Диаспора - Борис Иванов

— Вы встретили его? Этот чужой разум?

— Лучше сказать — он встретил нас. Он нас ждал, готовился исследовать, изучить нас. И в конце концов — изменить. Сделать своими инструментами... Заключить с нами договор.

— И вы этот договор подписали? — с интересом осведомился Кирилл.

— Дело обошлось без пергаментных свитков и вскрытия вен. Договор с дьяволом подписывают не на бумаге. Его подписывают в душе. Самое трудное для нас, конечно, было найти общий язык... Понять, что надо от нас тому безликому и невидимому, который общался с нами с помощью... — капитан щелкнул пальцами, подыскивая нужное сравнение, — с помощью какого-то подобия театра. Гротескной пародии на театральное действо, которое разыгрывали перед нами его марионетки — неумелые подобия людей. Смешные и жутковатые. Но тогда я понял главное... То, что я счел главным тогда... Мне было обещано бессмертие. Традиционная приманка...

— Да, от таких предложений не отказываются... — бросил Кирилл с заметной иронией.

Но кэп не обращал внимания на реплики собеседника. Сейчас он слушал только себя.

— Бессмертие... — продолжил он. — Бессмертие в обмен на верность. Даже не так — не в верности дело — бессмертие в обмен на изменение сущности... Вот правильная формула... Я ее принял. И теперь это изменение происходит во мне. Но я еще способен выбрать... Надеюсь, что способен. Выбрать — пройти ли мне этот путь до конца, или отказаться от подарка дьявола...

— Как это?.. — спросил скорее самого себя, чем своего странного спутника Кирилл.

На этот раз Листер услышал его вопрос.

— Дело в том, что тот Джордж Листер, которого ты видишь перед собой, это только кусочек, проекция того существа, которым я стал в результате изменения... Верхушка айсберга. Сам айсберг там — в Тартаре... И проекция эта довольно зыбкая, неустойчивая. Иногда со мной происходят всякие незапланированные... эффекты. Тогда, бывает, я здорово пугаю окружающих. Тартар тратит сумасшедшее количество энергии для того, чтобы сохранить связь этой бренной оболочки, существующей в обычном пространстве-времени, и той ее основой, которая таится там — в невидимой простым смертным Вселенной. Когда что-то происходит со мною здесь, мое «я» ныряет в те темные воды... И живет по их законам... Все больше и больше становясь чем-то другим. Тем, чем становиться очень не хочется... А за это время происходит восстановление, регенерация моей проекции в этом мире. Или она строится заново. И этот мир возвращается ко мне. К уже другому мне. И я вновь отправляюсь исполнять в нем то, зачем послал меня в него Тартар.

Теперь Листер открыл глаза и смотрел в пространство перед собой пустым, лишенным хоть какого-либо выражения взглядом.

— Это — большое удобство: быть «на поводке» иного мира. Я, к примеру, вовсе не нуждаюсь ни в пище, ни в воде. И даже в воздухе, хотя в вакууме у меня будут наблюдаться все последствия вскипания азота в крови... Не хочется думать о том, как это будет смотреться в комбинации с последующей регенерацией... Это вовсе не значит, что мне не нравится дышать или хорошо поесть. Просто я могу обходиться без этого... Но за все надо платить: такое мое бытие возможно только в довольно небольшой области Обитаемого Космоса. Я уже никогда не смогу вернуться в Метрополию. Есть только несколько обитаемых планет, на которых Тартар может дотянуться до меня, поддерживать мое существование. Шарада, Харур, Прерия, Чур... И благословенная Инферна.

— Во всех этих Мирах находили порталы Предтеч. Или их руины.. — припомнил Кирилл. — Кроме Инферны, конечно. Здесь нашим археологам не развернуться... Какой-то участок измененного пространства-времени... Поэтому здесь вечные проблемы с навигацией...

— «Червивое яблоко» Галактики — так его называют физики из тех, что заняты космологией, — напомнил Листер. — И Геррод так его называл...

— А он... — Кирилл с интересом глянул на капитана. — Генерал-академик тоже подписал договор?

Лицо Листера дернулось.

— Пожалуй, Хайме поступил более мудро, чем я. Куда более мудро... Он не принял этот чертов подарок. И Тартар отпустил его с миром. Самую малость лишь изменив его — даровал ему забвение. Он ничего не помнил о том, что происходило с нами... Словно проспал все эти недели сном праведника... И он даже не знает, насколько он счастлив: он родился человеком, человеком и умрет. И никогда не будет жалеть о том выборе, который совершил и о котором забыл навеки...

— И вы не стали напоминать ему?..

— Не стал.

Капитан поднялся и стал присматриваться к приближающимся фигуркам Смольского и Палладини.

— Но мне пришлось рассказать ему свою историю — так, как будто это случилось только со мной...

— Зачем?

Кирилл тоже нехотя поднялся и стад ручным прожектором сигналить отставшим.

— Я сделал это, когда решил... расторгнуть договор, — глухо бросил Листер. — Выйти из игры. Но только не так-то это оказалось и легко. Второй раз встретиться с дьяволом... Снова навестить Тартар...

— Так ведь вы говорите, что вы там — в Тартаре — и находитесь на самом деле? — с удивлением повернулся к нему Кирилл.

— Правильно, — криво улыбнулся Листер. — И хотел бы я знать, на что похоже — хотя бы отдаленно, то, чем я там стал. Но этой моей «матке» не дано ни чувств, ни ощущений. Ни права действовать. Все это дано только моему воплощению здесь, в нашей Вселенной. Там я могу только лишь мыслить. Если это можно назвать мышлением.

— Но почему... Почему — расторгнуть? — запинаясь, словно о чем-то неприличном, спросил Кирилл. — Зачем вам расторгать этот ваш договор? Какая-никакая, а вечная жизнь...

Листер молчал. Он глядел в льдистую даль, на хребты Ларданара, мимо приближающихся спутников.

— Ты не знаешь... — медленно начал он. — Ведь ты не сразу понимаешь, чем приходится тебе платить... Ты думаешь, это так просто и естественно, что капитан экспериментального судна, гордость спецакадемии, вдруг, после самых незначительных неприятностей с руководством, уходит в наемники к Одноглазому Императору, а потом, после своей официально зарегистрированной гибели, объявляется в другом конце Обитаемого Космоса? Об этом можно написать роман. О том, как некто, живущий среди людей, начинает догадываться, что он — не человек. Постепенно, по чайной ложке. Что ни у кого из них нет того, кто внутри, что они не слышат голоса, к которому ты так привык, больше, чем к отцу и матери. Вообще не знают, что это такое... Что никто, кроме тебя, не видит таких... снов. Назовем их так. Что ни у кого в душе не живут запреты — постыдные и неимоверно странные. Непонятные, ни одной живой душе, кроме тебя самого. И еще — это был бы роман о том, как эта нечеловеческая сущность, по мере того как ты ее постигаешь, все больше овладевает тобой, как ей мало становится того, что она программирует твои симпатии и антипатии, как она начинает уже напрямую вести тебя к своей цели, превращает в робота, марионетку...

Листер вновь замолчал.

Кирилл тоже хранил молчание. То, что он услышал, не так-то просто было переварить,

— Некоторое время ты думаешь, что просто сошел с ума, — продолжил капитан. — Но потом получаешь веские доказательства. Только вот беда — читателей для такого романа не найдется... Ну зачем читать романы из жизни нелюдей? Элитарная забава... И не спрашивай почему. Для меня их намерения так же темны, как и для всех простых... смертных.

— И все же — почему же вы... Неужели другого выбора нет?

— В том-то и дело, что это и есть — выбор. А ты-то как бы решил на моем месте? Кем остаться — человеком, у которого есть душа, а в ней — память об отце и матери, о детских страхах и радостях, любви и ненависти... Или стать до конца куклой, поспешающей служить чужой воле — неведомо — доброй или злой? А?

— Но ведь вы выбрали, капитан...

— Верную смерть? А ты что — из тех, кто собирается жить вечно? Это не страшно — умереть, прожив такую жизнь. Они ошиблись, изготовив свое орудие в виде человека. Среди человеческих качеств есть и способность к бунту... Я больше всего боялся, что они в критический момент окончательно лишат меня воли. Возьмут управление на себя. Но это оказалось непредусмотрено... Или они просто меня отпустили... Или решили таким образом уничтожить... Вряд ли... Это было бы куда как просто устроить менее сложным способом...

Кэп набросил на плечи свой рюкзак и, кивнув подоспевшим спутникам, зашагал дальше по звонко похрустывающему грунту охваченного ночным холодом плато.

— Значит, для этого вы и рвались сюда — на Инферну?

— Именно для этого, — кивнул ему кэп. — Здесь — решение моей тайны. Здесь, на Аш-Ларданаре...

— Вот примерно и все, что рассказал мне капитан Листер... За то время, пока...

Кирилл сделал неопределенный, нервный жест рукой, словно снимая с лица невидимую паутину. Повернулся к Каю, ожидая от него каких-то вопросов.

— Потом в монастыре и уже здесь, в городе, он не возвращался к этой теме? — спросил Кай, больше для того, чтобы как-то прервать наступившую паузу, чем внести ясность в вопрос, который ясным просто не мог быть.