Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощаю, Чак, за всё прощаю. Я обещаю, если мы выживем, то я никогда больше не буду тебе врагом. Кем угодно, но не врагом. Мне страшно. Чак, – еле слышно, сквозь шум доносился дрожащий женский голос, что-то рвануло за стеной и солдаты повалились как домино на пол.
Чак поднял Китти с пола, обтряхнул с неё пыль и, сжав хрупкие ладони в своих, посмотрел ей в глаза широко улыбаясь.
– Мы с тобой слишком часто встречаемся, для случайных людей, я верю, что встретимся вновь, а теперь закрой свои прекрасные губы и бегом за мной.
Дверь распахнулась и людская масса волной хлынула на улицу, под огонь пулемётов и стрельбу ружей, кругом царствовало пламя, горела земля, бетон и люди, рвались снаряды, солдат осыпало горячей землёй и градом осколков. Ряды бегущих редели моментально, но они, превозмогая всё, бежали навстречу спасению. Горячий осколок, отскочив от некого препятствия, словно оса ужалил Чака в лодыжку, но он лишь выругался и побежал дальше. И вот позади остался магазин, пробитый танковыми снарядами будто сыр, горевший ярким пламенем, и похоронивший в себе десяток котивских юнцов. По пятам бежали фавийцы, что видимо сильно хотели напоследок, уходя из города, взять побольше ценных пленных. Средь руин мелькали человеческие силуэты, сверкали вспышки выстрелов. Чак не увидел, как Арон, раненый в ногу истекающий кровью, без сил упал на мягкую траву. Он попытался подняться, но не мог, его товарищи бежали вперёд, не останавливаясь и вот уже среди кустов замелькали каски врага. В руках кабана был лишь автомат и на поясе болталась граната. Дрожащей рукой он взял в ладонь гранату. Ему не хотелось мучительно умирать под пытками и издевательствами врага, которого он считал расово неполноценным, прижал её к груди и выдернул чеку. Взрыв убил его моментально, разорвав тело на лоскуты.
Спустя некоторое время, преодолев больше километра сплошных руин и завалов, немногочисленные выжившие из гарнизона магазина, вышли к хлебзаводу, который стоял огромной серой коробкой средь выгоревшего частного сектора вокруг. Ноги еле слушались, дыхание перебивалось бешенным биением сердца, многие валились с ног от усталости и ран. Чак насчитал не более двух десятков живых, к его счастью среди них была Китти, которая громка дыша и вздрагивая, мёртвой хваткой сжимала правой рукой ремень.
– Мы, мы оторвались от них? – едва связывая от дикой отдышки слова, проговорила Китти, смотря на Зита.
– Не знаю, нужно бежать дальше, пока не вырвемся к своим.
Из окрестностей хлебзавода раздалась стрельба. Пули со свистом пронеслись над головами запыхавшихся солдат, раздались крики на знакомом столичном диалекте и следующие пули полетели уже на поражение. Те, кто не успел пригнуть голову к земле, мигом полегли с ранениями, вскрикнул Верн, схлопотавший пулю в плечо. Чак знал этот диалект общего языка, да и выстрелы своих автоматов, он без проблем отличал от медивских. Он не раздумывая содрал с раненого лётчика повязку из белой ткани. Что служила ему бинтом и взмахивая ей, будто белым флагом, двинулся на хлебзавод. Из тьмы выползли несколько тёмных силуэтов в кепках и с автоматами в руках. Они окружили Чака и спустя несколько мгновений радостно завопили, это была его рота. Он был спасён, спасена была и Китти.
***
Добровольческий корпус генерала Пфлюка медленно отступал из города. Несколько сотен тысяч, преданных императору, солдат сделали своё дело и отчаянным броском на вражеские позиции дали основной армии три драгоценных дня. Фавийские генералы успели воспользоваться этим и не дали захлопнуться гетерскому мешку. Мурзан потерпел стратегическое поражение.
Огромный, некогда великий и богатый город, столица и сердце гетерской земли, их символ и гордость превратилась в руины. Полгода ужасных и кровопролитных боёв, ежедневных бомбёжек и обстрелов с обеих сторон привели к разрушению четыре пятых всех строений, То, что строилось больше тысячи лет, сотнями поколений, разрушили за считанные месяцы, был утерян весь исторический фонд города, все памятники и достопримечательности города превратили лишь в груду кирпичей. Лишь в самом центре остались два выгоревших до основания высотных дома. Котивы специально оставили их, чтоб ориентироваться в руинах. Вскоре к уничтожению города присоединились и расчётливые фавийцы. Не имея никакого желания, жертвовать свои жизни ради камней и бетона, они сами начали взрывать самые приметные и высокие строения города, тем самым лишая вражеские самолёты ориентиров. Лишь гетерцы со слезами на глазах смотрели, как исчезает с лица планеты величественный город их предков.
Когда-то его населяли миллионы горожан, теперь же среди руин едва ли можно было встретить и пару тысяч. Практически половина брелимцев уехали на запад ещё в первые дни бомбёжек, когда муринская армия ещё не приблизилась и на полсотни километров. А как только гетерская армия потерпела позорное поражение под Севом, то на следующий же день на запад устремились нескончаемые вереницы машин и бесконечные колоны людей. Те-же, кто остался, к своему сожалению, почти все погибли, от ежедневных безжалостных бомбёжек, от городских боёв, голода и болезней. Хуже всех пришлось брелимским котивам, разъярённые жители города истребили почти всех опасных сограждан, массовые расстрелы проходили ежедневно и к моменту вхождения Маунда в пригородные районы, почти все котивы были безжалостно перебиты. Этот факт озлобил оккупантов и немногих, переживших все ужасы безумной мясорубки, подвергли репрессиям. Победителей, как известно, не судят, оттого и волна жестокости со стороны котивов ответом хлынула на медивов. Пленных фавийцев обычно отправляли в лагеря Хегера, а вот с гетерцами не церемонились, обычно их расстреливали, либо издевались. Стало очень популярно среди озлобленных и потерявших человечность котивов, проводить бои между пленными. Те, кто побеждали, могли жить ещё день, до следующего боя. Проигравшего убивали. Командиры муринцев, частенько поддерживали садистские наклонности своих подчинённых. Стальное войско Маута, понемногу начинало бродить изнутри и ожесточаться. Подействовать на солдат в условиях ежедневных боёв было сложно. Ведь как можно угрожать наказанием тому, кто может погибнуть в любой момент, от пули снайпера или упавшей бомбы?
Чака встретили тепло и радушно, искренняя радость сияла в глазах его солдат, многие из которых прошли с ним путь длиною в годы, он отвечал им взаимностью и крепко жал руки и обнимал. Но не видно было лишь
