Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Относительно спокойная интерлюдия завершилась поздней весной 1922 года, когда серьезно заболел Ленин, и перед высшим руководством встал вопрос о «престолонаследии», а также о характере проводимого курса, судьбах нэпа, внутренних опасностях, зревших на почве того конфликтного положения, когда экономические уступки относительно свободному рынку были сделаны в условиях укреплявшейся репрессивной политической системы, формировавшегося тоталитарного устройства.

К этому времени и в самой России, и за ее пределами в Троцком видели, несмотря на его отдельные поражения, ведущего большевистского деятеля, почти равного Ленину и даже превосходившего последнего красноречием и убедительностью выступлений. Показательны суждения юного студента, будущего узника ГУЛАГа и писателя Варлама Шаламова: «У Троцкого не было лишней фразы, смущавшей главной мысли, которая уже высказана. Тебе предстояло лишь подсчитывать бесконечные аргументы — одетые, конечно, всегда в оригинальную, блестящую даже одежду. Студенческие скептики говорили даже, что из-за этого постоянного блеска слушатель, зритель отвлекался от глубин суждений Троцкого, которые были бы теснее, яснее при более простом, более шаблонном изложении дела».[774]

Глава 10

В БОРЬБЕ ЗА ЛЕНИНСКОЕ НАСЛЕДИЕ

Болезнь Ленина и его «завещание»

Взаимоотношения Троцкого и Ленина в последний год активной деятельности большевистского вождя были далеки от идеальных, хотя Троцкий всячески их приукрашивал. Злопамятный Ленин не мог примириться с той острой критикой, которая раздавалась по адресу платформы десяти и его самого перед Десятым партсъездом со стороны Троцкого. Но в целом отношения развивались конструктивно. Троцкий не занимал теперь положения второго вождя, хотя его роль в руководстве Красной армией в годы Гражданской войны и, следовательно, в достижении победы была общепризнанной, его статьи и речи звучали ярко и убедительно, читатели и слушатели воспринимали их как выражение позиции и воли руководства.

Ленин часто ссылался на Троцкого, признавая его авторитет и влияние. Во время подготовки Генуэзской конференции — общеевропейской экономической конференции 1922 года, в которой Советская Россия намеревалась участвовать, чтобы добиться выхода на европейский рынок, — Ленин выразил полное согласие с Троцким в том, что если бы в конференции приняли участие представители российских эмигрантских организаций, это сделало бы участие РСФСР невозможным, и предлагал опубликовать официальное заявление в таком духе.[775]

10 марта 1922 года Троцкий обратился к членам Политбюро с письмом, в котором выражал опасения по поводу смешения функций партийных и государственных органов, считая необходимым провести их разграничение. В связи с этим Ленин 21 марта написал письмо Сталину, которого уже, видимо, прочил на должность руководителя партийного аппарата в качестве секретаря ЦК (возможно, титул генерального секретаря придуман еще не был), и Каменеву, которого явно рассматривал как своего ближайшего помощника, несмотря на былые разногласия. Выражая единодушие с мнением Троцкого,[776] Ленин в очередной раз балансировал между двумя враждовавшими лидерами, не отдавая явного предпочтения ни одному, ни другому.

Однако когда последовали замечания Троцкого о работе заместителей председателя Совнаркома с предложением ликвидировать Наркомат рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин), который возглавлял Сталин, появился раздраженный ответ Ленина от 5 мая, свидетельствовавший, что те благожелательные по отношению к Троцкому документы, которые писались в предыдущие недели, отнюдь не отражали реальную позицию Ильича. Ленин полагал теперь, что названные замечания «возобновляют наши старые разногласия с т. Троцким, многократно уже наблюдавшиеся в Политбюро». Со свойственной ему безапелляционностью Ленин делал негативные обобщения, заявляя, что Троцкий «поразительно неосведомлен о том, о чем он судит».[777] Пройдет всего лишь несколько месяцев, и Ленин в своих последних продиктованных статьях и записках полностью поддержит позицию Троцкого. В оценках приближавшегося к тяжелой болезни вождя настроения продолжали играть весьма важную, если не решающую роль.

Последние ленинские документы периода его активной деятельности были вновь благоприятны по отношению к Троцкому. Возвратившись на недолгое время к работе после перенесенного в мае 1922 года сравнительно легкого инсульта, Ленин выразил согласие с предложением Троцкого о сокращении армии на 200 тысяч человек в течение января 1923 года и 13 ноября 1922 года внес это предложение на рассмотрение Политбюро, где оно было принято.[778]

Наконец, уже в декабре 1922 года Ленин решил привлечь Троцкого к отстаиванию своей позиции в пользу полного сохранения монополии внешней торговли на предстоявшем пленуме ЦК. 13 и 15 декабря Ленин, понявший, что по состоянию здоровья не сможет участвовать в пленуме, в двух письмах просил Троцкого взять на себя защиту общей точки зрения о необходимости сохранения монополии.[779] Последним документом публичной политической деятельности Ленина перед его отъездом в отпуск, из которого он уже не возвратится, было письмо Сталину от 15 декабря 1922 года: «Я кончил теперь ликвидацию своих дел и могу уезжать спокойно. Кончил также соглашение с Троцким о защите моих взглядов на монополию внешней торговли… Уверен, что Троцкий защитит мои взгляды нисколько не хуже, чем я».[780]

С середины декабря Ленин находился в Горках под строжайшим наблюдением Сталина, который добился решения Политбюро от 18 декабря 1922 года, поручившего ему контролировать лечение «вождя» и соблюдение его режима.[781] Переносивший один за другим микроинсульты и сердечные приступы, Ленин фактически оказался под домашним арестом, что провоцировало у него припадки озлобления по отношению к тем, кого он с должным основанием считал своими тюремщиками, прежде всего к Сталину. Во время ослабления приступов мозгового заболевания Ленин все с бблыним доверием относился к Троцкому — основному политическому противнику Сталина, хотя продолжал испытывать по отношению к гордому и высокомерному наркомвоенмору чувство настороженности.

Именно в этих условиях появилось знаменитое ленинское «Письмо к съезду», которое диктовалось урывками в виде отдельных записок, своего рода «дневника». Лишь он был разрешен Ленину его бдительным стражем, внимательно следившим, чтобы ухаживавшие за Лениным жена Надежда Константиновна, сестра Мария Ильинична, секретари и врачи беспрекословно выполняли его распоряжения.