Гарем - Бертрис Смолл

В томных глазках Карем сверкнули слезы. Сайра поняла, что добилась своего. Она взяла ее лицо в свои руки и мягко проговорила:

— Не плачь, дитя мое. Сделай все так, как я тебя научила, и ты покоришь моего сына. — Она нежно утерла платком ей глаза. — А теперь возвращайся в свою комнату. Через два часа я отведу тебя к твоему повелителю. А пока возьми Мариан и Рут. Они помогут тебе облачиться.

Карем упала па колени, поймала руку валидэ и принялась ее истово целовать.

— Ступай, — сказала Сайра, отдернув руку.

«О Аллах, эта девчонка впервые заставила меня почувствовать себя старухой!»

Власть — забавная игрушка, и Сайре она очень нравилась. Но в последнее время ее что-то слишком часто стала посещать тоска по горам далекой родины. Раньше ностальгия никогда не давала себя знать столь сильно.

За несколько минут до десяти часов вечера, когда Сайра-Хафизе уже покидала свои покои, до нее вдруг донеслись глухие, надрывные стенания. Вздрогнув от неожиданности, она послала евнуха узнать, в чем дело. Вернувшись, он сообщил, что это Гюльбейяр. Надела траур и заперлась в своей спальне.

Сайра гневно сдвинула брови:

— За это следует выпороть! Впрочем, думаю, сейчас от этого будет только хуже. — Она повернулась к евнуху:

— Выломайте дверь в ее спальню, свяжите Гюльбейяр и заставьте ее замолчать.

Евнух согласно кивнул и бросился исполнять приказание грозной валидэ. Он много лет уже служил в гареме и хорошо знал, какая по обычаю должна быть тишина в романтическую ночь султана, дабы ничто не могло помешать повелителю получить удовольствие. Все двери и окна в гареме должны быть заперты, кроме двери фаворитки и покоев самого султана.

Вскоре Сайра вошла в комнату Карем. Достав из кармана ожерелье из золотых цветов, украшенное мелкими розовыми бриллиантами, она застегнула его на шее удивленной девушки.

— О, моя госпожа… — прошептала Карем. — Какая прелесть!

— Ожерелье не идет ни в какое сравнение с красотой его обладательницы, — ответила валидэ.

Она подождала, пока ее подопечная сядет в золотые носилки, проводила ее до самых дверей покоев сына и высказала на прощание традиционное пожелание. Затем рабы занесли носилки в двери, и те закрылись.

На обратном пути Сайра заглянула в покои Гюльбейяр. Прислуга кадины, сгрудившаяся вокруг выложенной изразцами печки в углу комнаты, обернула на валидэ испуганные лица. Мать султана сразу же прошла в спальню и с минуту молча изучала молодую женщину.

— Развяжи ее, — приказала она евнуху, — и вынь кляп. Тот повиновался. Гюльбейяр села на постели и стала растирать затекшие запястья.

— Карем сейчас находится в покоях своего повелителя, — сказала валидэ.

Гюльбейяр метнула на нее отчаянный взгляд и громко вскрикнула. Сайра быстро подошла к ней и отвесила звонкую пощечину.

— Замолчи! — Она обернулась к евнуху. — Оставь нас, я хочу поговорить с Гюльбейяр-кадиной наедине. — Сайра вновь взглянула на молодую женщину. — Держи себя в руках! Карем — это свершившийся факт, с которым тебе придется примириться.

Гюльбейяр еле слышно прошептала:

— Я погибла.

Сайру все это уже начало раздражать.

— Ты по-прежнему являешься бас-кадиной султана и матерью наследника престола, — резко ответила она. — Сегодня ты повела себя недостойно, отказавшись исполнить свой долг. Карем лишь первая из девушек, с которой тебе придется делить своего мужа. Будут и другие. Но сколько бы их ни было, только твой сын сядет на трон после Сулеймана. Надеюсь, это случится еще не скоро.

— Ах, мама… — печально произнесла Гюльбейяр, — думаешь, я стала бы возражать против того, чтобы мой господин пригласил к себе на ночь другую девушку, если бы он сам ее выбрал?

— Он сам выбрал Карем. Из всего гарема.

— Нет, это ты ее выбрала для него. Ты с самого начала опекала, учила ее, выделяла среди прочих. Как же плохо ты думаешь о своем собственном сыне! Я прожила с ним одиннадцать лет и отлично знаю, что уже наскучила ему, хотя он неизменно относится ко мне с теплом и лаской. Я знала, что вот-вот он выберет себе из гарема другую девушку, и я готова была радоваться за него. Но ты подложила ему гадюку в постель. Карем честолюбива и жестока. Она никогда не удовлетворится положением второй кадины.

Как ты можешь так говорить про нее? Да, она честолюбива, но при чем тут жестокость?

— Значит, твои шпионы не донесли тебе о том, как она обошлась со своей воспитательницей и твоей лучшей портнихой? Когда Карем стала гюздэ и ей пришло время покинуть ода, она приказала своему евнуху опустить Серви на колени, а сама поставила бедной женщине ногу на шею. По-твоему, это не жестоко?

Сайра не знала об этом происшествии, но сделала вид, что знает.

— Детская шалость! — отмахнулась она.

— Карем уничтожит нас всех, — проговорила Гюльбейяр.

— Чепуха! Я здесь всему голова и клянусь, что она ничего не сделает ни тебе, ни маленькому Мустафе.

Наутро после первой ночи, проведенной в покоях ее повелителя, Сайра решила позавтракать вместе с русской девушкой и находилась в ее комнате, когда прибыли султанские дары. Они были завернуты в большой платок из расшитой золотом, бриллиантами и рубинами ткани. По обычаю Сулейман должен был послать ей кошелек с золотыми монетами. Он же прислал два. Кроме того, он подарил Карем сапфир размером с абрикос на тонкой золотой цепочке, ожерелье и серьги из ярко-красных аметистов, книгу персидских стихов о любви, соловья в серебряной клетке и маленькую гитару, украшенную золотым листом, а также жемчугом и бирюзой.

Спустя несколько недель Карем объявила Сайре, что беременна. Памятуя о своем разговоре с Гюльбейяр, мать султана незаметно усилила охрану внука и приставила к нему слугу-дегустатора.

Что до Сулеймана, то он страшно обрадовался перспективе вновь стать отцом. То, что Гюльбейяр уже давно не рожала, породило в нем сомнения, в которых он боялся признаться даже самому себе. Вскоре он уже был настолько захвачен чарами Карем, что позабыл обо всем на свете. В течение всех следующих месяцев он приглашал к себе на ночь только ее одну, несмотря на ее состояние. В покоях Гюльбейяр он по-прежнему появлялся довольно часто, но только днем.

Сайра была вне себя от негодования.

— Подтолкнув к Сулейману Карем, я тем самым хотела добиться одной цели: чтобы он освободился от влияния одной женщины. Но вышло так, что он просто променял мягкую, ласковую дурочку на честолюбивую красавицу. О Аллах, что же мне теперь делать?

— Не надо было вообще затевать все это, — с упреком в голосе сказала Мариан. — Впрочем, вам, миледи, бояться нечего. До тех пор пока вы живы, Сулейман всегда будет ставить вас выше всех других женщин.