Испанский дневник - Михаил Кольцов

3 января

Летчики любят дразнить Хорхе Гармиа:

– Пусть он вам расскажет, как ошибся дверью.

Хорхе довольно охотно рассказывает свой конфузный случай:

– Мы вышли девяткой по вызову на Мадрид, Противника не нашли – из-за густой облачности, в два слоя. Когда уже поворачивали и проходили через первый слой, я оторвался. Ищу, прохожу наверх – второй слой – и сразу нахожу эскадрилью. Стал в задний ряд и очень доволен, что так быстро подстроился. Лечу – и вдруг горячий пот меня прошибает. Я, оказывается, в строю германской эскадрильи. То есть, иными словами, лечу к дьяволу и первую посадку буду иметь в аду. Что делать? Мы летим клином, всего четырнадцать штук, и я в заднем ряду в середине. Правда, уже сумеречно, видимость плохая. Словом, я вдруг отвалился назад, вниз и опомнился где-то уже далеко, под облаками, в неизвестном месте. Оказалось, над противником. На аэродром к себе притащился один, почти в темноте, еле нашел.

После каждого боя командир в тот же день устраивает подробный разбор. Результаты и обстоятельства боя контролируются с четырех сторон: рапорты каждого отдельного пилота, показания его товарищей, данные с наблюдательного пункта и сообщения наземных частей, караулов, случайных свидетелей. Критика товарищеская, но детальная и строгая.

Полковник Хулио, командир всех истребителей мадридского фронта, размышлял и разрабатывал новые тактические методы выхода из воздушного боя. Он пришел к одному, не знаю, насколько испанскому, но очень подходящему для любой нации методу; уходить только тогда, когда противник очистил воздух. Пока это правило будет соблюдаться, враг не будет слишком много мнить о себе. Если же хоть раз уйти с воздушного поля битвы, хотя бы даже самым военно-научным способом, но оставив воздух противнику, – не ждите добра. Конечно, речь идет не о тех случаях, когда враг в несколько раз превосходит числом самолетов и вооружением.

Республиканские истребители твердо держатся своего правила. Это заставило фашистов очень сократить свои налеты на столицу и изменить свою манеру. Теперь тройка и семерка «Юнкерсов», даже под охраной, не рискует появиться над Мадридом. Если уж идут, то восемнадцать – двадцать машин сразу, окруженные полчищем «Хейнкелей», – настоящий крестный ход. Выходит он стройно и благообразно, а когда налетает темно-зеленая, с красными полосками, буйная орава, фашисты кидаются кто куда.

После каждого крестного хода над Мадридом генерал Франко недосчитывается кого-нибудь. Дуглас носит с собой, в верхнем кармане простой полосатой тужурки, маленькую записную книжку. В ней он выводит свои прибыли и убытки. Баланс получается более чем активный и даже поразительный. Знаменитая эскадрилья Рихтгофена сбила за полтора года мировой войны сто сорок семь самолетов. Из них на долю самого Рихтгофена и еще пятерых лучших истребителей пришлось сто двадцать. Республиканские летчики Испании сбили за два месяца в одном только мадридском секторе семьдесят германских и итальянских аппаратов (а уничтожить современный скоростной истребитель – это не то, что сбить летающий гроб образца 1916 года). Здесь нет ни одного пилота, у которого налет превышал бы сорок часов на одну сбитую машину противника. У лучших бойцов приходится по семи часов, а у героического летчика Паланкара, командира эскадрильи, в которой мы сейчас находимся, на каждый сбитый «Хейнкель» приходится только шесть с половиной часов налета.

– А прыжок на мадридский бульвар – это вам как засчитано?

Лейтенант Паланкар, маленький, плотный, с озорными глазами, отвечает тихо и с лукавинкой:

– Как хотите, так и считайте. Конечно, с меня причитается разбитая машина. И я за нее отвечаю. И я ведь, по правде говоря, и сам колебался, прыгать ли. Для хорошего бойца чести мало, если выпрыгнешь из самолета, пока его можно еще хоть как-нибудь использовать. Это вот у итальянцев, у «Фиатов», такая манера: только к их куче подойдешь, только обстреляешь – и уже хаос, дым, сплошные парашюты. А тут была большая драка, и мне перебили тросы. Машина совсем потеряла управление. Я все-таки пробовал ее спасти. Даже на двухстах пятидесяти метрах привстал, отвалился влево и старался как-нибудь держаться на боку. Но ничего не вышло. Тогда, метрах уже на восьмидесяти, решил бросить самолет. Если, думаю, буду жить, рассчитаюсь. Прыгнул – и несет меня прямо на крыши. А у меня голова хоть и крепкая, но не крепче мадридских каменных домов. Хорошо еще, что ветер в нашу сторону: при такой тесноте тебя может ветром посадить к фашистам. Опускаюсь и думаю: мыслимо ли быть таким счастливцем, чтобы, например, спрыгнуть на арену для боя быков… Конечно, таких случаев не бывает. Но вдруг подо мной обнаруживается бульвар Кастельяна. Тот самый, на котором я столько вздыхал по сеньоритам… Ну, спрыгнул на тротуар. Самое страшное оказалось здесь. Меня мадридцы почти задушили от радости. Всю куртку изорвали. А за машину я понемногу рассчитываюсь, и даже с процентами: четыре «Хейнкеля» уже сбил, бог дает, собьем еще что-нибудь подходящее.

– А как сбили знаменитого «Белого голубя»?

Вместо ответа Паланкар вдруг пускается бежать, на ходу подтягивая пояс. Все время разговора он одним ухом прислушивался к телефону в палатке, и телефон зазвонил. Дежурный по аэродрому подаст сигнал: «Все на Мадрид». Затем происходит нечто молниеносное. В четыре минуты двенадцать секунд целый отряд заводится, взлетает и в воздухе пристраивается к ведущему – Паланкару. Рев моторов еще звенит в ушах, а истребители уже исчезли. Соединившись с другими отрядами с других аэродромов, они еще через пять минут вступят в бой с врагом.

Нестерпимо это ожидание. Уже целых сорок минут прошло. Значит, схватка большая и серьезная.

Наконец звонят из Мадрида, с наблюдательного пункта. Большая победа. Республиканцы сбили шесть германских истребителей. Все упали на правительственную территорию. Конец донесения трудно слышать – на аэродром с радостным рокотом возвращается в полном составе стая лейтенанта Пабло.

Не всегда возвращение бывает очень радостным. В палатке лежит журнал боевых действий. На странице, помеченной тринадцатым ноября, значится: «Задание – прикрытие от бомбардировочной авиации противника линии фронта Каса дель Кампо – Карабанчель Бахо. Выполнено. Потери противника: сбито пять истребителей. Потери свои: капитан Антонио, командир эскадрильи».

В Новый год газета мадридских большевиков писала: «Слава вам, товарищи летчики! Вы помогли, как никто, нашей столице. Рискуя каждый миг своей жизнью, вы совершили и совершаете незабываемые подвиги, охраняя небо Мадрида от кровавых разбойников и палачей. Вам будет вечно благодарен испанский народ». Но не только испанский народ – весь мир трудящихся и честных людей, и, конечно, Советская страна, преклонится перед доблестью республиканских летчиков-героев, павших в бою и здравствующих, первых смелых рыцарей из народа, дерзнувших вызвать на бой смертоносную воздушную рать фашистского милитаризма и обративших ее в бегство».