лихорадки», как у тебя бывает, когда нужно вовремя ответить, у меня, бог даст, не случится.
А уж принимать мне уроки от тебя, как писать, поздновато! Не прогневайся.
Сестра твоя душу свою за меня полагала, да и то я не «понес», что она в последнее время уроков моих не принимала, а мне беспрестанно давала наставления. А ты хоть и очень хороший человек (когда у тебя нет febris[73], лени и жоповатости[74]), но ее истинно великих, прежних и незабвенных заслуг передо мной не имел и не имеешь. Вероятно, и не претендуешь на это?
Ну, прощай… человек с «достоинством» и «независимостью». Помози тебе Господи!.. А уж я теперь буду подальше и поосторожнее…
Публикуется по автографу (ГЛМ).
1 Юлиан Богоотступник (331–363) – римский император, автор трактата «Против христиан», сторонник веротерпимости. В его правление произошло кратковременное возрождение запрещенных языческих культов.
182. Н. Н. Страхову
26 октября 1888 г., Оптина Пустынь
<…> Одно для меня стало несомненным: эмансипация есть разрушение, революция.
К сожалению, цензурные условия, которым я, впрочем, всегда охотно готов покоряться, не позволяют мне высказаться до конца. Сущность моего общего взгляда такова: либерализм есть революция; социализм – [нрзб.] создание будущего, «грядущее рабство», по выражению Спенсера1. «Рабство» в самом широком смысле этого слова, т. е. глубокое, новое неравенство прав.
Не мы ли ответим на этот вопрос? И Достоевский полагает, что мы решим вопрос экономический. Но на это надо века. А пока, чтобы не испортиться, достаточно строгого охранения, реакции. По крайней мере, это повернее. <…>
Публикуется по автографу (РНБ).
1 Герберт Спенсер (1820–1903) – английский философ, психолог и социолог. В трактате «Человек против государства» (1884), в русском переводе «Грядущее рабство», выступал против государственного вмешательства и регламентации, которые, по его мнению, вели к рабству индивидуума.
183. И. И. Фуделю
28 октября 1888 г., Оптина Пустынь
<…> Именно для крестьян нужна любовь деспотическая и забота принуждающая. Для воли они, видимо, не созданы. <…>
Насчет письма. Очень рад, что Оптина произвела на Вас хорошее впечатление (мне и Уманов пишет то же об Вас); но насчет эстетики и нравственности – я просто и не понимаю Вас!
Если, как Вы утверждаете, многие мыслители находили, что все прекрасное нравственно, и наоборот, то я их с этим не поздравляю! Тогда бы жить было очень легко на свете! Не было бы той христианской борьбы, посредством которой человек с развитым вкусом беспрестанно должен эстетику приносить в жертву морали. Я знаю, что есть люди (например, Хомяков), которые находят, что мораль и есть высшая эстетика. Но я нахожу, во-первых, что это во многих случаях вопрос темперамента или натуры, а во-вторых, что такое обобщение слов и понятий только затемняет дело.
Больше спорить не расположен об этом, тем более что беды большой нет мыслить так, как Вы. Пожалуй, это даже и удобнее для практической жизни. Но если этот вопрос Вас интересует по существу своему, то сходите к Влад<имиру> Андр<еевичу> Грингмуту1. Он об этом отлично умеет говорить. Лишь бы он удосужился, а то я, который знал такое множество людей, не помню никого, кто бы именно по этой части меня так бы удовлетворял! Его высоким инстинктам в этом отношении помогает и начитанность, ученость, до которой мне далеко и которой у меня, слишком много жившего по разным местам и в самых переменчивых условиях, и быть не может.
Если Вы поговорите с ним об этом, Вы мне доставите большое удовольствие. <…>
Как хорошо, что Вы немец по крови и русский по духу. И Грингмут тоже. Не люблю я нашу чистую русскую кровь! Любил прежде крепко, но беспорядок, бесхарактерность, неустойчивость надоели смертельно! <…>
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
1 Владимир Андреевич Грингмут (1851–1907) – публицист, педагог, общественный деятель консервативного направления. По окончании историко-филологического факультета Московского университета слушал лекции в Берлине и Лейпциге. Преподавал греческий язык в катковском лицее, где позже был директором. Как ученик и друг M. Н. Каткова, являлся ближайшим сотрудником «Московских ведомостей», а с 1896 г. до конца жизни был их редактором-издателем. В 1905 г. основал Монархическую партию и выступал против нового конституционного строя.
184. Н. А. Уманову
30 октября 1888 г., Оптина Пустынь
Очень был я рад Вашему письму, милый мой Николай Алексеевич! Очень хорошо Вы сделали, что вспомнили «оп-тинского отшельника»! Другой раз только не рвите письма, может быть, уничтоженные были еще лучше этого? Зачем Вы все в каком-то смятении? Молитесь Богу почаще, а сами не робейте и не смущайтесь и будет легче жить на свете.
В том, что Вы решаетесь поступить в Пензе на службу, беды никакой не вижу и Вашего негодования на провинциальное общество совсем не принимаю.
Губернские города я знаю и люблю гораздо больше, чем столицы. Почему это в Пензе только непременно так дурно, не понимаю! По-моему, жизнь, например хотя бы в Калуге, гораздо занимательнее и приятнее, чем постоянное вращение в кругах
