Ричард Длинные Руки - Гай Орловский

– Как поступать надо, – ответил король свирепо, – так и поступим! Мы живем, руководствуясь разумом. Пришло новое время! И новые методы войны. Мы хотим мира, а для этого надо, чтобы никто не смел даже помыслить о восстании, сопротивлении!.. В этом городе не должно остаться ни одного живого человека. Даже собак и кошек… всех-всех!.. В наших деревнях достаточно плодится народу, чтобы заселить и этот город. Но страшная слава облетит всех… И враги, и союзники будут знать, что ждет тех, кто дерзнет противиться нашей воле.

Рыцарь поклонился еще угодливее.

– На войне как на войне, ваше светлость.

Король остановился так внезапно, словно ударился о твердое силовое поле. Несмотря на тучность, он выглядел и был преисполненным дикой первобытной силы, но голос сделал холодным и деловитым.

– Подумайте над тем, как это сделать. Если перебить их прямо в домах, то задохнемся среди гниющих трупов. Вся наша армия только и будет делать, что копать ямы и бросать туда убитых… а я знаю, как начинаются болезни, что уносят целые армии молодых сильных воинов, а вдобавок опустошают целые края!

Он был на выходе, когда рыцари уже заговорили наперебой, предлагая то вывести всех за город на праздник примирения и отравить разом, то напоить сонным зельем и сварить из них мыло – из такого количества народа хватит на торговлю с соседним Мордантом…

Жестокая улыбка тронула губы Карла. Не так уж и много надо, чтобы даже те, кто недавно так цеплялся за рыцарские ценности, сейчас говорили как потерявшие всякую честь разбойники.

Я ощутил тень недовольства, что несколько меня удивило. Ведь Карл в самом деле говорит правильно. Войну надлежит выигрывать с наименьшими потерями. А если население этого города вырезать… то другие могут сдаться без сопротивления. Сохранив как свои жизни, так и жизни солдат Карла. Так бомбардировка Хиросимы спасла не только жизни американских солдат, но и жизни японцев, которые еще долго могли бы драться до последнего японского солдата…

И все же я заставил себя взмыть вверх почти с закрытыми глазами, там есть щель, и со стиснутыми челюстями понесся обратно. Уже когда огоньки лагеря остались позади, открыл глаза, увидел, что взял немного левее, выровнял линию полета и дальше несся, как баллистическая ракета, не отклоняясь от курса.

На востоке заалела розовая полоска. Сейчас Ланзерот уже будит Рудольфа и Асмера, Бернард встал наверняка раньше… Только бы не дал разбудить меня, они же знают, чем я могу заниматься, только бы не дал разбудить…

Я ощутил неладное, метнулся обратно. Ветер свистел, кожу обжигало, словно морозом. «Только бы не проснулся и сам, – подумал отчаянно, – только бы…»

Сквозь мир ночи, звездного неба начало медленно проступать багровое пятно. Я не сразу сообразил, что это свет догорающего костра, я лежу лицом к багровым углям, это он светит сквозь опущенные веки, поспешно старался прогнать это зловещее видение, сосредоточился на ночи, звездном небе и летел так в страшной чудовищной раздвоенности: я лечу свободно, быстрее любой птицы, и в то же время лежу как бревно перед костром, ноги подогнул, в спину дует холодом, только бы продержаться еще чуть и не открыть глаза…

На темной земле проступила багровая точка. Я метнулся к ней, как сокол-сапсан, как пикирующий бомбардировщик. В мозг внезапно ударила паника: а вдруг это чужой костер, я едва не замедлил падение, но затем в сером рассвете углядел светлый верх повозки, спины волов, заложил вираж, чтобы не протаранить, с размаха влетел в тело, что уже двигалось, пыталось натянуть на голову одеяло, поджимало колени вовсе к груди…

Удар был такой, что подпрыгнул, зубы лязгнули. Огляделся дико. Бернард стоял надо мной с тревогой на лице. Спросил быстро:

– Дик?.. Дик?.. Ты кричал, Дик…

Они все стояли надо мной, даже Ланзерот приподнялся с пня и, увидев мой еще мутный взгляд, сел обратно и начал тряпкой вытирать рукоять меча. Тут же отшвырнул, стал водить по лезвию точильным камнем. Меня передернуло от скрежещущих звуков. Чтобы погубить в полете над вражеским лагерем, ему достаточно было один раз вот так по лезвию камешком.

– Ну что? – спросил Бернард жадно.

Я приподнялся на локте. Все тело трясется, голова дергается, как у контуженого. Асмер сорвал с пояса флягу, я поперхнулся крепким вином. Принцесса тотчас отодвинулась, благовоспитанно села в сторонке, но я все равно чувствовал аромат ее волос, запах ее тела.

– Я видел, – вырвалось у меня. – Я видел… очень много! Засада на перевале… Отряды, что рыщут всюду, ищут нас… Волчья стая, что идет по нашему следу, не обращая внимания на стада оленей по дороге… Странные монстры… Но, хуже всего, я побывал в вашем Зорре!

– Почему хуже? – спросил Бернард быстро.

– Как там? – вырвалось у Рудольфа.

– Отец жив? – спросила принцесса жадно.

Голос Ланзерота прорезал их голоса, как железо режет тонкую кисею:

– Что с обороной?

– Отец жив, – ответил я, обращаясь к принцессе. – Здоров, насколько могу судить… Но оборона… Они в отчаянии. Уже не могут держаться… Только что сэр Гарольд, выполняя приказ короля, говорил с Карлом о сдаче крепости. Договорились, что ворота откроют через двадцать четыре часа.

Бернард с силой ударил кулаком по камню. Ланзерот молчал, только костяшки пальцев на рукояти меча побелели, да лицо заострилось, как у хищной птицы. Рудольф тихо с отчаянием ругался, Асмер скривился, принцесса беззвучно плакала.

– Отец… бедный мой отец…

– Они надеются выйти из крепости тайными тропами, – сказал я. – Говорят, есть шансы.

– А потом?

– Будут пробираться в Торн. Там еще сражаются. Говорят, та крепость выдержит долгую осаду.

Асмер быстро посмотрел на остальных, спросил неожиданно:

– Что говорят о святых мощах?

Я не понял, почему взгляды всех стали вдруг настороженными, колючими. Только принцесса посмотрела смущенно, даже как будто виновато и отвела взгляд в сторону.

– О мощах не слышал, – признался я. – А что, должны были говорить?

– Нет-нет, – сказал Асмер поспешно. – Это я так. Подумал, ждут ли еще… или уже забыли, что нас послали.

Он говорил чересчур быстро, у меня снова осталось ощущение, что он врет. Да и остальные продолжают скрывать нечто важное.

Ланзерот произнес серебряным голосом:

– Подробнее о засаде на перевале.

– Человек пятьдесят, – сообщил я.

Рудольф фыркнул:

– Всего-то?

Остальные выглядели очень серьезными.

– Двадцать из них с длинными луками, – объяснил я. – Не знаю, как стреляют, но вид у них… страшноватый. Древко черное, блестящее, толщиной в руку. Я видел, как один натянул тетиву… Толщиной с палец! А стрелы такие, что даже не знаю… То, что на мне, прошибут насквозь, а чего стоят ваши, знаете лучше.