Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

подполковник ГРУ И. Ахметов, работавший в 1941–1942 гг. в Турции под прикрытием должности пресс-атташе посольства СССР в Стамбуле, хотел добиться приезда своей жены. Что из этого получилось, видно из изложения его разговора с другим офицером ГРУ, также работавшим в Турции и также хотевшим приезда своей жены:

«Я отправил сообщение к Начальнику, умоляя его, чтобы он предпринял меры и отправил Тамару ко мне. Мой друг Бухтин сочувствовал этой идее, но был скептичен по поводу того, что Тамаре могли бы разрешить приехать сюда. Он сказал, что красная лента на приказе для ее приезда всегда возможна, но во время войны скорее всего это невозможно. Он напомнил мне, что ему не разрешили привезти его жену и детей. «Нет», заключил он, «НКВД держит их как заложников»».[1006]

Именно чёткое осознание заложничества близких позволило осуществить компромисс – посредством переписки Жорж мог быть уверен в том, что с женой и родителями всё в порядке, а НКВД, разрешая передавать письма из дома, каждый раз напоминало ему, кто же на самом деле в этом доме хозяин, благодаря кому у Жоржа поддерживалось стремление к возвращению в СССР.

Но мне трудно предположить, что Жорж, не имевший никакого опыта нелегальной работы, сам придумал такой способ контроля за состоянием дел родных и страховки от произвола НКВД. Вероятнее всего, это подсказал ему кто-то из опытных кадровых разведчиков ГРУ во время его учёбы в Москве или подготовки во Владивостоке.

Но в таком случае его наставник должен был обучить Жоржа и «маленьким секретам» поднадзорной переписки. О них И. Ахметов рассказывает на примере своих договорённостях с женой перед поездкой в мае 1941 г. в Германию так:

«Наши последние дни вместе мы провели, изобретая маленькие шифры для включения в наши письма, чтобы дать знать друг другу обо всем серьезном, что могло бы произойти с каждым из нас».[1007]

Это была драматическая поездка – вскоре началась война, Ахмедов был интернирован и после многих перипетий оказался в Турции, в советском посольстве. И вот здесь договорённости с женой сработали!

«В августе года начала этой ужасной войны я получил долгожданное письмо от Тамары, первое от нее, хотя сам писал не менее чем два раза в месяц. Ее письмо было во всех отношениях очень тревожным. На нем стоял штамп Первоуральска, города в свердловской области, на Урале. Письмо было очень коротким. Все что она написала, это о том, что ее эвакуировали из Москвы, не объяснив причины. Последние строки выглядели как: «Я никаких писем не получила от моих родителей в Полтаве и беспокоюсь, что с ними случилось. Чувствую себя больной и одинокой…». Согласно нашему маленькому шифру, о котором мы договорились, чтобы обходить цензуру НКВД перед отъездом в Германию, любая ссылка на ее родители должна была означать, что она хочет присоединиться ко мне». <Орфография оригинала>[1008]

Как бы то ни было, Жорж не мог договориться ни о чём подобном со своей женой – он не виделся с ней ни разу с декабря 1939 года, когда был призван в армию. А вот с отцом он мог обсудить это в июне 1940 года, когда приезжал в колхоз к родителям из Владивостока.

В одном из его писем к родителям «из загранкомандировки» мне встретился такой пассаж:

06.27. Фрагмент письма Ж. А. Коваля к родителям, вероятно, март-май 1942 г.[1009]: «As usual there’s not much to write about myself. I’m well. I don’t even seem to catch cold anymore, haven’t had one all winter. I had some trouble with my teeth, but that of course is very insignificant. I got them fixed up now».[1010]

Перевод этого текста таков:

«Как обычно, мне не о чем писать. Я в порядке. Кажется, я даже не простудился ни разу в течение всей зимы. У меня были проблемы с зубами, но это, конечно, очень незначительно. Теперь я их исправил».

Странность этого отрывка в том, что в таком письме появляются такие мелкие, но конкретные детали. И мне показалось, что сообщение о «незначительных проблемах с зубами» – это как раз пример «маленькой семейной шифровки».

Судя по содержанию письма (аккуратное упоминание о состоянии жены после её возвращения из эвакуации, о получении известия о письме к ней с фронта от брата Гейби) можно датировать это письмо поздней весной 1942 года. Но именно тогда, 16 апреля 1942 года, Жорж получил отсрочку от призыва в американскую армию![1011] И если принять, что «простуда» или «зубы» – это оговорённые с отцом шифровальные синонимы для неприятностей, связанных с военными обстоятельствами, то становится понятным появление «простудно-зубной» темы в письме именно к отцу.

Я рассмотрел только некоторые «веточки» и «побеги» энкавэдешных ветвей истории легализации Жоржа Коваля (Дельмара). Очевидно, что их гораздо больше. Ведь, кроме научно-технических, есть ещё и политические аспекты разведки. И они даже превалируют в работе чекистской разведки.

Вот, например, любимая в НКВД работа с прокоммунистическими организациями. Яркий след такой энкаведешной работы Дельмара демонстрирует такой эпизод, который мог оказаться (и в каких-то ветвях альтерверса оказался!) роковым для него.

Он относится к самому началу 1944 года. Именно тогда в досье ФБР поступил документ, свидетельствующий об участии Жоржа в деятельности «нелояльной» по отношению к США организации.

8 февраля 1944 года агент ФБР «Т-5», сообщил,[1012] что 28 января состоялось закрытое заседание ячейки организации «Американская молодёжь за демократию» (AYD, американский «комсомол» – молодёжное крыло компартии США) в «Нью-Йорк сити колледже» (CCNY), где в это время учился по армейской программе Жорж.

06.28. Где-то здесь прошло тайное заседание американских комсомольцев в феврале 1944 года…[1013]

Хотя AYD была включена в состав «подрывных организаций» только в 1953 году (Указ Эйзенхауэра № 10450 от 27 апреля), ФБР постоянно следило за «молодыми коммунистами» и в 1944 году Жорж не мог этого не знать.

Заседание было посвящено организационным вопросам. На нем состоялось формирование комитетов, и в списке членов Комитета по привлечению новых членов (Recruitment Committee) был «некий Коваль».[1014]

«Некий» Коваль, конечно же, был Жоржем Ковалем. Других Ковалей в CCNY в то время не было, иначе проверка ФБР 1954 года, в ходе которой обнаружился рапорт агента «Т-5», обязательно указала бы их наличие и с ними были бы проведены отдельные «интервью».

Обнаружив этот факт в досье ФБР,