Чужой. Сердитый. Горячий (СИ) - Тиган Линетт

Вадим отправляется в спальню, и я за ним. Неожиданно он начал меня раздевать, но при этом не смотрит в глаза, молчит. Мне не по себе от этого всего. Присаживается, снимает с моих ног кроссовки. Немного напрягаюсь, потому что вспоминаю, как Гордеев не раз раздевал меня лично, чтобы зверски наказать.

Немного волнительно, когда я остаюсь в одних трусах и майке, но, наверное, я настолько ошеломлена его действиями, что послушно стою и не шевелюсь. Вадим спокоен, сдержан, даже не блуждает своим заинтересованным взглядом по моему телу, когда я оказываюсь перед ним в нижнем белье. Ведет к кровати, как ребенка, и ждет пока я лягу, чтобы накрыть одеялом. Не целует, ничего не говорит, продолжает игнорировать мой взгляд и ведет себя отстранено.

Он выходит из спальни, тихо закрыв за собой дверь. Несколько минут слышится шуршание в прихожей и его шумные шаги по студии, словно он что-то выискивает. Точно слышу, как он пьет воду из-под, перекусывает чем-то из холодильника.

И вдруг… Там что-то падает, шумно, очень громко. Наверное, тот милый деревянный столик… А с него ваза с цветами.

Мне страшно. Вадим в настоящей тихой ярости, хотя мне демонстрировал полное равнодушие… Не хочу, чтобы он заходил в спальню в таком состоянии.

Меня начинает трусить.

Я слышу, как он ходит по квартире, а затем отправляет в душ на долгие полчаса. В этот момент я немного успокаиваюсь, но ни о каком сне речь не идет. Я задерживаю дыхание, когда Вадим направляется в спальню и по пути тушит свет громкими хлопками по светильникам. Теперь пришло моё время для поучительных разговоров?

Но Вадим остается молчалив. Заходит и тихо прикрывает дверь. Он просто ложится в кровать, сразу поворачиваясь ко мне спиной, оставаясь на своей половине.

И всё.

Он не собирается со мной выяснять отношения, не собирается кричать, ругать или что-то ещё… Вадим просто молчит, а меня выворачивает наизнанку и распирает от непонимания.

Я уже так себя накрутила, что сейчас чувствую вину вдвойне.

Нужно извиниться.

Да, нужно, но я не могу привести в порядок даже своё собственное дыхание, не то, чтобы связать несколько слов в грамотное предложение. Сбито дыша, я осторожно пододвигаюсь к нему немного ближе, и хочу прикоснуться к его плечу, провести по напряженным мышцам своей ладонью, немного утихомирить его гнев…

Едва прикоснувшись, он дергает плечом. Пренебрежительно, словно не желает больше, чтобы я к нему прикасалась… Чтобы никогда не прикасалась. Сердце больно сжалось от этого болезненного осознания, а горло оцепило раскаленное железо от сдерживаемого всхлипа. Рыдания рвутся наружу, но я себя держу в руках. Сказать ничего не удается, поэтому выждав минуту, пробую прикоснуться к нему ещё раз.

— Ярослава, не нужно. Ложись спать, — его тон безжалостен ко мне.

Внутри всё покрывается морозной коркой льда от такого ответа, и слезы бесконтрольным градом падают на постель. Горло болит от подавленных всхлипов, и ощущение такое, словно я проглотила его слова, а они поцарапали меня внутри.

— Вадим, — с моих губ срывается жалкий шепот. — Пожалуйста… — слезы заливают всё моё лицо горячим и соленым сожалением.

— Нет. Ты сделала свой выбор, когда намеривалась сбежать, — отвечает он, отодвигаясь на самый край.

Это был удар. Настоящий. По лицу, по сердцу, по моим чувствам. Во мне всё горит, но Вадим даже ко мне не прикоснулся, даже мне запретил к нему прикасаться!

Я ощущаю, как моё тело дрожит. Опускаюсь на подушку и смотрю на его спину. Я виновата, знаю… Но я не хочу навредить ему тем, что нахожусь рядом, наслаждаюсь его руками, греюсь на горячей груди, испытывая счастье. Он слишком хороший, чтобы платить за мои ошибки. Не хочу, чтобы он держал на меня обиду или злился на меня, но и не могу ничего толково объяснить, захлебываясь эмоциональными слезами.

Зарываясь в клочок одеяла, заглушаю своё шумное и сбитое дыхание. Меня будто что-то ломает изнутри, и я вздрагиваю, когда хочет вырваться отчаянный всхлип, который больше похож на удар под дых, нежели на нормальную реакцию вдоха при таком состоянии.

Я держусь минуту. Вторую. Может, даже третью…

И не выдерживаю. Это настоящая пытка — смотреть, как он отвернулся и молчит. Нужно успокоиться. Я отбрасываю одеяло, и уже хочу встать, предчувствуя, как выпущу истерику в горячем душе, но Вадим оборачивается и перехватывает меня за предплечье.

— Ну что же ты со мной делаешь? — негодует он, пододвигаясь ближе, притягивая меня к себе и в этот момент моя плотина, которую я так долго сдерживала — прорывается с ошеломительным истерическим плачем навзрыд. — Прекрати, Яра. Почему ты плачешь? Я не кричал на тебя, ничего плохого тебе не сделал и не собирался, — он не понимает, что происходит, но в ответ я крепко сцепляю руки за его спиной, упираясь лбом в плечо Вадима.

— Не-не… Не надо… От-от-отворачиваться от меня… Пож-а-алуйста, я больше не буду… Так делать, — не могу успокоиться, не могу его отпустить, не могу перестать чувствовать щемящую боль в сердце. — Мне страшно… Не бросай меня, не надо. Б-больше не буду… Так делать, — нашептываю ему, пытаясь говорить с ним, пока он слушает, но всхлипы сдавливают горло болезненными судорогами, выталкивая из меня громкие мучительный рыдания.

Вадим приподнимается, а я испуганно усиливаю хватку.

— Нет, нет, нет, — лихорадочно плачу. — Пожалуйста! Не надо…

— Тш-ш-ш, я никуда не ухожу, — он каким-то образом садится со мной на руках. Опирается на изголовье кровати, подтягивая подушку под спину и укладывает меня, как ребенка, едва отцепив от своей спины мои руки. Меня трусит, я замолкаю, но дрожу от рыданий.

Вадим удобно натягивает одеяло, укрывая меня, и поглаживая мою спину ритмичными движениями пальцев. Сидит. За эти доли секунд ему удалось напугать меня, дать почувствовать боль и так же быстро успокоить, при этом молчать и просто находиться рядом. Как такое вообще возможно?

Я прикрываю глаза, они щипаются от слез. Дыхание приходит в норму. Я чувствую себя опустошенной, но успокаиваюсь.

— Ты только представь, что я почувствовал, когда проснулся, а тебя нет рядом. У меня едва сердце из груди не выпрыгнуло от волнения, — говорит он, покрепче прижимая меня к себе, убеждаясь, что я в его руках. — Я по-настоящему испугался, и это было самое ужасное, что можно было почувствовать за последние несколько лет.

Я не нахожу слов, вместо этого по щекам текут отчаянные слезы.

— Мне жаль, — шепчу ему в грудь, прижимаясь к его плечу щекой, слушая как сильно бьется его сердце. — Я хотела… Хотела защитить тебя, — нахожу в себе храбрость сказать правду. Он наклоняется, пытается найти мой взгляд. И тянется к лампе, включив тусклый свет.

— Не понял, — он непонимающе качает головой. — Хотела защитить… Меня? — он это так спрашивает, что заставляет меня смутиться и опустить взгляд. Этот парень умеет куда больше, чем я, и звучит это действительно очень странно, но так на самом деле и есть.

Я хочу его защитить.

— Свет мой, ну разве можно быть такой… — он не подбирает слов, тяжело выдыхая. — Пожалуйста, в следующий раз побеспокойся о моём сердце, которое не выдержит твоего внезапного исчезновения, ладно? — я слышу, что он улыбается. Именно слышу, поэтому поднимаю взгляд.

Киваю.

— Ладно, — согласно шепчу я в ответ.

— Хотела наведаться к Киру, да? Расскажешь свой план дальше? — спрашивает он. Зачем спрашивает то, что самому не понравится услышать? Я упрямо молчу, опуская голову, упираясь щекой в его грудь очередной раз, и даже не собираюсь считать… Бессмысленно.

Не хочу, чтобы он ругался или осуждал меня. Я правда хотела, как лучше… А, получилось, как всегда.

— Ладно, и так не сложно догадаться. Что же мне с тобой делать?

— Целовать, — неосознанно, очень тихо шепнула я себе под нос, но Вадим расслышал. Его грудь содрогается, он смеется, заливисто, откидывая голову назад. Я не удержалась, поднимая голову, наблюдая за ним, улыбнувшись такой открытой реакции.