Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

солдаты готовы противостоять химической атаке, а вот их лошадь, на морду которой натянут «человеческий противогаз», вряд ли останется в строю, если враг пустит на позиции облако лакриматора хлорпикрина…[1033]

И, хотя 17 июня 1925 года был подписан Женевский протокол «о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств», участниками которого были более 100 государств, но

«Советский союз ратифицировал Женевский протокол 5 апреля 1928 года с двумя оговорками. По первой из них протокол обязывает правительство СССР только по отношению к государствам, которые его подписали и ратифицировали или к нему окончательно присоединились. По второй было оговорено, что протокол перестанет быть обязательным для правительства СССР в отношении всякого неприятельского государства, вооруженные силы которого, а также его формальные или фактические союзники не будут считаться с воспрещением, составляющим предмет этого протокола».[1034]

А США не ратифицировали его не только к началу Второй мировой войны, но и ещё 30 лет после неё!

В предвоенные годы, несмотря на Женевский протокол, страх перед грядущим использованием химического оружия был настолько велик во всём мире, что чилийский художник Исайя Кабесон в 1936 году, находясь в Европе, написал картину «Аллегория войны»,[1035] в которой её грядущие ужасы ассоциировались не с бомбами, пушками и танками, а именно с «отравляющими газами».

06.30. Фрагмент картины И. Кабесона, «Аллегория войны».[1036]

Картина была написана незадолго до потрясшей весь мир гениальной «Герники» Пикассо, которая затмила пророчество Кабесона, но сегодня, соседствуя с «Герникой» в залах музея «Королевы Софии» в Мадриде, она ясно свидетельствует о том ужасе от возможного использования «военной химии» армией какой-то из индустриально развитых стран, который охватил Европу в конце тридцатых годов.

Да и сама «Герника» композиционно и образно (задыхающиеся, с открытыми ртами лица, конвульсивные фигуры людей и животных) скорее представляет сцену результата газовой атаки, чем бомбардировки. И нет в ней противопоставления предчувствиям картины Кабесона, скорее она является её развитием и детализацией – что будет при химической атаке на незащищённое гражданское население. И, как мне кажется, этот «химический подтекст» знаменитой картины был существенным компонентом её эмоционального восприятия в предвоенные годы.

06.31. Картина П. Пикассо, «Герника».[1037]

И это предчувствие оправдывалось в первых всполохах мировой войны – войне Японии и Китая.

Эта война по непонятным причинам остаётся «полузабытой» в истории XX века. Вот что говорит об этом историк Анатолий Кошкин, профессор Института стран Востока, член исполнительного совета Российской ассоциации историков Второй мировой войны:

«По данным китайских историков, во время войны сопротивления Японии погибли от 30 до 35 миллионов человек. Поэтому в Китайской Народной Республике давно считается датой начала Второй мировой войны не 1 сентября 1939 года, а 7 июля 1937-го, когда императорская японская армия развязала полномасштабную войну против Китая»[1038]

Так, Уханьская битва этой войны, которая шла с июня по октябрь 1938 года, стала крупнейшей схваткой на этапе стратегической обороны во время войны Китая с японскими захватчиками.[1039]

«Во время Уханьской битвы химическое оружие было применено не менее 375 раз и было израсходовано 48 тыс. снарядов, начинённых БОВ. Столь массивное применение химического оружия в сочетании с практическим отсутстивием средств химзащиты и химразведки в китайских войсках приводили к огромным потерям (так, в результате химической атаки против расквартированных в г. Наньчане гоминьдановских войск погибло от отравления около 20 тыс. солдат и офицеров (штат двух дивизий))».[1040]

06.32. Японские солдаты во время химической атаки в Китае.[1041]

Поэтому советской разведке было важно установить, каково было реальное состояние военно-химического потенциала такой промышленно развитой страны, как США, к моменту начала Второй мировой войны, какие новые ОВ синтезировали американские химики, насколько серьёзной была угроза применения химического оружия американцами в случае их вступления в войну на стороне Германии.

А в том, что Германия в случае войны применит химическое оружие, не сомневались настолько, что первым «военным страхом» в Москве в первые дни войны был именно «химический страх», к счастью, не сбывшийся и быстро забытый:

06.33. 23 июня 1941 года. Раздача противогазов на площади Маяковского в Москве.[1042]

То же самое было и в Лондоне:

06.34. Служащий гражданской обороны и женщина с детьми на улице Саутенд он Мерси в Лондоне. 1941 г.[1043]

И по другую сторону от линии фронта опасения по поводу возможного использования химического оружия в ходе будущей войны были весьма серьёзными.

06.35. Немецкие дети учатся пользоваться противогазами на случай бомбардировки Берлина. 1935 г.[1044]

Мировая «химическая истерия» в конце 30-х – начале 40-х годов была не менее острой, чем последовавшая в 50-е – 60-е годы «атомная истерия» холодной войны.

Вот почему в то время, когда Вторая мировая война «стучалась в дверь», задание Дельмара было действительно важным и ответственным.

И Жорж приступил к работе. Прежде всего, он поступил в Колумбийский Университет.

Зачем?

Американский студент Жорж Коваль

Для выполнения поставленной задачи Жоржу нужно было встречаться с американскими химиками, обсуждать чисто химические вопросы, читать специальную литературу.

Я не знаю его «легенды», созданной в ГРУ, но очевидно, что она должна была включать объяснение интереса Жоржа к химии и его профессиональные познания в этой науке. Да и для грамотного общения со специалистами Жорж должен был хорошо владеть англоязычной терминологией и понятийным аппаратом органической химии. Американское образование Жоржа (электротехническое) не могло быть основой ни для работы, ни для объяснения его познаний в химии.

Логично предположить, что одним из первых пунктов «рабочей программы» агента Дельмара, составленной в ГРУ, был пункт о «легализации» его химических знаний.

Вот почему я не сильно удивился, когда в деле ФБР о разведчике Ковале обнаружил такой факт:

«Армейской квалификационной комиссии он сообщил, что изучал два с половиной года электротехнику в государственном университете Айовы и что также провел один год, изучая органическую химию в Колумбийском университете в Нью-Йорке».[1045]

Это было при оформлении его призыва в армию в феврале 1943 года. В таком вопросе Жорж не мог лгать – подобного рода информация легко проверяется. Значит, в период 1941–1942 год он действительно