Ожерелье королевы - Тереза Эджертон

Люк внутренне сжался, потому что он и сам старался об этом не думать.

— Но ведь пока она с королем, она в безопасности, пока она под его защитой…

— Мне кажется, вы давно не были в сумасшедшем доме. Говорят, самочувствие короля продолжает ухудшаться. Ему бывает лучше, бывает хуже, но хуже ему становится все чаще и чаще, и его слабоумие приняло опасный характер.

У Люка упало сердце.

— Но это ужасно. То есть то, что замечательный человек теряет рассудок, — это само по себе ужасно, но что станет с Тремер, если король станет опасен — для себя и для других?

— Неизвестно, — сказал левеллер. — Но, мне кажется, последствия будут просто чудовищны, для мадемуазель — определенно, а возможно, и для всех нас.

36

Весна пришла в Люден. Лед на каналах треснул, черная вода потеплела, и уже давно по всему городу аромат каналов вытеснил все другие запахи. Но постепенно люди привыкли и к этому.

Люк как раз занимался изучением кладбищ. Его попытки расшифровать книги навели на мысль, что послания могут еще быть сокрыты в виде анаграмм на надгробиях и кенотафах по всему городу. К сожалению, он понятия не имел, на каких именно надгробиях надписи могут содержать скрытый смысл, поэтому решил переписывать все интересные эпитафии, какие попадались.

Однажды он стоял на коленях на кладбище протодеистов среди свежей весенней травки у подножия покосившейся могильной плиты, отмечая что-то в кожаной записной книжке. Когда он случайно поднял взгляд, то увидел, к своему великому удивлению, женщину небольшого роста в длинном алом плаще и широкополой соломенной шляпке, украшенной перьями и атласными бабочками, которая задумчиво смотрела на него с низкого мраморного постамента.

— Тремер, — сказал он, быстро вставая на ноги и отряхивая колени. Он никогда раньше не обращался к ней по имени — всегда только «Герцогиня» и «Ваша Наследная Милость», — но это слово соскользнуло с языка так естественно.

— Я вас отвлекла? Простите… Я не хотела.

— Нет-нет, — заверил он ее, — я… я собирался к вам зайти, но эти мои глупости меня отвлекли, к сожалению.

Ее лицо было необычайно бледным под полями соломенной шляпы, страусиные перья трепетали на ветру.

— Пожалуйста, не считайте, что вы должны мне что-то объяснять. Я все понимаю. Вы слишком много слышали обо мне и о моем скандальном прошлом.

Люк резко вдохнул. Он как-то не подумал, что она может истолковать его продолжительное отсутствие таким образом.

— Вы совершенно не правы. Вы мне слишком дороги. И я льщу себе мыслью, что и вы начинаете неравнодушно ко мне относиться, а это принесет нам обоим только боль. — Он положил книжку и карандаш в карман и сделал два шажка, в ее сторону. — Если бы дело было только в этом! Но, зная меня хоть немного, вы должны понимать, что меня мало волнует, что подумают люди.

Ее лицо тут же засияло от радости. Но улыбка быстро пропала, и темно-синие глаза опять потемнели.

— Я должна была догадаться: что бы вы ни делали, у вас будут на это необычные причины.

В свою очередь Люк невесело рассмеялся.

— Хотел бы я быть обычным человеком, а не молочным братом короля Винтерскара. Будь я простым человеком, я бы знал, что делать. — Потом, вспомнив слова левеллера, он поспешно спросил: — Король Изайя… как он себя чувствует? Я слышал, ему нехорошо.

— Ему очень, очень плохо, и иногда он пугает меня.

Тремер соскользнула с мраморного выступа, и Люка тронуло до глубины души, что она такая маленькая.

И он вспомнил всех этих честолюбивых девиц на выданье и их хитроумных мамаш, которые столько лет стремились заманить его в свои сети не из-за личного его обаяния, но из-за его денег и высокого положения, — какая горькая, горькая ирония судьбы, что его чувства разбудила эта хорошенькая, хрупкая и столько в жизни претерпевшая девушка.

— Люк, он меня даже не узнает. В какие бы мы игры ни играли, какие бы титулы он мне ни давал, между нами все время было некое… взаимопонимание. А теперь он ведет себя так, будто совсем меня не знает. И даже хуже…

— Да? — поддержал Люк, потому что она замолчала. Она отвернулась и заговорила совсем тихо.

— Они все обвиняют меня, доктора и остальные. Они говорят ужасные вещи. Что он был бы здоров, если бы я лучше… угождала ему. И они требуют, чтобы я сказала, сколько раз в день… сколько раз мы…

— Это переходит всякие границы! — Люк в порыве чувств протянул было к ней руку, но замер в нерешительности, сжал руку в кулак и опять сунул в карман. — Уже одно то, что они хотят использовать вас в своих целях, что им кажется, они уже добились от вас этого, — отвратительно, но что вы еще вынуждены подвергаться их расспросам и выслушивать их мерзкие предположения! — Он постарался успокоить обуявший его приступ гнева и отвращения. — Я, конечно, не имею права вам указывать, но, мне кажется, вы должны немедленно покинуть сумасшедший дом.

Она скользнула от него подальше, обошла постамент так, чтобы низкий квадратный кусок мрамора оказался между ними.

— Если я покину сумасшедший дом, если уеду из Людена, лорд Флинкс просто пошлет людей, и они приведут меня обратно. Он мой законный опекун, и у него есть на это право.

— Но почему? Я никак не могу понять. Король Изайя — больной человек, совершенно лишенный политического влияния. Что выигрывает лорд Флинкс, держа вас здесь?

Тремер отрицательно взмахнула маленькой ручкой в перчатке.

— Изайя беспомощен. Я беспомощна. Но другая женщина, приближенная к королю, может добиться многого. Уважаемая женщина из честолюбивой семьи. Она даже может заявить, что она жена короля, — чего я никогда не смогу сделать. Моему дяде хватает борьбы с принцессой, а если появится еще и третья сторона, тогда еще не известно, кто победит.

— Но почему ему самому не найти такую женщину и не поставить на ваше место? Думаю, это вполне в его силах. — Люк ухмыльнулся. — Или ему мешают моральные принципы?

— Но разве другая женщина будет, как я, его творением и его оружием? Он никогда не сможет ей доверять, как доверяет мне, потому что у него не будет над ней власти. Кроме того, — добавила она с улыбкой, — король предпочитает мое общество, и я могу оказаться полезной в тысяче разных мелочей.

Она начинала краснеть.

— У него есть собственный шпион в сумасшедшем доме, разве вы не видите, как это ему полезно? Самые влиятельные люди собираются там обсуждать свои дела. Они говорят свободно в присутствии пациентов, а те бездумно рассказывают мне все подряд. Хотя, — добавила она с вызовом, — я передаю лорду Флинксу меньше, чем могла бы. Может быть, есть вещи, о которых я предпочитаю ему не рассказывать!