Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Я побрёл вверх по пляжу, песок скрипел под ногами. За сараем в скале была вырублена узкая лестница, я поднялся на сотню шагов к плоской верхушке острова.

Морской ветер продувал плато, и я плотнее запахнул куртку. Последний луч западного солнца выхватил правильные очертания башни, я разглядел дверь. Кажется, она была приоткрыта.

Я постоял, разглядывая её. Вот так просто? Осторожно шагнул вперёд…

И услышал сопение — будто свинья копается в поисках трюфелей; глухой стук шагов по мягкой почве.

Нет, просто не будет, решил я. Встал неподвижно, руки по швам. И вот, из-за башни показалась последняя преграда на пути к личным покоям Периэля.

Он был раза в четыре выше меня и почти во столько же шире — и это только грудь. Мощные, короткие ноги ухали по земле, с толстого пуза свисала набедренная повязка. Голова была маленькая и похожа на свиную, крохотные глазки с подозрением сверлили меня. Гигант перебрасывал в огромных руках дубину с железными шишаками на конце. Его кожа была цвета навоза, её покрывали капли пота, как у лошади. Гигиена явно не была его сильной стороной, скажу я вам.

Я улыбнулся. Попытался, по крайней мере.

— Как поживаешь?

Существо тихо зашипело.

— Ты огр, не так ли?

— А ты — без приглашения.

Голос напоминал стук камней в деревянном ящике.

— Мне нужно увидеться с лордом Периэлем, — живо выпалил я.

Огр провёл длинным тонким пальцем по концу дубины.

— Разбить тебе голову, что ли? — прогудел он. — Перед тем, как сбросить в море. — Он смешно пожал плечами. — Зачем грязь разводить?

И он бережно положил оружие на землю, вытянул руки и попёр на меня…

Короче, после того, как я отобрал у огра дубину и вырубил его, я подошёл к открытой двери и…

Как это не верите? Хотите подробностей? Но там всё так скучно… Ох, ладно…

Этот огр был всё ближе, мускулы перекатывались у него под кожей. Я отчаянно пытался сосредоточиться, но мыслям приходилось пробиваться через паутину, которую Эладриэль оставил в моей голове. Помню, тогда я подумал, что всё, козырей в рукаве больше не осталось… Но именно это и натолкнуло меня на одну идею.

С быстротой молнии я выхватил из кармана свою помятую колоду. И крикнул:

— Подожди!

Огр всё надвигался. Его пятки оставляли на земле ямки. Я стал тасовать карты и делать простенькие трюки. Наконец его свиные глазки уставились на цветные картинки у меня в руках. Постепенно он остановился, мощные руки опустились, вселив в меня надежду.

— Перед тем, как ты вполне справедливо сбросишь меня с обрыва, — вкрадчиво произнёс я, по-прежнему мешая карты, — позволь сделать тебе подарок.

Огр посмотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он и одной рукой потянулся к картам, а другой — к моему горлу.

— Постой! — крикнул я, отскочив назад. — Нужно показать тебе, как ими играть.

Ковыряясь пальцем в пупке, размером с мой рот, огр подозрительно посмотрел на меня. А я быстро сдал нам по три карты.

— Давай, расскажу, что за игра. Называется трёхкарточный пегас. Обычно она кончается дракой, так что тебе понравится. Мы берём по три карты. Теперь я смотрю, что у меня в руке… Неплохо. Что же мне поставить? Как насчёт этого… — Я снял шерстяную шляпу и положил между нами.

Огр озадаченно провёл пальцем по картам.

— А ты что поставишь?

Он угрожающе зарычал.

— Ладно-ладно, пусть это будет пробная рука, — быстро вставил я. — Покажи карты… О-о, — радостно воскликнул я, — у меня только старшая карта орёл, а у тебя целая пара драконов! Ты выиграл! Вот, держи. — И я протянул ему шляпу.

Он взял её, нерешительно потыкал пальцем и натянул себе на голову.

— Да, что ж, красная шерсть немного контрастирует с твоей говённо-коричневой цветовой гаммой, — заметил я, — но, какая разница? Ещё разок?

Великан кивнул. Он пошипел над картами и принялся топать ногами в каком-то подобии танца.

В общем, где-то через полчаса я не только вернул себе шляпу, но и получил в своё распоряжение набедренную повязку, уникальную коллекцию кала гигантской летучей мыши, право взять в жёны первую дочь этого огра… и его дубину.

Мой противник сидел на мокрой земле и печально смотрел на море, перебирая в руках одолженную мною повязку.

— Не переживай. — Мне было почти жалко его. — В картах такое иногда случается.

И, собрав все свои силы, я огрел огра дубиной по затылку.

Всё? Можно уже продолжать основной сюжет?

Как я и говорил… Я подошёл к открытой двери. С замиранием сердца я с ветра шагнул в пахнущую плесенью темноту.

На голых каменных стенах плясали отблески факелов. Я оказался в коридоре, в конце которого маячил свет. Остановился и прислушался, дал глазам привыкнуть к полумраку. Затем услышал звуки плывущей по коридору песни:

«…В серебряной шкатулке,Детский смех не запереть,И не связать тесьмой из злата.В прекрасной клетке птичьей трелиОстанется лишь умереть,Как тает снег, что пойман был рукой когда-то…»

Девичий голос. Я застыл на месте. Как мне описать его?.. Что ж, стоит попробовать. Скажу одно: хоть я уже и находился тогда, как в тумане, эта песня о пленённой красоте заставила меня заплакать.

Моргая от слёз, я осторожно двинулся по коридору. В конце я остановился и, скрываясь в тени, принялся разглядывать центральную комнату.

Посередине, на устланном коврами полу стоял столик с полупустым винным кувшином, стеклянным кубком и остатками доброго ужина.

А в массивном кожаном кресле развалился сам лорд Периэль. Он был выше Эладриэля, волосы, пожалуй, не такие густые, однако разодет куда как роскошнее; с плеч ниспадал плащ из мягкой кожи. Он слушал пение с закрытыми глазами, ладони были сложены перед лицом в молитвенном жесте. Кажется, я заметил, как возле его века блеснула слеза, и я зауважал его чуть больше.

Перед эльфом покорно стояла девушка, я силился разглядеть её из своего укромного уголка. Тем временем она вновь добралась до припева.

«…Детский смех не запереть…»

И я, страшась не столько того, что меня обнаружит Периэль, но, как ни странно, — показаться перед этой красотой, шагнул вперёд.

Она была человеком, но сложена почти по-эльфийски. Волосы цвета тёмной ночи удерживала серебряная заколка. Платье из чистейшего белого шёлка. Руки во время пения девушка вытягивала перед собой.

Лик её был печален… Она здесь — узница, подумал я. А ведь ей, должно быть, нет и семнадцати. Красота её была внутренняя, почти невесомая, мне вдруг захотелось приласкать её.

Вот песнь достигла наивысшей точки, и голос её взлетел.