Когда мертвые оживут - Джон Адамс

Вокруг плотно смыкался тропический лес. Деревья и прочая растительность подступали к самому берегу кричаще-зеленой стеной, непроницаемой даже для взгляда. Гигантские искривленные стволы нависали над водой, их протянутые ветки соединялись и образовывали своего рода навес, закрывающий от взора небо. Солнечным лучам приходилось пробиваться через плотную завесу, и они напоминали лучи прожекторов. В воздухе висели одуряющие запахи всякой растительной дряни, перемешанные с тошнотворно-сладкой вонью смерти и разложения. Тучи насекомых поднимались от реки, разбивались о нос лодки и снова соединялись за кормой.

Чем темнее становилось, тем комфортнее я себя ощущал. Те трое погибли из-за того, что оставались людьми, я же давно отбросил все человеческое. В джунглях — да и в любом другом месте на земле, не приспособленном для жизни, — нельзя надеяться выжить, если упорствуешь в желании оставаться человеком. Здесь место только для диких зверей, детей природы, готовых рвать когтями и грызть зубами, место для животных инстинктов и побуждений. Джунгли представления не имеют о таких понятиях, как «милосердие» и «благородство», «здравый смысл» и «рассудительность».

И тем не менее в джунглях были люди. Я видел их, плывя по реке. Молчаливые серые тени, которые заключили соглашение с джунглями; мужчины и женщины в черных одеждах, скользящие по потаенным тропам на велосипедах Или толкающие перед собой тачки с барахлом. Крестьяне, отступающие со своими пожитками перед лицом чего-то такого, что нельзя остановить, с чем невозможно договориться и от чего нет спасения. Я позволял им идти своей дорогой. Отчасти потому, что миссия моя была слишком важна, чтобы рисковать и раскрывать себя, но преимущественно оттого, что знал: стоит мне начать убивать, как я уже не смогу остановиться. Для живущего во мне зверя я соорудил клетку но дверцу не запер, лишь прикрыл.

Чтобы удержать зверя в неволе, я, продвигаясь все дальше по реке, придумывал новые и новые ужасы, которые намеревался сотворить с этим майором Краусом перед тем, как позволить ему наконец умереть.

Я уже добрался до мест, которые были картированы чисто условно, а потому отложил карты и просто направил «Сюзи Кью» вперед. Русло реки неуклонно сужалось, многочисленная растительность подползала к самому берегу с обеих сторон, чтобы получше меня разглядеть. Я коротал время, изучая объемистое досье на майора. Там были сообщения о сожженных дотла и заброшенных деревнях, об огромных опустошенных землях, а в центре всего этого безобразия, у истока реки, находилось логово Крауса. Сотни, тысячи людей были зверски убиты, а тела… Тела исчезли. Их забрали люди Крауса? Никто этого не знал. Подручные безумного майора действовали на обширной территории, безжалостно уничтожая всех, кто попадался на пути, но ни единого трупа никто не видел. Каннибализм? Возможно. В собранных материалах встречались различные теории и предположения, но насчет Крауса ничего нельзя было утверждать наверняка. Внизу одного листка кто-то написал большими буквами: «Психологическая война?», но это была всего лишь гипотеза.

Река впереди заканчивалась широкой естественной бухтой в самом сердце темно-зеленого вечного леса. Низкие осыпающиеся берега сошлись так близко, что я с борта лодки мог протянуть руку и дотронуться до раздутых стеблей и листьев неизвестных мне растений, склонившихся над темной водой. Ветви над головой переплелись настолько плотно, что совершенно не пропускали солнечного света, и река была погружена в постоянный сумрак, словно в преддверии конца света. Я оставил цивилизованный мир и оказался в местах, которые человек должен был покинуть давным-давно. Нам здесь делать нечего. Мы не можем оставаться здесь людьми.

Под конец путешествия берега сблизились почти вплотную, и «Сюзи Кью» едва-едва могла протиснуться по узкому руслу. А потом они внезапно расступились, и передо мной открылась широкая спокойная гладь — на берегу этой заводи майор Краус и устроил свой лагерь. Уже стемнело, была почти ночь, и поначалу я видел впереди только редкие огоньки нездорового желтого цвета. Они мерцали и передвигались с места на место, как это часто бывает на болотах.

Берега круто вздымались — серые стены из земли и глины высотой двадцать, а то и тридцать футов. Из влажной почвы здесь и там высовывались кривые корни, которые обвивались вокруг многочисленных темных пещер, раззявивших на меня беззубые рты. В пещеры заползали и выползали обратно гигантские сороконожки, волнообразными движениями перемещая свои ненормально длинные тела. Вода была совершенно спокойной, легкое волнение создавала только движущаяся лодка. В окружающей тишине ровное стрекотание мотора казалось оглушительно громким, потому я вырубил движок, и «Сюзи Кью» проделала остаток пути по инерции. Огней теперь стало больше: целые сотни их сверкали по берегам, словно следили за моим продвижением.

Причала как такового здесь не было, его заменял выдающийся далеко в реку мыс, состоящий из сухой серой земли. Я направил лодку прямо к нему. «Сюзи Кью» несколько раз ткнулась носом и наконец замерла. Я перебрался через борт и осторожно ступил на землю. Ощущения были такие, будто покинул надежный звездолет и высадился на враждебную планету. Оба берега, сколько хватало глаз, теперь были просто усеяны мерцающими огнями. Я запрокинул голову и увидел десятки местных жителей — они держали в руках примитивные факелы и смотрели на меня. Никто не пошевелился, не издал ни звука. Просто стояли и смотрели.

В высокой земляной стене рядом со мной были вырублены грубые ступеньки, по спирали уходящие вверх. Выглядела эта «лестница» не особо надежной, но, забравшись в такую глухомань, я готов был отступить только под дулом пистолета. Плотно прижимаясь левым плечом к осыпающемуся берегу и сосредоточившись на том, чтобы смотреть только вперед, я начал подъем. Ступеньки громко чавкали под подошвами ботинок, а рука и плечо быстро пропитались жидкой грязью, сочащейся из стены. Возле первой большой пещеры я задержался и, заглянув в уходящий вглубь стены темный туннель, не столько услышал, сколько почувствовал движение внутри, причем засевшее там существо было намного крупнее и массивнее сороконожки. Я вжался в стену и покрепче уперся ногами в ненадежные скользкие ступеньки, чтобы не грохнуться вниз. Местные все так же стояли и молча глазели на меня.

Когда я наконец выбрался наверх, у меня болели все мышцы, грудь ходила ходуном. Я остановился перевести дыхание, а когда вдохнул поглубже, зашелся кашлем от ужасного зловония. Обычные для джунглей запахи, в которых перемешались жизнь и смерть, здесь перебивала висевшая густой пеленой сильнейшая трупная вонь. Я словно нюхал гниющую плоть, будто погрузил лицо в разверстое чрево мертвого тела. И я очень хорошо знал этот запах. На мгновение подумал, а не снится ли мне все это; может быть, я до сих пор нахожусь в деревушке, сижу и болтаю босыми ногами в реке, курю сигарету и жду, когда они придут и обнаружат меня и все те ужасы, что я натворил. Но эта вонь, это место… Они были слишком омерзительными, чтобы оказаться просто сном.

Местные стояли передо мной, держали факелы и… все до единого были мертвы. Это становилось ясно с первого взгляда. Они стояли бесконечными шеренгами, противоестественно спокойные: глаза не двигались, грудь не вздымалась и не опускалась. По их телам, жужжа, ползали мухи. Некоторые из мертвецов находились здесь дольше прочих: их плоть высохла, будто у мумий. Другие, напротив, были совсем свежими, и не успевшая засохнуть темная кровь блестела вокруг ран, принесших смерть этим людям. У некоторых не было глаз, у кого-то в туловищах зияли большие дыры, кишащие личинками. Куда бы я ни посмотрел, всюду взгляд натыкался на новые ужасы: оторванные конечности, отвалившаяся нижняя челюсть или бледно-серые и пурпурные кишки, выпавшие из распоротых животов. Помимо факелов, мертвецы держали ножи, мачете, ужасного вида дубинки, и все оружие покрывала толстая корка засохшей крови. Одеты покойники были в жалкие лохмотья, сгнившие, как и их тела. На некоторых я признал остатки военной формы как северян, так и южан.

А потом все стало еще хуже. Двое мертвецов с безразличным видом уронили факелы на сырую землю и направились ко мне. Шагали они совершенно не как живые: их движения были разболтанными и беспорядочными. Создавалось впечатление, будто ими движет чужая воля. Жуткое то было зрелище, совершенно противоестественное, словно деревья вдруг выдрали корни из земли и заковыляли прочь. Я начал пятиться, но вспомнил, что позади-то ничего нет, только высокий обрывистый берег да земляные ступеньки. Хотелось закричать во весь голос, убежать и спрятаться.

Но я не сделал этого. Ведь я и явился сюда, чтобы разузнать мрачные тайны майора Крауса.

Двое мертвецов подхватили меня под локти и поволокли. Руки их были чудовищно холодными. Я не пытался сопротивляться. Покойники на меня не смотрели и заговорить не пробовали, за что я им был благодарен. Ибо сомневался, что хочу слышать голоса мертвецов.