Жемчуг богов - Сергей Юрьев

Три статуи были видны сквозь провалившийся купол, юноша, девушка и старик возвышались в четыре человеческих роста над каменной чашей, и Ега-Хранительница, действительно, чем-то была похожа на Сандру… Оден-Судия, обросший каменной бородой, был, похоже, главным в этой тройке, и морщины на его лице сплетались в снисходительно-презрительную маску, Ега в коротком одеянии, наподобие ахайского хитона, была просто печальна, и казалось, что из изумрудных глаз вот-вот начнут скатываться редкие густые слезинки, зато Веол-Воитель, положивший ладонь на рукоять боевого топора, был сдержанно-грозен, прямо как команданте Гальмаро на плацу перед строем верных сынов отечества.

Фавр в кармане начал теплеть, когда Лопо, уже пешком, начал приближаться к изваянию Еги. Казалось, древняя богиня вот-вот оживет и скажет что-нибудь теплое, семейное, например: «Где ты шлялся, скотина, ужин уже остыл!»… Фавр уже чуть ли не обжигал грудь сквозь грубое полотно армейского френча, а поверхность чаши подернулась мелкой рябью. Там, где только что незыблемо стояла каменная твердь, теперь бурлила и пенилась вода, готовая поглотить жертву. Жертву? Эта чаша у подножья изваяния, несомненно — жертвенник, а значит, Лопо да Пальпа, военный в семнадцатом поколении, кавалер многих орденов, словом, героическая личность, сейчас принесет себя в жертву неведомым богам, которые на поверку могут оказаться такими же проходимцами, как и он сам… Что ж, красиво жить не запретишь, и каждый борется со скукой в меру своего трудолюбия… Еще несколько шагов, и можно будет перелезть через бортик. А может быть, взлететь, а потом с разгону — и прямо в яблочко. Нет, слишком картинно, тем более что любоваться этим цирковым трюком, судя по всему, некому… Как только Лопо положил ладонь на край чаши, фавр в нагрудном кармане начал биться, словно живое сердце. Вот и все. Остался последний шаг, и прощай, Сандра! Нет, еще никто так далеко не отрывался от погони! Вот он уже стоит на бордюре, и вода пенится у его ног. Еще шаг, и…

— А-а-а-а-а-а! — Чей-то вопль почти оглушил его и заставил оглянуться.

На груде камней, в которую превратился обвалившийся купол, сидело лохматое существо, похожее на огромную обезьяну или, скорее йети, которые, по слухам, обитали на крутых склонах Кондо-ди-Дьеро… Несколько скачков, и существо оказалось почти рядом. Из мохнатых лап выдвинулись когти, похожие на кривые кинжалы, а широкая, от уха до уха, пасть распахнулась, обнажив частокол желтых зубов. Исса! Значит, это и есть тот самый Исса, о котором говорила Безымянная…

Бросок Иссы был неожиданным и стремительным. Огромная черная клякса сорвалась с места, и Лопо едва успел приподняться над чашей. А через мгновение Исса всей массой врезался в каменное дно чаши.

— О-о-о-о-о-о! — Стон Иссы был еще громче, чем его боевой клич.

— Я так и думала, что именно сюда ты и попрешься. — Сандра собственной персоной в своем любимом хуннском халате сидела на плече Еги-Хранительницы. — Может быть, хватит сходить с ума.

Исса уже валялся у ног Одена-Судии, связанный по всем конечностям тонкими стальными тросиками, а чаша вдруг оказалась заколочена крест накрест досками, поверх которых красовалась табличка с надписью по-сиарски — «Объезд». Богиня изволила шутить…

— Лопо, ну, в самом деле, хватит дуться из-за ерунды. — Она изящно спланировала вниз, как бы невзначай распахнув в полете халат. — Если бы я вовремя не заметила, что ты исчез… Мне и подумать об этом страшно.

— Если страшно — не думай. — Лопо вовсе не отказался от своего намерения заглянуть в еще одну вселенную. Гулять, так гулять…

— Ты ничего не понял! Вот смотри. — Она начертила в воздухе два огненных кольца, которые тут же превратились в сферы. — Это три оси — воля, закон и бытие. Наш мир соединен с этим осью бытия, ты в нем есть, а местный закон и чья-то воля местного происхождения нам с тобой нипочем. Но там, куда ты собрался, с миром, из которого пришли мы, нет ничего общего, а уж тем более, общего бытия. Там ты просто перестал бы существовать. Совсем. А это, наверное, хуже нормальной смерти…

— Сумасшедшая! Закон. Бытие. Меня и здесь все равно, что нет. Мне здесь быть незачем. Понимаешь? — Лопо почувствовал, что и гнев и обида медленно, но верно отпускают его, и причиной этого было вовсе не то, что Сандра говорила сейчас, а то, что она вообще появилась здесь. — Ну, проторчим мы здесь еще день, год, вечность… А зачем?

— Тебе со мной плохо?

— Отлично! Только давай обойдемся без…

— Эй, госпожа, развяжи Иссу. Иссе больно. Исса много знает. Исса умный. — Лохматое чудовище перестало кататься по полу в безуспешных попытках разорвать путы. — Отпустите Иссу туда, а я вам за это расскажу что-нибудь. Исса знает…

— Давай дома поговорим, — предложила Сандра, не обращая внимания на вопли лохматого чудовища. — Я там ужин приготовила на две персоны. Без фокусов, из местных продуктов…

ОТРАЖЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Ветренок, только что безмятежно отгонявший мотыльков от сального светильника, вдруг метнулся в потолок, а потом резво спрятался в дымоходе. Кто-то в сумерках приближался к хутору, и было совершенно непонятно, кто бы это мог быть. Соседи захаживали к Заккару редко, а на ночь глядя — никогда. Милосердные всего три дня назад приходили выпить браги, а заодно, приглядеть, на месте ли статуя владыки, и не пропускает ли поклонений хозяин, усердно ли бьют поклоны его домашние и его рабы, обучены ли дети пению Cлавы… Нет, Милосердные не стали бы досаждать Заккару слишком частыми визитами, а то в другой раз он мог бы не выставить им бочонок браги и ведро солонины…

Загремели ворота от частых ударов, в пристрое заворочались и начали перешептываться рабы, с печки из-за занавески выглянул малой и испуганно спрятался обратно…

Заккар досадливо крякнул и, прихватив из короба с оружием булаву, пошел на двор. Так ломиться могли только Милосердные, да и то лишь с великого испугу… А чего им, спрашивается, бояться… Если что — владыка, кого хочешь, прищучит.

— Эй, Заккар, отворяй, не томи! — Голос был знакомый, но хозяин, отодвигая засовы, булаву из рук не выпустил.

— Чего приперлись на ночь глядя? — Заккар распахнул калитку, но сам продолжал стоять, загораживая проход. — Добрые гости днем приходят…

— А ну, посторонись! — рявкнул Сцепа, триарх ближайшего дозора Милосердных, и двое медноголовых занесли на двор третьего. — Буди бабу свою, пусть перевяжет брата Юппа, пока кровью не истек.

Заккар глянул на раненого, и даже теперь, при свете половины Сели, было видно, что перевязки ему уже не помогут.

— Ты мне, что хошь, говори, а он все равно, что мертвый, а мертвому припарки ни к чему. — Заккар склонился над телом, ткнул пальцем грудную клетку. Под посиневшей кожей не было ни одного целого ребра, а все внутренности наверняка были отбиты. — Пусть тут полежит, пока не остынет, а утром закопаем. Я рабам скажу…