Избранные письма. 1854–1891 - Константин Николаевич Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
13 Семен Яковлевич Надсон (1862–1887) – поэт, последователь Н. А. Некрасова. Многие стихотворения Надсона положены на музыку и стали популярными романсами.
14 Всеволод Михайлович Гаршин (1855–1888) – писатель. Участвовал добровольцем в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Автор талантливых рассказов. Страдал душевным расстройством и покончил жизнь самоубийством.
15 Альфонс Доде (1810–1857) – французский писатель, драматург и поэт. Автор широко известных психологических романов.
16 Альфред де Мюссе (1810–1857) – французский поэт-лирик. Интимный друг писательницы Жорж Санд, оказавшей на него большое влияние.
17 Мари Франсуа Сади Карно (1837–1894) – французский политический и государственный деятель. Занимал посты министра публичных работ, финансов и президента Республики. Способствовал упрочению республиканского строя, поднятию международного престижа Франции и сближению с Россией. Отличался безукоризненной честностью и прямотой. Убит итальянским анархистом Казерно.
178. Н. Н. Страхову
22 июля 1888 г., Оптина Пустынь
<…> Теперь два слова о Вашей статье1. Я был ей очень рад, хотя есть пункты, в которых я с Вами не согласен. Теорию культурных типов, конечно, ни Соловьеву, ни кому другому опровергнуть не удастся, можно только исправлять частности, как и случилось насчет финикиан или насчет Византии и буддизма, но этого рода недосмотры и недомыслия свойственны самым высоким умам. Не понимаю также Вашего несколько гневного тона; не лучше ли обратить этот гнев на Ореста Миллера2 и вообще на славянофилов чисто политических и поэтому либеральных. Соловьев, разумеется, ошибся в своих поспешных отрицаниях, и выработка резких у нас особенностей от «новой» Европы (на которую «en laid»[69] так похожа, повторяю, вся эта всеславянская «сюртучная» братия) не только не помешает «Соединению Церквей», если это соединение в Промысле Божием, но даже, напротив того, может ему и послужить в отдаленном будущем, ибо, обособляясь от неизлечимо равноправной Европы, мы неизбежно должны будем прийти к какой-нибудь новой неравноправности и этим самым больше совпасть с феодальными вкусами и преданиями Рима. Конечно, в этой современной «болтушке какой-то» ничего крепкого не заваришь. Вы вот завидуете моему оптимизму, но оптимизм мой весьма условен; если пойдет так-то и так-то (нелиберально, сословно, неравноправно, мистически, а не просто морально), то будет свой тип, а если нет – нет! С 81 года3 признаков хороших много, зачем же пока отчаиваться?
Ведь даже и заблуждение, если оно сильно и одушеви-тельно, производит великие дела развития… Насчет души я тоже более согласен с Соловьевым, чем с Вами. Я понимаю картезианское4 «cogito ergo sum»[70]; понимаю и Ваше «я», Ваше самосознание… Как это не понимать. Но дальше что? Дальше я спрашиваю себя, как Св. Отцы и оптинские старцы смотрят на душу. Если не ошибаюсь, они ближе к Соловьеву, чем к Вам.
«В мешке сидит душа» (как Вы серьезно выразились), так в мешке. От Декарта5 мне ничуть не легче. А от веры в христианский мистический материализм мне легче и жить и умирать. Ведь это наше чистое самосознательное «я», что оно? Простой психологический факт, который должны принять и простые (не мистические, безбожные) материалисты; он сам по себе ни к чему не приводит.
Без воскресения плоти я бы религию и не понимал бы, и не имел тогда страха Божия, не страшась за свою бедную плоть и в будущей жизни, я не стал бы молиться и т. д. Пусть хоть «в мешке», так понятнее для практики и приятнее для сознания. А с точки зрения разума – ни этого картезианского «я», ни нашего «мешка» – постичь вполне невозможно…
Впрочем, я, быть может, и не так Вас понял; я несколько груб в моем реализме, и чисто метафизический труд хотя и доступен мне, но без объясняющих иллюстраций он меня скоро утомляет. Богословская метафизика легче: там понял – не понял что-нибудь – не беда. Надо запомнить и слушаться, а понимание придет само собой позднее… А не придет, так и то не беда, не мой грех; я все-таки повинуюсь. Здесь постараешься послушаться, ждешь прощения, а философия чистая ничего нам такого не обещает и не может обещать. Поэтому, относясь к богословию аскетически (т. е. покорно и с любовью), к метафизике я отношусь эпикурейски: дается – приятно, не дается (как Кант8 и кой-где Шопенгауэр), ну и побоку ее, из-за чего я буду над ней биться!
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
1 …о Вашей статье. – Речь идет о статье H. Н. Страхова «Наша культура и всемирное единство» («Русский вестник». 1888, № 6) в ответ на статью Вл. С. Соловьева «Россия и Европа» («Вестник Европы». 1888, № 2, 4), которая произвела «впечатление бомбы, разорвавшейся в совершенно мирной обстановке людей, убаюканных националистической политикой и видевших уже сладкие сны будущего величия родины, всемирного призвания России, беспредельного культурного творчества и т. д. Пробуждение было тяжелое. Удар Соловьева был направлен против Н. Данилевского с его теорией культурно-исторических типов <…> Впечатление от этого удара было у нас удручающее, потому что трудно было логически оспаривать аргументацию Соловьева, и рассудок подчинялся холодным выводам этой аргументации, но чувство, но сердце не мирилось с этим и протестовало против этих выводов» (Фудель И. Константин Леонтьев и Вл. Соловьев в их взаимных отношениях. Русская мысль. 1917, ноябрь – декабрь. С. 29). Л. Н. Толстой писал H. Н. Страхову по поводу его полемики с Соловьевым: «…я проследил ваш спор с Соловьевым и, простите, нашел, что правы и не правы вы оба <…>. Против Данилевского за историческое отрицание народности я с Соловьевым, но в осуждении его узких, пошлых односторонних взглядов я за вас и Данилевского» (Письмо от 28 июня 1888 г. / Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 1–90, М.; Л., 1928–1958. Т. 64. С. 175).
Статья Вл. С. Соловьева вызвала резкое размежевание в русском обществе. Например, В. В. Стасов писал Л. Н. Толстому: «Мне в высшей степени отвратительна статья его в „Вестнике Европы“, но, к моему изумлению, Стасюлевич, Репин и множество других – от нее в восхищении» (Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка, 1878–1906. Л., 1929. С. 86). Настоящее письмо К. Н. Леонтьева является ответом на письмо H. Н. Страхова, в котором он писал: «Досадно, что статья моя против Соловьева (о которой жду Вашего суждения), очевидно, не возбудила никакого внимания и должна
