Обитель Варн - Райдо Витич

Николаевич, оторвавшись от документов.

— Нет.

— Поэтому голос неласков?

Щербинин молча положил перед ним файл с бумагами:

— Плохо дело, Виктор Николаевич.

Горловский настороженно оглядел зама и раскрыл папку. Пяти минут ознакомления с

фактами, что предоставил ему Клим, было достаточно, чтоб понять: поводов для

печали действительно более, чем достаточно.

— Вот стервец! — выдохнул полковник, отодвигая бумаги, и задумчиво погладил

бритый затылок.

— Это лишь верхушка, что мы смогли пока обнаружить. Работа продолжается.

Горловский поморщился и махнул рукой:

— Садись, не маячь передо мной, — забарабанил пальцами по столешнице,

обдумывая прочитанное. — Значит, сомнений нет: Гнездевский устроил под

прикрытием спецотдела контору по ликвидации неугодных кому-то граждан.

Киллерскую сеть организовал, бизнесмен твою!…

— Увы.

- `Увы'! Почему нам стало это известно только сейчас?! Когда он взял первый

заказ, кто заказчик?

— Проверяем. Сеть большая. За сутки всю систему не вскрыть. Много лет работал.

На данный момент известно точно, что кроме Лисы Гнездевский использовал и многих

других из своего взвода. Вслепую. Агенты получали задание от вашего имени,

понятия не имея, что вы не в курсе…

— Как же просмотрели-то мы его, а? Столько лет служил. Деньги на жизнях делал!

Щербинин пожал плечами и принялся изучать перстень на своем пальце.

— Всех допросили?

— Пока двенадцать человек. Еще один факт, Виктор Николаевич, вы знаете, что за

последний год из группы капитана бесследно исчезло пятеро бойцов, не вернулись с

задания. Так вот среди них была агент Далила. Незадолго до своего исчезновения

она разговаривала с агентом Лука, говорила, что скоро станет очень богатой и

подаст в отставку. Намекала, что открыла один секрет и предлагала Луке

присоединиться к ней. Дословно: `капитан использовал всех нас, пора и нам

использовать его'. Имел ли место шантаж с ее стороны, откровенный разговор с

Гнездевским, неизвестно, но с большей долей вероятности можно предположить — был.

Поэтому она и пропала. Не первая, кстати.

Горловский вздохнул:

— Плохо, Клим, хуже некуда. И своих, значит, Гнездевский не жалел. Проверенные

люди и такой косяк. Сегодня же начни проверку и чистку кадров. Малейшее

подозрение в нечистоплотности — вон, списывай под чистую!

— А что с делом Гнездевского делать?

— Раскручивай дальше. Бери всех замешанных…

— Тихо может не получиться.

— Знаю, — поджал губы Виктор Николаевич. — Но постарайся. Шум нам не нужен,

но и оставить это дело нельзя. Еще не хватало, чтоб мы покрывали подонков!

Клим кивнул, отворачиваясь: полковник бесспорно прав, но подобных Гнездевскому

во все времена, в любой системе хватало и хватает. Стоит ли из-за мерзавца свою

голову на плаху возлагать?

— Сеть большая, Виктор Николаевич. В заказчиках могут оказаться не простые люди.

— Копай, — разрешил. — Но не вспугни. Что наберешь, отправишь в мой архив.

Компромат на сильных мира сего всегда пригодится.

— Хорошо. Тогда, что будем делать со Сталеску?

Полковник задумчиво посмотрел перед собой, помолчал минуту, взвешивая все за и

против, и выдал:

— А что делать? Не расстреливать же за то, что комара прихлопнула и нам глаза

открыла? Расследование у нас служебное, она, как агент подлежит лишь нашему суду.

Вот как решим, так и будет.

— Может, шум подняться…

— Да, чхать мне на шум! Правильно Лиса сделала! Убила? Превысила полномочия? Да.

Месяц в дисциплинарном батальоне и пусть домой отправляется. А там посмотрим.

Терять такого агента глупо.

— Вряд ли она пригодится нам, Виктор Николаевич. С нервами у нее плохо и другие

показатели хромают. Не потянет несение службы. Слухи пойдут.

— Что предлагаешь?

— Списать, заменив месяц в дисциплинарных войсках, на два в госпитале. Пусть

психиатры ее обследуют.

— Страхуешься?

— Да.

Полковник вздохнул — жаль девчонку, но Клим прав, и кивнул:

— Подумаю. Что Рицу?

— Сидит, молчит. Претензий не предъявляет. Беспокоит меня его спокойствие,

затишье перед бурей напоминает.

— Ничего. Как поговорю с Лисой, так и с ним решим. Не прост граф.

— Выпускать надо, как бы кирпич из посольства не прилетел.

— Каску одень, — отрезал Горловский. — Все, иди. Документы оставь,

ознакомлюсь с подробностями. Ну, Игнат! Кто б мог подумать.

Алиса открыла глаза и резко села на постели. Хмуро оглядела помещение:

стеклянная стена, герметичные двери, масса аппаратуры у кровати, светлые стены —

ясно, изоляционный бокс.

Да, хоть, регби! — поморщилась. Отвратительно на душе и физическое состояние не

лучше. Словно десятилетие в коме провела. Тело онемевшее, ослабевшее. А в груди

боль. То ли сердце ноет от тоски и обиды на хозяйку, то ли фантомные боли от

пулевых ранений. Не пожалел Гнездевский патронов.

Впрочем, что сейчас? Мир праху упыря. Прошли и забыли.

А вот как с Бэф быть? Встретиться бы, извиниться за незаслуженное оскорбление,

подозрение и обвинение. За что высыпала на его голову? Плохо, что не знаешь, то

ли спасибо ему сказать, что воскресил, то ли попенять — зачем?

Так всегда: сделай добро, получишь зло. А злом заплати, добром окупится.

`Прости, Бэф, поспешила я с выводами', - скрипнули зубы: прав ты, чем дальше от

человека, тем крепче вера в святыни. Не понять этого, как ни старайся. Нонсенс,

а факт.

За стеклом появился пожилой мужчина. Прошел в бокс.

— Проснулись? — спросил с отеческой улыбкой.

Лесс хмуро уставилась на него: профессор?

Тот моргнул: да.

— Как самочувствие?

— У мертвых лучше.

— Ну, к чему такой пессимизм? Показатели у вас отличные. Все органы

функционируют в нормальном режиме. Дисфункций не наблюдается.

`Уже исследовали'? — прищурилась Лесс: `Значит, я здесь, как материал для