Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин

не достанет она этого зелья. Вон и помогать-то кинулся — не кошелку из рук схватил, а бидон, чтобы удостовериться. — А Лучика зачем вы заперли? — поинтересовалась она.

— Так приказал Коломейский, когда осматривал винницу. Он также приказал вам по возвращении явиться к нему. В бункер.

«Этого еще не хватало. Что еще задумал корявый черт?» — Ей стало не по себе. Но она не подала вида, запричитала:

— Пресвятая дева, спаси и помилуй… Прибыл важный господин, а у меня ничего не приготовлено… С кем он заявился? — обратилась она к Зубану. — Должно быть, его торопят гости, из-за которых я оборвала все плечи и руки?!

— Не знаю. Но гостей пока нет, — пояснил Зубан. — Коломейский припожаловал с тремя боевиками, — он посмотрел по сторонам, как будто говорил: вон они, на часах охраняют.

— Он очень зол, — добавил Зубан. — Будьте осторожны.

— Наверно, вы чем-то не угодили Коломейскому? — всплеснула руками Марина, выкладывая свои покупки на стол на кухне. — А еще учили меня, как с ним обходиться. — Все это она говорила машинально. Сейчас главное — предстоящая встреча. Она стремительно собиралась с мыслями. Марина давно готовилась к тому, что ей придется беседовать с одним из главарей: очная ставка была необходима, так было заведено, и от этого никуда не денешься. И все-таки предстоящая встреча была для нее неожиданной. Почему именно сегодня, сейчас? Да еще в бункере, в этом вонючем подвале? У них от этих бункеров голова кругом идет, представляют себя фюрерами. Она мельком взглянула на Зубана. Тот стоял, опершись о косяк двери, и следил за ее движениями. — Сейчас, Тибор, я приведу себя в порядок и заявлюсь в ваш бункер, а вы пока скажите Коломейскому, что я выполнила поручение Осадчего. — Ей противна была эта встреча, и она решила потянуть время.

— Э, нет, — возразил Зубан. — Ему нужны вы, а не мои слова. Собирайтесь поскорее. Я подожду вас в коридоре.

Оставив продукты на кухне, она прошла в свою комнату. Переодевшись, подумала: взять пистолет или нет? И тут же от этого отказалась, решив, что в случае нападения ей все равно не справиться с несколькими бандитами. «Только бы недолго. Только бы поскорее все это кончилось, — стучало в голове. — Сегодня еще встреча с Чащиным. Как бы не опоздать».

Когда она вышла из комнаты, Зубан предупредил, что вход со стороны винницы закрыт изнутри и ей придется в бункер идти через люк и спускаться по веревочной лестнице.

Он заглянул ей в лицо, ожидая бурный протест, но Марине сейчас было все равно. Она молча повернула к люку. «Они хотят удовлетворить свое жеребячье чувство, оглядеть меня с головы до ног, — думала она, идя по коридору за сторожем. — Черт с ними, пусть смотрят!».

Зубан услужливо открыл люк. Лестница была связана из толстого каната. Она шагнула в люк и стала спускаться. Люк захлопнулся за ней, как крышка в мышеловке.

Оказавшись внизу, Марина при тусклом свете двух керосиновых ламп увидела за столом пучеглазую морду Осадчего и рядом с ним рябого, который недавно тянул за шиворот их сторожа. Это был Коломейский.

— Слава героям! — воскликнула Марина.

Коломейский молча указал ей на табуретку. Она присела и только теперь заметила на топчане третьего. Тот глядел на нее нагло, не мигая. В его взгляде было что-то гадливое. Марине стало неприятно, и она отвернулась к Коломейскому.

Все молчали. Рябой сидел как истукан. Он выдерживал паузу, рассматривая свою жертву. Он знал, что страшнее всего — неопределенность. В первые минуты, если за «подопытным» есть какие грешки, мало кто выдерживал его «психологических атак». Он пристально глядел в глаза Марине. Ей стало действительно не по себе. У нее появилось желание вскочить и выбежать вон, но люк был закрыт. Она заставила себя сидеть. Как сейчас она благодарила себя за то, что не взяла оружия. Она бы могла все испортить. «Спокойно, ну успокойся. Пока ничего не происходит. Пусть себе помолчит». Она даже заставила себя слегка улыбнуться.

Коломейский от этого сморщился и вдруг резко спросил, не интересовался ли кто прошлым ее и боевика Осадчего?

— Станислав интересовался моим прошлым, — кивнула она в сторону Осадчего. — А про него у меня никто не спрашивал.

Лицо Коломейского, напоминающее огромный наперсток, еще раз передернулось. Видно было, что он с трудом удерживает все более охватывающее его раздражение.

— Выходит, все шито-крыто? — процедил он сквозь зубы. — А не утаиваешь ты чего-нибудь?

— Покарай меня бог, если я вру. — Марина перекрестилась. Она вошла в роль и теперь говорила и действовала уверенно и решительно. — А еще я вам хочу сказать, — подалась она вперед, переходя на доверительный тон, — с полмесяца назад какой-то мужчина прятался возле нашей кладовки, рассматривал двор и винницу, но кто он такой и что ему надо, я не узнала.

— Так, так, — побарабанил рябой костлявым пальцем по столу. — Каким он был с виду? Во что одет?

Марина охотно обрисовала наружность незнакомца.

— И это все?

— Нет, не все. На днях у нас появился милиционер по поводу паспортизации.

— А как он выглядел? Был ли он высок, низок, молодым или пожилым? Какие имел знаки различия?

«К чему ему такие подробности? А может быть, этот милиционер их человек?» Она описала внешность милиционера.

Коломейский вобрал в рот нижнюю губу, помолчал и, как бы про себя, промолвил:

— Память у тебя завидная… это хорошо… А не помнишь ли ты, ангел мой, другую фамилию сторожа Береша?

— Как же можно помнить то, чего не знаешь? — притворилась Марина. Эта покупка для нее была слишком легка, и она даже посмеялась над Коломейским. — А разве у Тибора две фамилии? — спросила она. В ее голосе звучало искреннее удивление. Она окончательно овладела собой, и мысль ее работала теперь четко и ясно.

— Не финти, красотка, — зло оборвал ее рябой. — Настоящие Тиборы украинскими боевиками быть не могут, и тебе об этом хорошо известно. А кто такой Неписьменный? Ухажер?

Марина сообразила, что два последних вопроса Коломейскому подсунул Осадчий,