Киммерийская крепость - Вадим Давыдов

— Это ваши новые документы. Я взял на себя смелость попросить Ирину Павловну об одной услуге. Она вышла за вас замуж, и теперь вы вместе с ней и её родителями отправляетесь в командировку во Францию. Бессрочную, разумеется.

Полозов молчал несколько бесконечно долгих минут, рассматривая паспорт. Затем глухо проговорил, ни на кого не глядя:

— Вам не кажется, что следовало бы спросить моего мнения на сей счёт?

— Кажется, Константин Иванович. Более того, в иных обстоятельствах я его непременно спросил бы. Но сейчас – совершенно ни минуты времени на рыцарственные сопли нет.

— Что это значит?! — вскинул голову Полозов.

— Это значит – поезжайте безо всяких сантиментов, Константин Иваныч. Там ещё подлечитесь, глядишь, протянете ещё лет десяток-другой-третий.

— И что же мне там делать прикажете? — усмехнулся моряк.

— А это сами решите, — Гурьев остался серьёзен. — С деньгами у вас особенных проблем не будет.

— Вот как.

— Именно так. Купите такси и крутите баранку. Не перерабатывайтесь. Осмотритесь, заведите знакомства. К боевикам не примыкайте, дело это пустое и совсем безнадёжное. Другой путь нужен.

— Какой? О чём это ты, Гур?

— Я вас найду, Константин Иванович. Не сегодня и не завтра, но… И присмотрите за Ирой. Буду рад, если она выйдет замуж.

— Непросто будет найти тебе замену, — Полозов посмотрел на Мишиму, который держался так, словно между ним и беседующими Гурьевым и моряком была стеклянная стена толщиной в милю.

— Она неглупая девушка, всё понимает. Не замена ей нужна, а надёжная мужская рука. Меня она вряд ли забудет, это мне ясно. Но воспоминания о первой любви и женская жизнь, вообще жизнь – вещи невообразимо разные. Ей нужно замуж и детей. Да побольше, сколько здоровье позволит.

— А планами своими ты со мной, — что же, вот так и не поделишься? — Полозов покосился на Мишиму.

— Нет у меня никакого плана, Константин Иванович, — Гурьев вздохнул и тоже посмотрел на учителя. — Не складывается в моей голове сегодня никакого плана, не до планов мне сейчас. Но он будет. Будет обязательно. Я вас очень прошу – поезжайте, Константин Иванович. Вы меня этим просто крайне обяжете.

— А деньги… откуда?

— Честно выигранные в лотерею.

— Недурно.

— Стараюсь.

— Что ж, — Полозов медленно убрал паспорт в карман. — Не ожидал, что на старости лет снова поступлю на службу. И когда же отправляться?

— Ну, про старость – это вы уж совсем напрасно. Послезавтра. Сегодня вечером мы пойдём в «Националь», знакомиться с вашей супругой и её родителями.

— Надеюсь, моё появление не станет для них сюрпризом.

— Нет. Об этом не беспокойтесь. А пока позвольте, я ваши записки проштудирую.

Закрыв блокнот, Гурьев взял в руки рисунок кольца:

— Значит, всё-таки мальтийский след – не фантазия. Странно это, Константин Иванович. Какое отношение мог иметь отец к ордену?

— Ты же помнишь, Гур, какое значение придавал ордену император Павел Петрович. И реликвии перевёз в Россию.

— Но кольцо не никогда числилось среди этих реликвий.

— Это действительно странно, — согласился Полозов. — Василий Аркадьевич полагает, что кольцо может служить ключом к ещё более интригующим загадкам. Описаний – подробных описаний – кольца не существует, только разрозненные упоминания и свидетельство о том, что его изготовил сам Челлини.

— Челлини?! Да Господь с вами, Константин Иванович. Если это – в самом деле подлинная работа Челлини, то…

— Цена такой вещи, вероятно, миллионы, — тихо проговорил, качая головой, Полозов. — И дело совсем не в тайне, а именно что в деньгах.

— Важно и то, и другое, — подал голос молчавший доселе Мишима. — Тот, кто нападал, получил деньги. А заказчик – кольцо и доступ к тайне.

— Вы сказали – ключ, Константин Иванович? — Гурьев медленно поворачивал перед глазами рисунок кольца. — Ключ – в каком значении? Буквальном или переносном?

— Не знаю, — смутился моряк. — Я, признаться, как-то и не удосужился уточнить.

— Уточним завтра, — подытожил Мишима. — У нас впереди – торжественный вечер, и следует должным образом подготовиться.

Москва. Май 1928

После утренней «летучки» в отделе Гурьев и Мишима отправились с визитом в музей. Здесь их ждало разочарование – Артемьева на месте не оказалось.

— Он вообще не приходил на службу? — уточнил Мишима.

— Отчего же, — пожала плечами вахтёрша. — Приходил, и даже поздороваться успел. Только его вызвали сразу, он и уехал.

— Кто вызвал?

— А вы-то сами не знаете, — вздохнула женщина. — Сотрудник какой-то, из органов, они, знаете ли, не очень-то докладывают!

— Давно?

— Может, час какой, полтора… Он его ждал уже, у меня сначала справился, есть ли такой Артемьев и где.

— А документ предъявлял какой-нибудь? — Мишима прямо-таки излучал доброжелательность и спокойствие. Но Гурьев уже и без того догадался – дело плохо.

— Конечно, мандат, — кивнула вахтёрша, — не такой, как у вас, другой, я не очень его и рассматривала. По всему видно, что из органов, чего там рассматривать!

— Спасибо, — едва заметно поклонился Мишима. — Большое спасибо. Мы зайдём в другой раз.

— Ну, и где теперь искать этого Артемьева? — зло спросил Гурьев, когда они с Мишимой очутились на улице. — Они всё время на шаг впереди, сэнсэй. Почему?

— Нельзя было отправлять Полозова одного, — Мишима быстро, как умел только он, шагал в сторону Петровки. Гурьев искусство такой ходьбы уже освоил достаточно прилично, но всё же ему было ещё далеко до идеала. — Они его выследили. И Варяг прав – это чекисты.

— Драгун и Сотник, в музей за адресом и потом домой к Артемьеву. Не вздумайте прохлопать кого-нибудь. Я на Лубянку.

— Я обзвоню домзаки, — Вавилов сунул папиросу в пепельницу, поднялся и направился в «кабинет».

— Гур, дуй домой, перехвати Минёра.

— Нет нужды, — спокойно произнёс Мишима. — Он в безопасности, сведения от него уже ушли.

— Тогда зачем им Артемьев?! — удивился Гурьев.

— Они хотят знать точно, что он успел рассказать.

— Всё равно, мне так спокойнее, — Гурьев тоже поднялся. — Учитель?

— Я с тобой.

— Кто это, кто?! — прошипел Городецкий, доставая из кобуры под мышкой револьвер, откидывая барабан и проверяя патроны. — Кто, м-мать?! Узнаю – пристрелю, как бешеную собаку!

Мишима чуть скосил глаза на Городецкого, но промолчал, разумеется, — хотя Гурьев отлично видел, что учитель горячностью Варяга недоволен. Громко поставив барабан на место, Городецкий вернул ствол обратно в кобуру:

— Всё. Я полетел. Пожелайте мне доброй охоты.

Охота оказалось не очень-то доброй. Никаких следов Артемьева ни на Лубянке, ни в других местах не обнаружилось.

— Что происходит? — тихо спросил Вавилов, когда все сотрудники, Мишима, Гурьев и Полозов расселись в кабинете. — У кого какие соображения?

— У меня, — Мишима чуть поклонился Вавилову. — Я думаю, всё совершенно ясно, и расследование необходимо прекратить.

— Что?!

— Погоди, Варяг, — остановил Городецкого Вавилов. — Продолжайте, Николай Петрович.

— Прекратить расследование необходимо, — повторил Мишима, нисколько не повышая голоса, чем поневоле заставил слушателей внимать себе куда более пристально, чем те поначалу собирались. — Можно понять, что кольцо представляет для того, кто напал на нас с целью завладеть им, очень большой интерес и значение. Нет сомнения, эти люди не остановятся ни перед чем, чтобы помешать следствию. Пропадают люди. Нападавшие мертвы. Никаких признаков того, что кольцо может появиться в обычных местах, где появляется добыча обычных преступников, нет. Я думаю, кольца уже нет в Москве и нет в России. Мне горько говорить об этом, но я убеждён, что это так. Мы не должны рисковать жизнями людей, которые находятся на нашем попечении, поэтому мы сейчас сделаем вид, что сдались и смирились. Нужно быть честными – прежде всего перед самими собой – и признать: нас опережают на многие часы, если не дни. Невозможно обогнать время.

Гурьев понимал, что в словах учителя содержатся сразу две правды: объективная правда происходящего и личная правда Мишимы, принявшего решение отомстить и делающего всё, чтобы никто из присутствующих не смог ему помешать – и при этом избавить их от ответственности за его решение.

— Вы – сыщики, и я не должен учить вас делать вашу работу, — продолжил Мишима. — Вы знаете не хуже меня – бывают времена, когда нужно отступить, чтобы усыпить бдительность врага и внушить ему чувство безнаказанности. Тогда у нас, возможно, появится шанс довести дело до конца.

— Есть в ваших словах доля истины, Николай Петрович, есть, — вздохнув, признался Вавилов. — Что скажешь, Варяг?