Джозеф Антон - Салман Рушди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему некогда было трястись, сидя в углу. Да, конечно, причины бояться имелись, и он чувствовал, как подкрадывается гремлин страха, как чудовище с крыльями летучей мыши садится ему на плечо и злобно впивается в шею, — но он понимал: чтобы действовать, надо уметь стряхивать с себя гаденышей. Он представлял себе, что заманивает гремлинов в маленький ящичек, потом запирает его и задвигает в угол комнаты. После чего (в иные дни приходилось делать это не раз) можно было жить дальше.
Элизабет боролась со страхом более простым способом. Пока с нами люди из Особого отдела, говорила она себе, мы в безопасности. До самого конца, до тех пор пока не сняли охрану, она не выказывала ни малейших признаков боязни. Свобода — вот что пугало ее. Внутри пузыря охраны она по большей части чувствовала себя прекрасно.
У него появилась возможность купить машину поновей и поудобней, чем видавшие виды полицейские «ягуары» и «рейнджроверы». Этот бронированный «БМВ-седан» принадлежал до него сэру Ральфу Хэлперну — миллионеру, заработавшему свои миллионы на тряпках, основателю сети магазинов одежды «Топшоп», получившему, после того как молодая любовница рассказала таблоидам, чтó он может за одну ночь, прозвище «пятиразовый Ральф». «Кто знает, что происходило на этом заднем сиденье, — мечтательно рассуждал Конь Деннис. — Шлюховоз сэра Ральфа — это находка». Автомобиль, купленный за 140 тысяч фунтов, продавался за 35 тысяч — «даром», заявил Конь Деннис. Полицейские намекнули, что вне Лондона, на сельских дорогах, возможно, ему будут даже позволять садиться за руль самому. И пуленепробиваемые окна, в отличие от окон полицейских «ягуаров», открывались. Можно будет, когда это сочтут неопасным, дышать свежим воздухом.
Он купил машину.
Первой в ней была поездка в «Шпионский центр». Штаб-квартира SIS (Британской секретной разведывательной службы), знакомая любителям фильмов про Джеймса Бонда, смотрела через Темзу на издательство «Рэндом хаус», словно была автором, нуждающимся в хорошем издателе. Джон Ле Карре в своих книгах о Джордже Смайли назвал SIS «Цирком» (the Circus), потому что здание якобы выходило на площадь Кембридж-серкус; это означало, что шпионы смотрели в окна на эстрадный театр «Пэлэс» Эндрю Ллойда Уэббера. В некоторых подразделениях гражданской службы SIS называли «Ящиком 850» — по почтовому адресу, который когда-то использовала служба внешней разведки МИ-6. В сердце Шпионской Страны находился человек, чьим кодовым именем, вопреки бондиане, было не «М». Глава МИ-6 — это уже не было секретом — обозначался буквой «С». В тех редких случаях, когда мистер Антон с Хэмпстед-лейн, а позднее — с Бишопс-авеню, 9, получал возможность войти в эти надежно охраняемые двери, он никогда не проникал в паучье логово, никогда не встречался с «С». Он имел дело, так сказать, не с заглавными, а со строчными буквами латиницы; впрочем, однажды — только однажды — он выступил на собрании, где присутствовало много заглавных букв. И дважды встречался с руководителями службы контрразведки МИ-5 Элайзой Маннингем-Буллер и Стивеном Ландером.
Во время того первого визита его ввели в комнату, похожую на конференц-зал рядового лондонского отеля, чтобы сообщить хорошую новость. Оценка серьезности «конкретной угрозы» в его адрес снижена. Значит, его больше не обещают убить к определенному сроку? Не обещают. Операция, сказали ему, «сорвана». Неожиданное слово. Ему захотелось узнать об этом «срыве» побольше. Потом он подумал: Не спрашивай. И все-таки спросил. «Поскольку речь идет о моей жизни, — сказал он, — мне кажется, вам следовало бы чуть подробнее рассказать мне о том, почему дела теперь обстоят лучше». Молодой сотрудник, сидевший за блестящим полированным деревянным столом, с дружелюбным видом подался вперед. «Нет», — отрезал он. И на этом разговор был окончен. Что ж, нет — это по крайней мере четко и ясно, подумал он, неожиданно для себя развеселившись. Защита источников информации — абсолютный приоритет для SIS. Ему будет сообщено только то, что сочтет нужным сообщить его оперативный сотрудник. Дальше простирается край вечного «нет».
«Срыв» вражеской операции наполнил его опьяняющим восторгом, но ненадолго: на Хэмпстед-лейн мистер Гринап вернул его на землю. Уровень угрозы по-прежнему высок. Определенные ограничения будут оставаться в силе. В частности, Гринап не может позволить привозить к нему домой Зафара.
Его пригласили выступить в Мемориальной библиотеке Лоу Колумбийского Университета в Нью-Йорке в ознаменование двухсотлетия Билля о правах. Надо, подумал он, начать принимать такие приглашения: он должен выйти из зоны невидимости и снова обрести голос. Он обсудил с Фрэнсис Д'Соуса, не попытаться ли получить приглашение в Прагу от Вацлава Гавела, чтобы встреча, которую в Лондоне британские власти сделали невозможной, произошла на родной земле Гавела. Если правительство Ее величества самоустраняется от его дела, следует вывести кампанию по его защите на международный уровень и, пристыдив Тэтчер и Херда, побудить их действовать. Ему надо использовать все предлагаемые трибуны, чтобы снова и снова заявлять: его случай отнюдь не уникален, писатели и интеллектуалы по всему исламскому миру обвиняются точно в таких же «мыслепреступлениях», как он, — в кощунстве, ереси, отступничестве, оскорблении святынь и чувств верующих, — и это означает, что либо самые лучшие и самые независимые творческие умы в мусульманском мире принадлежат выродкам, либо эти обвинения просто-напросто маскируют подлинную цель обвинителей: подавить любую неортодоксальность, любое инакомыслие. Говорить об этом — не значило, как намекали иные, пытаться привлечь особое сочувственное внимание к своему делу или оправдать свое «возмутительное поведение». Это была правда, и только. Чтобы его доводы были убедительными, сказал он Фрэнсис, ему, помимо прочего, необходимо опровергнуть свое собственное заявление, исправить Великую Ошибку, и говорить об этом надо будет громко, с самых заметных трибун, во время наиболее широко освещаемых мероприятий. Фрэнсис, испытывая к нему сильные защитные чувства, боялась, что это может ухудшить его положение. Нет, возразил он, хуже будет оставаться в ложном положении, в которое он сам себя поставил. Он усваивал трудный урок: наш мир — не такое место, где царит сочувствие, и рассчитывать на людское сочувствие не следовало с самого начала. Жизнь немилосердна к большинству людей и вторую попытку предоставляет редко. В классическом ревю шестидесятых «За краем» комический актер Питер Кук давал зрителям умный совет: в случае атомной атаки самое лучшее — «не находиться в зоне, где в ближайшее время должна случиться атака. Держитесь оттуда подальше: если где-то падают бомбы — значит, там опасно». Чтобы не страдать от того, что в мире мало кто сочувствует твоим ошибкам, самое лучшее — сразу вести себя правильно. Но он свою ошибку уже совершил. И сделает все, что потребуется, для ее исправления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});