Пустыня смерти - Лэрри Макмуртри

— Черт побери, да она нюхает тебя, — произнес Длинноногий. — Интересно, не пахнешь ли ты как оленятина?

Шутка Длинноногого показалась Каллу настолько глупой, что он даже разозлился. С чего это он станет пахнуть, словно оленятина? И почему высохшая пигалица-мексиканка нюхает его? Но он не отвечал на вопрос Длинноногого и не отодвигался от женщины. Женщины селения оказались на редкость доброжелательными — приносимая ими пиша была теплая и вкусная; одна жительница даже дала Каллу старый плед, чтобы покрываться. В нем, правда, имелись дыры, но зато он был толстый и теплый и спасал от холода. Он подумал, что маленькая женщина, которая обнюхивала его, была знахарка; он знал также, что из-за состояния своего здоровья он не вправе отвергать помощь. Калл был все еще очень слаб, его лихорадило, и боль не проходила. Лежа в овечьей стригальне, он мог выжить, но если его принудят идти дальше, а в пути их застигнет другая снежная буря, то он может погибнуть. Он не станет просить Гаса или Матильду опять тащить его, как они делали это в начале перехода.

Маленькая женщина тщательно обнюхала его, словно собака, а потом поставила горшок на край печи и присела перед ним на корточки, бормоча себе под нос что-то, чего никто не мог понять. Решив, что варево готово, она жестом попросила Калла снять рубашку и больше двух часов растирала ему спину горячей целебной мазью. Она тщательно массировала каждый мускул и осторожно втирала мазь в каждый рубчик и рану. Сперва мазь жгла Каллу спину так сильно, что он с трудом переносил боль, которая казалась нестерпимее, чем удары плетью. Гас и Матильда отвлекали Калла разговорами, чтобы он легче перетерпел жгучую боль. В какой-то момент они решили, что с него хватит, но Калл стиснул зубы и позволил маленькой мексиканке продолжать свое дело. Постепенно он почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло, и тихонько заснул, без боли и стонов, впервые после экзекуции.

На следующий день Гас заметил сквозь трещину в стене, как та же женщина втирает мазь в рану на шее капитана Салазара. Капитан заметно ослабел. Он подцепил лихорадку, температура так поднялась, что он бредил и бормотал что-то бессвязное. Староста взял его к себе в дом, и знахарка лечила его, пока лихорадка не прошла. И даже после выздоровления капитан оставался слишком слабым и не мог уверенно ходить. Сперва он намеревался остаться в Сан-Саба и поправляться, но когда немного потеплело, решил воспользоваться погодой и продолжать движение. Он пришел в стригальню к техасцам и сообщил о своем решении.

— Наслаждайтесь теплой ночью, — сказал он им. — Завтра уходим отсюда.

— Сколько дней займет переход по Пустыне смерти? — спросил Верзила Билл.

— Сеньор, да мы еще не подошли к пустыне, — проговорил Салазар. — Местные земли плодородны благодаря подземным водам. Вот когда выйдем за пределы овечьих пастбищ, тогда и начнется Пустыня смерти.

Техасцы замолкли. Они решили, что день, когда разразилась снежная буря, останется самым тяжелым во время перехода. Рейнджеры успели позабыть слова Салазара, что протяженность Пустыни смерти — двести миль. Они все больше привыкали к удобствам овечьей стригальни и теплу лагерных костров. У всех у них еще не выветрился из памяти жгучий холод, боль в обмороженных ногах, мокрый снег и ощущение, что они умрут, если не будет тепла.

И вот теперь тепло пришло, а Салазар предупреждает, что самый трудный отрезок пути еще и не начинался. Кое-кто придвинулся поближе к огню, протянув руки к пламени — им хотелось удержать жар в руках и хранить как можно дольше. Некоторые спали — они улеглись у самого огня и наслаждались проникающим в их тело теплом. Им хотелось задержать его в себе навечно или, по меньшей мере, до наступления лета. Джонни Картидж, перепугавшись, что может опять отстать от рейнджеров так, что Верзила Билл Колеман не сумеет найти его и спасти, переспрашивал всю ночь, сколько времени остается до утра.

Пожилой староста рассказал Салазару, что они поедут по бесплодной и засушливой местности, где не найти ни растительности, ни воды для лошадей. Поэтому Салазар решил оставить только одну лошадь — для себя, а остальных обменял на двух осликов, фураж и продовольствие в количестве, которое ослики могли бы нести на себе. Утром, перед тем как покинуть селение, он вдруг решил сократить численность сопровождающих солдат до двадцати пяти человек, посчитав, что двадцать пять солдат смогут отбить возможное нападение апачей, а большее число невозможно прокормить во время похода. Значительная часть продовольствия, погруженная на осликов, пойдет на питание техасцев.

Но такое сокращение означало, что техасцы по численности стали немного превышать количество солдат, а физически они были значительно сильнее мексиканских мальчишек.

— Сеньоры, вам обязательно нужно связывать руки, — объявил капитан рейнджерам, когда их вывели на холодный воздух. — Сожалею, но такова необходимость. Я не могу допускать ни малейшего риска — уже сам переход по этой бесплодной пустыне представляет собой немалый риск.

Узнав о решении Салазара, Длинноногий так и взвился — Гас подумал, что он вот-вот кинется в драку. Но тот все-таки нашел в себе силы сдержаться и, когда подошла его очередь, позволил связать себе руки сыромятным ремнем. Другие поступили так же. Связали руки даже Каллу, не посчитавшись с решительными возражениями Матильды.

— Этот парень сильно травмирован — он ничем не опасен, зачем же его связывать? — протестовала она.

— А затем, что внутри у него так и кипит ярость, — ответил капитан Салазар. — Я видел это своими глазами. Он чуть было не убил полковника Кобба, когда тот сел в коляску с нашим генералом. Если бы мне пришлось связывать лишь одного из вашей братии, я выбрал бы капрала Калла.

— Воспринимаю эти слова как комплимент, — с усмешкой заметил Гас.

— Воспринимай, как знаешь, мне до этого дела нет, — сказал Калл.

После того как пожилая пигалица растерла Каллу спину своим снадобьем, он мог хотя бы размять мускулы и не застонать от боли. Когда мальчишка-солдат связывал ему руки, он свирепо смотрел на него, хотя и понимал, что тот всего-навсего выполняет полученный приказ.

Многие жительницы Сан-Саба плакали, когда техасцев связывали. Некоторые из них проявляли по отношению к тому или иному пленнику поистине материнскую заботу. Когда колонна проходила по улице селения, они совали им в руки лепешки и вяленое мясо.

Плодородные земли тянулись всего лишь три мили, на четвертой уже росли одни чахлые низенькие кустарники. Вскоре и их не стало — перед ними расстилалась, насколько хватало глаз, голая земля, на которой вообще ничего не росло.