Мир глазами Гарпа - Джон Ирвинг

Арден Бензенхавер, запыхавшийся и по колено в грязи, вдруг очутился прямо перед нею. Налипшая грязь сделала его брюки похожими на бриджи.

— Миссис Стэндиш? — спросил он. Она отвернулась и, закрыв лицо руками, кивнула. — Ох, сколько крови… — беспомощно пробормотал он. — Простите, что мы так задержались. Вы ранены?

Она снова повернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Он увидел опухшие глаза, и сломанный нос, и синюю шишку на лбу.

— Это в основном его кровь, — сказала Хоуп Бензенхаверу. — Но он меня изнасиловал. Вон там.

Бензенхавер вытащил носовой платок; похоже, он хотел помочь ей вытереть лицо — как взрослый вытирает перепачканный ротик ребенку, — но потом с отчаянием понял, что вытереть ее лицо и тело просто невозможно, и сунул платок обратно в карман.

— Простите, — снова сказал он. — Мне очень, очень жаль! Мы спешили как могли… Мы видели вашего малыша: с ним все в порядке.

— Мне пришлось взять его член в рот, — сказала ему Хоуп. Бензенхавер закрыл глаза. — А потом он трахал и трахал меня без конца… А после этого собирался меня убить — он сразу сказал мне, что после непременно меня убьет. И потому мне самой пришлось убить его. И я ничуточки не жалею!

— Еще бы! — сказал Бензенхавер. — Вы и не должны жалеть, миссис Стэндиш! По-моему, вы поступили совершенно правильно.

Она устало кивнула и уставилась на свои ноги. Потом протянула Бензенхаверу руку, оперлась на его плечо, хотя была немного выше ростом, и прислонилась к нему, положив голову ему на плечо, для чего ей пришлось немного согнуться.

Только тут Бензенхавер вспомнил о помощнике шерифа; тот уже успел слазить в кабину грузовика, взглянул на Орена Рэта и после этого заблевал весь капот грузовика, ничуть не стесняясь пилота, который как раз переводил через дорогу потрясенного водителя злосчастной машины, увязшей на бобовом поле. Помощник шерифа, лицо которого стало таким же бесцветным, как залитые солнцем мертвые ступни Орена Рэта, твердил, что Бензенхаверу надо пойти и посмотреть, но Бензенхаверу прежде всего хотелось хоть немного успокоить миссис Стэндиш.

— Значит, вы убили его после того, как он вас изнасиловал? — спросил он ее осторожно. — Наверное, когда он расслабился и перестал обращать на вас внимание, да?

— Нет, во время, — прошептала она ему в шею. От нее исходила такая ужасная вонь, что Бензенхавер едва стоял на ногах, но не отстранялся, не отворачивал лицо, чтобы расслышать ее слабый голос.

— Вы хотите сказать — в то время, как он вас насиловал, миссис Стэндиш?!

— Да, — еле слышно выдохнула она. — Он был еще во мне, когда я добралась до ножа. Он у него в штанах был, на полу, и он собирался им воспользоваться, как только кончит. Так что пришлось…

— Ну конечно, конечно, — сказал Бензенхавер. — Конечно же вам пришлось это сделать, и подробности не имеют значения… — Ему хотелось сказать, что этого мерзавца следовало убить в любом случае — даже если бы он и не собирался убить ее. Для Ардена Бензенхавера не было преступления страшнее, чем изнасилование; даже убийство казалось ему преступлением не столь тяжким, за исключением, пожалуй, yбийства ребенка. Но об этом он знал меньше, у него не было своих детей.

Он был женат семь месяцев, когда трое юнцов изнасиловали его беременную жену в прачечной-автомате, пока он ждал ее в машине. Эти мерзавцы сунули ее головой в одну из больших автоматических сушилок, так что она могла только кричать, путаясь в горячих простынях и наволочках, и слушать собственные крики, эхом отдающиеся от стенок металлического барабана. Руки ее они тоже засунули в сушилку, так что она была абсолютно беспомощна. Откидная дверца сушилки, снабженная мощной пружиной, подпрыгивала с нею вместе под каждым из этих троих, хотя она, возможно, старалась не шевелиться. Мальчишки, разумеется, понятия не имели о том, что насилуют жену начальника полиции. И даже самое яркое освещение на улицах в центре Толидо субботней ночью не могло ее спасти.

Молодые супруги Бензенхавер были ранними пташками. Они вместе отвозили белье в прачечную-автомат по утрам в понедельник, еще до завтрака, а пока белье стиралось, читали газеты. Потом они закладывали выстиранное белье в сушилку и отправлялись домой завтракать. Миссис Бензенхавер забирала белье, когда вместе с мужем ехала в центр города, где размещался полицейский участок. Обычно Бензенхавер дожидался ее в машине, а она заходила внутрь и вынимала сухое белье. Иногда, правда, кто-то другой вытаскивал белье из сушилки, пока они завтракали, и тогда миссис Бензенхавер приходилось снова запускать сушилку на несколько минут. Но Бензенхавер непременно ждал ее. Они предпочитали делать все это с утра пораньше, потому что в такое время в прачечной редко бывали другие посетители.

Только заметив, как из прачечной выходят те трое юнцов, Бензенхавер забеспокоился, почему его жена так долго возится с бельем. Но насильникам много времени не требуется. Вбежав в прачечную, Бензенхавер увидел ноги жены, торчавшие из сушилки; туфли свалились у нее с ног. Это были далеко не первые мертвые ноги, которые он видел в жизни, но именно эти ноги были для него важнее всего на свете.

Она задохнулась в собственном чистом белье, а может быть, собственной рвотой, когда ее стошнило, но те трое явно не собирались ее убивать. Ее смерть была случайностью, и во время следствия и суда особо подчеркивалась непреднамеренность убийства. Адвокат так и сказал: мальчики хотели «всего лишь изнасиловать миссис Бензенхавер, а не изнасиловать и убить». И Ардена Бензенхавера взбесило именно это выражение: «всего лишь изнасиловать», словно взятое из фразы: «Она была всего лишь изнасилована, счастливица! Какое чудо, что ее не убили!»

— Хорошо, что вы его убили, — шепнул он Хоуп Стэндиш. — Мы бы все равно не смогли наказать его должным образом. Во всяком случае, так, как он заслуживал. Вы молодец! Вы все сделали правильно.

Хоуп ожидала от полиции совсем иного отношения к себе и гораздо более строгого расследования. Во всяком случае, более недоверчивого полицейского и, безусловно, совершенно не похожего на Ардена Бензенхавера. И она была благодарна Ардену Бензенхаверу уже за то, что он оказался человеком пожилым, явно за шестьдесят, явно уже далеким от всяких мыслей о сексе — он годился ей в дядюшки, а то и в дедушки. Она сказала, что ей лучше, что все в порядке, а когда наконец выпрямилась и отстранилась от него, то увидела, что испачкала ему кровью воротник рубашки и щеку, но Бензенхавер или не заметил, или ему было не до того.

— Ладно, давай показывай, — сказал Бензенхавер помощнику шерифа, но сперва опять ласково улыбнулся Хоуп. И молодой человек повел его к кабине грузовика.

— О господи! — причитал водитель увязнувшего автомобиля. — Господь всемогущий, взгляни, что же такое творится? Нет, вы только посмотрите! По-моему, это его печень? Разве печень выглядит не так?

Пилот вертолета только крякнул в немом изумлении, и Бензенхавер, схватив обоих за плечи, довольно грубо отвел прочь от грузовика. Они двинулись было к заднему борту кузова, где приходила в себя Хоуп, но Бензенхавер прошипел:

— Держитесь подальше от миссис Стэндиш! И от грузовика тоже. Ступайте и сообщите в участок, где мы находимся, — сказал он пилоту. — Здесь понадобится карета «скорой помощи» или, скорее, труповозка. А миссис Стэндиш мы с собой заберем.

— Да его же в пластиковый мешок собирать придется! — сказал помощник шерифа, указывая на Орена Рэта. — Она же его буквально на куски раскромсала!

— Я и сам прекрасно вижу, — сказал Арден Бензенхавер и, заглянув в кабину, восхищенно присвистнул.

Помощник шерифа с любопытством посмотрел на него и спросил:

— Он что, как раз этим занимался, когда она…

— Вот именно! — оборвал его Бензенхавер и преспокойно сунул руку в ужасное месиво возле педали газа. Он искал на полу возле пассажирского сиденья тот самый нож. Нашел, внимательно его осмотрел, а потом, завернув в платок, сунул в карман.

— Послушайте, — прошептал пилот тоном заговорщика, — вы когда-нибудь видели, чтобы насильник надевал презерватив?

— Встречается это действительно нечасто, — спокойно сказал Бензенхавер, — однако такие случаи отмечены.

— Мне это тоже показалось странным, — сказал помощник шерифа. Он изумленно смотрел, как Бензенхавер перевязывает кондом, снимает его, не пролив ни капли, и смотрит на свет. Презерватив был надут, точно теннисный мяч. Но не протекал. Он был полон крови.

Бензенхавер с чрезвычайно довольным видом завязал конец презерватива узлом, словно воздушный шарик, и зашвырнул далеко в бобовое поле, так что он исчез из виду.

— Я не желаю, чтобы кому-нибудь пришло в голову, что это могло не быть изнасилованием, — ласково сказал Бензенхавер помощнику шерифа. — Понятно?