Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Довольно неудачными оказались сани. Они были чуть тяжелее, чем нужно, поскольку Амундсена ввели в заблуждение частые высказывания Шеклтона и Скотта о Барьере как о чем-то злобном, требовательном, вероломном. Но, по его словам, после путешествий для закладки промежуточных складов

таинственный Барьер англичан исчез раз и навсегда, уступив место совершенно естественному явлению – леднику.

А в нем не было никакой тайны. И сани пришлось облегчать.

Но больше всего Амундсена беспокоил даже не вес, а плохая управляемость саней, что быстро обнаружилось в поездках при закладке складов. Эти сани купили в Христиании, в «Хагене», потом Бьяаланд переделывал их на «Фраме». Это была та самая модель, которую безоговорочно одобрил Амундсен. Проблема заключалась в стандартном исполнении, а нужен был индивидуальный подход с учетом требований экспедиции. В результате Амундсен забраковал их, и Бьяаланд уже на месте переделал четверо саней, которые остались на «Фраме» со времени второй экспедиции под руководством Свердрупа. Эти сани были сделаны искусным мастером, к сожалению, на тот момент прекратившим выпускать их.

По-другому спроектировав полозья и сделав тоньше другие элементы, Бьяаланд уменьшил вес саней с пятидесяти до тридцати пяти килограммов, не ослабив при этом прочность самой конструкции. Еще он сделал трое новых саней, легких и гибких.

Так снежную пещеру, в которой для создания верстака доски просто положили на основание из спрессованного снега, Бьяаланд превратил в маленькую мастерскую большого специалиста по саням и лыжам. При этом он использовал карию, упругую, пластичную, хорошо выдержанную – ту самую, которую Амундсен предусмотрительно купил десять лет назад в Пенсаколе. С помощью примуса и банки из-под керосина Бьяаланд соорудил автоклав для изготовления полозьев. В другой мастерской Вистинг и Хелмер Ханссен, используя ремни из сыромятной кожи, занимались сборкой саней. Это само по себе было настоящим искусством: от такой сборки зависела эластичность соединений и, следовательно, легкость управления санями. Хелмер Ханссен, прошедший с собачьей упряжкой тысячи миль, имел к этому особенный талант, поскольку знал, как они должны себя вести-.

Старые сани «Фрама» были рассчитаны на «трудный» лед, а сделанные Бьяаландом – предназначались для быстрого перемещения по снегу. Амундсен решил, что на старых санях они преодолеют ледник, ведущий к Полярному плато. Дальше предполагалось передвигаться на облегченных санях модели Бьяаланда, а старые оставить, поскольку после подъема требовалась максимальная мобильность. Эти сани весили всего двадцать четыре килограмма и казались пушинками по сравнению с 35-килограммовыми модернизированными санями «Фрама» и 75-килограммовыми – от «Хагена-». Кроме того, Бьяаланд приготовил для каждого человека по две пары лыж: одни беговые, а другие резервные, которые нужно было везти в санях. Эту работу закончили к 20 июля.

Как-то Амундсен написал со свойственным ему своеобразным юмором, что если в сильный мороз ты «обут неподобающе, то скоро останешься без ног, а тогда уже слишком поздно обуваться подобающе».

Лыжные ботинки, снова оказавшиеся слишком маленькими, распороли в третий раз и увеличили мысок – каждый был сам себе сапожник – до такой степени, чтобы надеть две пары эскимосских носков из меха северного оленя, положить нужное количество сеннеграса[83] и натянуть тонкие шерстяные носки. При этом нога должна свободно двигаться внутри во избежание обморожения. Брезентовый верх ботинок заменили более тонким материалом. Почти два года Амундсен пытался создать идеальную модель. Теперь ему, похоже, удалось реализовать исходную концепцию, создав ботинки, которые были достаточно жесткими, чтобы контролировать лыжи и использовать шипы, но весьма гибкими, чтобы не препятствовать подъему– в гору или (хотелось надеяться) не затруднять циркуляцию воздуха.

Много чего было изменено и переделано во время зимовки. Поскольку собаки съедали задние ремешки лыжных креплений, изготовленные из кожи нарвала, Бьяаланд снабдил их крючками, что позволяло отстегивать их от лыж и на ночь забирать в палатку. Стубберуд обтесал пятьдесят коробов для лыж, уменьшив вес каждого на три килограмма. Затем их надежно закрепили в санях, чтобы для экономии времени и энергии при движении не привязывать и отвязывать их каждый раз. Продукты при необходимости можно было доставать, снимая крышки.

Вес кухонной утвари довели с тридцати килограммов до пяти. Вистинг, работая на ножной швейной машине в одной из снежных пещер, сшил новые палатки из легкой ткани, уменьшив их вес с десяти до шести килограммов. Их конструкция предусматривала вшитый пол (что было необычно для того времени), а крыша натягивалась с помощью единственного бамбукового шеста. Все было продумано для того, чтобы облегчить установку палаток в условиях штормового ветра.

Одна из проблем заключалась в том, что вся ткань была белой. Амундсен же предпочитал темные палатки по нескольким причинам: они лучше видны на фоне снега и надежнее защищают от солнечной радиации, в них отдыхают глаза после яркого солнца высоких широт и сильнее прогревается– воздух. «Ну что ж, – записал он в дневнике, – мы редко сдаемся». Нужного цвета добились с помощью чернильного порошка и черного крема для обуви-.

На этом перемены не закончились: солнцезащитные очки, анораки, белье («что касается нижнего белья, – отметил Амундсен, – то все мы без ума от связанных нам Бетти шерстяных жилеток»), собачья упряжь. Все необходимое для полярного путешествия было проверено и (в большинстве случаев) подправлено в неустанном поиске путей к безопасности и совершенству.

Амундсен обладал личным магнетизмом, свойственным настоящим лидерам. Это признавали люди с самыми разными характерами и жизненным опытом – Шеклтон и Бьёрн Хелланд-Хансен, Линкольн Эллсворт и адмирал Бёрд, американский пионер воздухоплавания. Во Фрамхейме это признал даже Йохансен.

Амундсен хорошо понимал особенности психологии небольших групп, обладая при этом почти женской чувствительностью к полутонам и подводным течениям, с которыми лидеру постоянно приходится иметь дело. Он много работал над моральным духом в коллективе и деликатно нейтрализовывал любые напряженные ситуации, характерные для полярных экспедиций.

В небольшом изолированном сообществе (где воображение человека – как под воздействием галлюциногенов – способно превратить крошечный холмик, созданный кротом, в фантастическую горную гряду) утренняя раздражительность создает серьезную эмоциональную угрозу. Скотт, например, был очень сварлив по утрам, выплескивая свое недовольство на всякого, кто попадался на его пути, но даже не пытался сдерживаться. Амундсен, обладая большей проницательностью, постоянно контролировал себя и пресекал подобные эмоциональные срывы своих спутников.

Например, он организовал конкурс на определение самого точного прогноза температуры с крупными призами, которые каждый месяц торжественно вручались победителям. А суперпризом по окончании зимы должна была стать подзорная труба. Амундсен объяснил выбор темы необходимостью уметь распознавать температуру в том случае, если все термометры во время похода к полюсу выйдут из строя.

Желая получить приз [написал он в своем дневнике], каждый стремился выйти наружу, чтобы взглянуть на погоду. Для этого и нужны были призы. Но никто об этом не знал. На мой взгляд, такой короткий утренний выход на улицу очень полезен. Удивительно, но, даже проведя там всего– минуту-другую, сонный человек окончательно просыпается и может привести свои чувства в равновесие перед [первой за день] кружкой отличного горячего кофе.

Даже самый добродушный человек в мире по утрам хоть чуть-чуть да чувствует раздражение, от которого нужно избавиться – по возможности без остатка. Но если раздраженный человек поймет, что вы хотите помочь ему в этом, он станет раздражительным вдвойне.

Амундсену пришлось найти тонкую грань, отделяющую регулярность от монотонности.

Из-за напряженной работы время отдыха было вынужденно ограничено. Но при этом Преструд давал уроки английского для нескольких желающих, проводя занятия на кухне, чтобы не мешать остальным. А Бьяаланд начал делать скрипку, хотя знал, что не успеет за зиму. В итоге она была закончена в Норвегии профессиональным мастером и оказалась очень хорошим инструментом.

Остальные развлекались чтением (в основном полярной литературы из их небольшой, но богатой библиотеки), эпизодическими карточными играми и метанием дротиков, которое превратилось с началом зимы в настоящую манию. Дротики подарила членам экспедиции Малфред, жена Густава Амундсена; для большинства эта игра была в новинку. Амундсен устроил соревнование, предложив в качестве приза карманный хронометр.