Рыжеволосая девушка - Тейн Фрис

Наступило рождество, и нацисты весело отпраздновали его, еще раз показав свое подлое нутро. Они разъезжали, провозя мимо бедствующих жителей целые повозки с напитками; в деревянных ящиках громыхали бутылки. Они везли также зеленые сосновые ветви и распевали песни — тут и там. В районе их казарм и укрытий пахло мукой и маслом; запах печеного теста наполнял окрестность — дразнящая иллюзия далекого прошлого. На ступеньках стояли дети, повернув личики навстречу ветру, который приносил эти запахи сытости и изобилия; они дрожали от холода и острого желания есть.

— Для вас есть поручение, — сказал Аренд, когда мы за два дня до святок явились в штаб фелзенцев. — Инженер Каапстадт уже спрашивал о вас. Он наверху.

Каапстадт сидел один в комнате, где он в свое время принимал нас вместе с магистром Паули. Он любезно приветствовал нас, предложил сесть и закурить. На этот раз вместо коричневого костюма он был одет в прекрасно сидевший синий костюм и белую рубашку; из кармашка торчал белый платочек; я невольно спросила себя, кому теперь по средствам стирать эти белые вещи. Проведя рукой по волосам, так что блеснуло его массивное кольцо с печаткой, он с улыбкой взглянул на нас.

— Наконец-то сегодня у меня есть для вас очень трудное задание… и опасное, — сказал он, и в складках улыбки потерялся шрам возле рта. — Я знаю, что вы не боитесь риска…

Он по-прежнему улыбался нам; я нетерпеливо сказала:

— Да говорите же.

— Надо добыть боеприпасы из бетонированного укрепления в Эймейдене, — сказал он.

Вероятно, мы все три так вытаращили глаза, что он даже громко рассмеялся и пояснил:

— Разумеется, это звучит примерно так же, как если бы я попросил вас похитить у Гитлера портфель…

— Приблизительно так, — сказала Ан. — Вы, значит, имеете в виду немецкое укрепление… возле гавани?

Инженер Каапстадт кивнул головой: — Да, именно это… Должен, однако, сразу же сказать вам, что тут есть небольшой секрет. В настоящий момент это укрепление занимает немецкий военно-морской флот. И в этой группе у нас имеется превосходный связной.

Очень энергично и слегка позируя, он подошел к двери, ведшей в боковую комнатку, и открыл ее с видом фокусника, который демонстрирует свой лучший трюк. Мы заглянули в комнатку. Молодой человек, который сидел там на диване и перелистывал английские журналы, встал и положил их; я посмотрела их названия. Затем взглянула на молодого человека. Ему было, пожалуй, лет двадцать пять; он носил штатский костюм, простой и аккуратный. Когда он нас увидел, его губы тронула вежливая улыбка. Он щелкнул каблуками и поклонился.

— Hab'die Ehre, meine Damen, — сказал он. — Mein Name ist Paul. Bin leider nicht imstande, Famtfienname dazu zu nennen. Kommt hoffentlich auch bald[43].

Мы опять удивились; меня потряс самый факт, что в штабе одной из групп Сопротивления мы встретили человека, бегло и безупречно говорящего по-немецки, — настоящего немца. Ан и Тинка пробормотали что-то в ответ Паулю, я же молча кивнула ему головой. Инженер Каапстадт выступил вперед.

— Чтобы не оставалось никаких подозрений, — начал он, все еще улыбаясь, но уже более сдержанным тоном. — Пауль— сын либерала, бывшего члена рейхстага. Он ненавидит нацистов. И готов нам помогать любым способом.

— Durchaus[44],— ответил Пауль, видимо хорошо понимавший по-голландски.

— Он служит в отряде, расположившемся в портовом укреплении, — продолжал Каапстадт. — Их там в настоящий момент не так много; военно-морской флот сосредоточен главным образом между устьем Мааса и Гаагой. Давайте присядем; проводить совещания на ногах неудобно.

Мы сели, и между нами поместился Пауль. Нельзя было представить себе более типичного лица пруссака, чем эта чуточку широковатая физиономия брюнета с высокими скулами, с тщательно причесанными, чуть волнистыми волосами, очень коротко подстриженными; большой рот, квадратный подбородок. В военной форме он показался бы еще более типичным немцем. В штатском же костюме он выглядел словно на маскараде. Я все еще не знала, что о нем думать, и обменялась быстрыми взглядами с Ан и Тинкой, которых, несомненно, эта встреча застала врасплох, так же как и меня.

Инженер Каапстадт уселся за бюро и сказал;

— Пауль предлагает нам вечером в первый день рождества подойти к укреплению и забрать боеприпасы. Он будет стоять на вахте вместе с одним человечком, которому война здорово осточертела. Пауль полагает, что люди будут основательно увлечены празднеством.

— Ohne Frage, — заметил Пауль, напряженно следивший за тем, что говорил инженер. — Man hat uns einen schönen französischen Kognak zugeführt[45].

Он сказал «нам». Мне сразу бросилось это в глаза. Я ничего не ответила, лишь опять кивнула головой. Видно, он еще не очень отделяет себя от своих нацистских соратников. Быть может, он надеется даже, что, когда кончится его вахта, он также приложится к «превосходному французскому коньяку», подумала я. Военная добыча есть военная добыча. Быть может, немецкие солдаты, которые сражаются. в. Арденнах, в этот момент жрут для храбрости наш «превосходный голландский сыр»…

— Во всяком случае, можно предполагать, — сказал инженер Каапстадт, внимательно следивший, как я подметила, за выражением наших лиц, — что господа не проявят должной бдительности в этот первый рождественский вечер. Мы должны этим воспользоваться. Боеприпасы нам очень нужны. Паулю об этом известно.

— Durchaus, — подтвердил Пауль. По-видимому, это было его любимое словцо; на мой взгляд, оно было наиболее типичным немецким словом; мне вдруг показалось что вся атмосфера вокруг нас стала неопределенной, неясной и поэтому чреватой опасностями. Наше молчание инженер Каапстадт, видимо, счел за безоговорочное согласие. Он даже не спросил нас, одобряем ли мы эту операцию; он прямо перешел к обсуждению боевого задания.

— В сумерки один из наших людей отведет вас в помещение, где упаковывают сельди; оно находится несколько в стороне от дороги, ведущей к морю. Это всего в полукилометре от бетонированного укрепления. Между ними стоит еще несколько сараев и складов, но в них теперь нет ни души.

— Сколько всего? — спросила Тинка, поворачивая свой носик в сторону человека, сидевшего за бюро.

— Fünfzig Kilo wird's schon sein[46],— сказал Пауль, с удовольствием глядя на миловидную задорную мордочку Тинки.

— Пятьдесят кило, — перевела я. — Значит, по шестнадцать кило на человека… Гм… Наши велосипедные сумки, пожалуй, уже привыкли к этому…

— Патроны? — спросила Ан.

Пауль подтвердил, что речь идет о патронах. Он вынул из кармана записную книжечку и вырвал из нее листок; карандашом он начал набрасывать план местности и объяснять нам, как и когда нужно приблизиться к укреплению.

Я взяла записочку, сложила ее и надежно спрятала у себя. Беседа, как видно, закончилась, и мы простились с Паулем. Мне было неясно, могу ли я и нужно ли мне подать ему руку. Мне очень не хотелось, но я чувствовала, что уклониться от этого было бы неправильно. Я подала Паулю руку, Ан и Тинка последовали моему примеру.

— Auf Wiedersehen, до свидания, — сказал Пауль. Он приятно улыбнулся и вдруг поднес руку ко лбу. Это было глупо, поскольку он был в штатском.

Возвращаясь в Гарлем, мы долго еще разговаривали, обсуждали дело со всех сторон и наконец решили все же взяться за него. Возможно, нас толкнуло на это тщеславие — выполнить задание силами одних девушек, без участия мужчин! Но, возможно, здесь сыграло роль также честолюбие борцов гарлемского Совета Сопротивления, который никогда не отступал перед опасностями. Решение это пришло к нам еще потому, что мы снова испытывали душевное напряжение: помимо ужасов голода, постигшего Голландию, начались облавы, которые устраивали среди населения Вестланда стоявшие там лагерем нацистские войска; они практиковали также разбойничьи, грабительские набеги и угоняли наших мужчин на оборонительные сооружения вдоль рек. Об этом сообщалось в последних донесениях.

Впрочем, как мы заметили, у нас не было никаких причин сомневаться в желании участников фелзенской группы Сопротивления бороться против оккупантов. В канун рождества, перед тем как отправиться на задание по добыче боеприпасов, мы услышали, что были потоплены два инспекционных судна немецкого военно-морского флота, стоявшие в гавани Эймейдена. Когда мы явились на следующий день в фелзенский штаб, там царило общее ликование. Когда мы поздравили товарищей с удачным налетом, Маартен на радостях выдал нам лишнюю порцию вареной коричневой фасоли, причем мы обнаружили в ней даже заблудившийся кусочек свиной шкурки.

Прежде чем отправиться в этот день в Эймейден, Ан, Тинка и я дали друг другу торжественное обещание. Мы достаточно хорошо знали об арестах и пытках, которым немцы подвергали свои жертвы. Мы слышали рассказы о людях, которые слыли самыми стойкими и надежными, но под пытками нацистов не выдерживали. Мы обещали друг другу, что мы — никто ведь не знает себя — не допустим этого. Если нас арестуют всех вместе, мы выпустим друг в друга все пули из наших револьверов, чтобы избежать мучений или позора.