Собрание сочинений. Том 2. Нервные люди. Рассказы и фельетоны (1925–1930) - Михаил Михайлович Зощенко

И вот подводят к телефону этого беспартийного Швиллера и говорят ему разные высокие ответственные слова. Дескать, будьте добры, пятое-десятое, приезжайте чистить и так далее.

Очень тут беспартийный товарищ Швиллер поначалу оробел и забеспокоился от таких слов, начал отмахиваться, начал он за других хвататься. Дескать, как это понять — меня на чистку вызывают?

Другие говорят:

— Надо, безусловно, ехать, раз вызывают. Может, такая инструкция есть, чтобы беспартийные чистили. Поезжайте с богом.

Вот, значит, наш Швиллер, или — как его — Швильдер, почистил ботинки и со скорбящей душой заспешил на ответственное дело.

Ну приезжает. Скромно здоровкается. А ему стулья подвигают, чернильницу напротив его становят и разные ответственные партийные слова говорят.

— Будьте, — говорят, — любезны и так далее — примите председательствование.

Наш голубчик, конечно, руками делает отвороты, дескать, ну как это можно? Разве я смею? Не извольте беспокоиться — я и так посижу. И вообще, — говорит, — я извиняюсь, — не только председателем, а я, — говорит, — и на собраньях-то никогда раньше не бывал. Не смешите меня!

Ну на него поглядели — дескать, уставший товарищ отнекивается и... начали чистку.

А надо сказать, что перед этим была совершенно непонятная ситуация.

Первый председатель отлично знал этого беспартийного. Он с ним поздоровался за ручку, угостил папироской и не обратил внимания на такое странное появление. Одним словом, в спешке запарился.

И вот не знаю, как в других городах, но у нас, в Ленинграде, беспартийный товарищ присел за стол, и началась чистка.

Полтора часа самосильно чистили. В конце концов, наш беспартийный осмелел и тоже начал разные гордые слова произносить. Только вдруг является настоящий партийный товарищ, и все, конечно, разъясняется. Тут встает со своего почетного места наш беспартийный голубчик и скромно уходит без лишних слов.

— До свидания, — говорит, — я пойду!

Теперь эту чистку признали недействительной. И мы с этим совершенно то есть согласны. Хотя нам и жалко которых чистили.

Шлем привет беспартийному товарищу[80].

Семейное дело

Многие думают, что Волынкина деревня находится где-нибудь в Псковской губернии. А, между прочим, она расположена в Ленинграде.

Это такой пригородный район. Ну вроде как Малая Охта.

Так вот как раз в этом районе проживали два брата. Фамилия ихняя — Сергачевы. А имена неизвестны. Газета не отметила. Только буквочки проставлены — С. и Ф. Надо думать — Серега Сергачев и Федя.

Один брат, С. Сергачев, конечно, служил на заводе. А другой брат был безработный гражданин.

Только раз однажды который заводский — загулял.

Он парень, конечно, нестарый, опять же работу имеет, деньги к нему плывут, положение. Одним словом, имея такие горизонты, парень загулял.

Он насосался вина, начал по улицам ходить, начал затрагивать женский элемент, после драться начал. И, конечно, засыпался. И главное дело — его уличили в хулиганских поступках. Тем более он кому-то морду разбил.

Конечно, сейчас нету возможности разобраться в этом происшествии. Тем более один так говорит, а другой этак. А сам Серега прямо от всех делов открещивается. То есть, говорит, никого не трогал, шел, как ангел православный, и песни пел.

Тем не менее, парня замели и под суд отдали.

Суд, конечно, видит — нарушен классовый инстинкт у парня. И дают ему, чтобы вперед неповадно было, два месяца.

Тут, конечно, взвыл человек. То есть, думает, беда. То есть, думает, теперича на заводе обратят такое внимание и примут к сведению и руководству. И по случаю чистки могут даже, конечно, выгнать под лозунгом — худая трава с поля вон.

Одним словом, видит человек: ему немыслимо в тюрьму сесть.

Тогда он говорит своему родному брату:

— Такое, — дескать, — форменное положение. Ты, — говорит, — человек безработный. За тобой никакого присмотра нету. Опять же я тебе передачу буду носить и дам немного деньжонок. И тебе, — говорит, — прямо сплошная выгода в тюрьме сидеть.

Брат говорит:

— Ладно, — говорит, — давай. В крайнем случае, я за тебя сяду.

Сговорились они полюбовно и по-семейному, и, конечно, Ф. Сергачев сел за брата.

И, значит, сидит он полтора месяца. Все чинно, благородно. Брат на работу ходит. Все его любят и уважают. А этот знай себе сидит и молчит в тряпочку.

Только вдруг на заводе слух идет — дескать, судили, два месяца, хулиганство, и так далее.

И, значит, берут этого брата и имеют с ним разговор.

Дело, конечно, открывается. Братья удивляются: об чем речь? Разве это нельзя? Мы же по-семейному.

И вот заваривается новое дело. И вскоре обоих братьев будут судить за мошенничество.

Которые опытные юристы говорят, что дадут полгода.

А младшего братишку до чего жалко! Пострадал за братца.

Происшествие

Конечно, об чем может быть речь — дети нам крайне необходимы.

Государство без них не может так гладко существовать. Они нам — наша смена. Мы на их надеемся и расчеты на их строим.

Тем более взрослые не так легко могут расстаться со своими мещанскими привычками. А детишки, может быть, подрастут и определенно выровняют нашу некультурность.

Так что в этом отношении детей мы прямо на руках должны носить и пыль с них сдувать и носики им сморкать. Невзирая на то — это наш ребенок или ребенок чужой и нам посторонний.

А только этого как раз мало наблюдается в нашей жизни.

Нам вспоминается одно довольно оригинальное событие, которое развернулось на наших глазах в поезде, не доезжая Новороссийска.

Которые были в этом вагоне, те почти все в Новороссийск ехали.

И едет, между прочим, в этом вагоне среди других такая вообще бабочка. Такая молодая женщина с ребенком.

У нее ребенок на руках. Вот она с ним и едет.

Она едет с ним в Новороссийск. У нее муж, что ли, там служит на заводе. Вот она к нему и едет.

И вот она едет к мужу. Все как полагается: на руках у ней малютка, на лавке узелок и корзинка. И вот она едет в таком виде в Новороссийск.

Едет она к мужу в Новороссийск. А у ей малютка на руках очень такой звонкий. И орет и орет все равно как оглашенный. Он, видать, хворает. Его, как оказалось, в пути желудочная болезнь настигла. Или он покушал сырых продуктов, или чего-нибудь выпил, только его в пути схватило. Вот он и орет.

Одним