Суданские хроники - Автор Неизвестен

в Томбукту, услышал известие о кончине Дауда и восшествии на престол своего брата аскии ал-Хадж Мухаммеда. Фаран возвратился, задержался три дня в Акегене, затем пошел по дороге на Тьомалан, остановился в Добосо, потом пошел и прибыл к себе домой. Тогда он снарядил свое войско, решив явиться в Гао для битвы. Когда он вступил в Томбукту, то прошел к кадию с намерением приветствовать [того]. И никто в войске не знал [ничего], как вдруг они услышали, что фаран, когда сидел у кадия, попросил его заступничества, чтобы написал тот аскии, что-де он, [Мухаммед-Бенкан], слагает свой сан и желает остаться в Томбукту для изучения науки. Когда же воины услышали то, все сразу же бежали и направились в Гао к аскии.

Кадий написал [требуемое], аския дал согласие и назначил своего брата ал-Хади, сына аскии Дауда, правителем Курмины, а брата своего ал-Мустафу сделал фари-мундио. А Мухаммед-Бенкан остался в Томбукту в том положении.

Потом начальники войска усмотрели между собой, что пребывание Мухаммеда-Бенкан в Томбукту не послужит ко благу их и аскии. Они сговорились, пришли к аскии и сказали ему: "Мы предпочитаем себя самих тебе и твоему брату Мухаммеду-Бенкан; а его пребывания в Томбукту мы не приемлем, ибо наши посланные беспрестанно туда ездят для улаживания наших дел в нем. Не перестанут /116/ клеветники говорить, когда увидят гонца кого-либо из нас, направляющегося в Томбукту: "Вот гонец такого-то едет к Мухаммеду-Бенкан!""

Аския выслушал те их слова и запомнил их. Он послал Омара ибн Исхака-Биру-Аскию с людьми, дабы схватить Мухаммеда-Бенкан в Томбукту, приказав ему, чтобы он заключил последнего в тюрьму в Канато. Они прибыли к Мухаммеду-Бенкан в середине дня; [он] спал внутри своего дома, а его конь был привязан в его дворе, и возле него находились рабы фарана, которые ходили за конем. Посланные на своих лошадях поднялись над стеною дома, завесив лица черными повязками и завернувшись в черные кафтаны. Упомянутый Омар метнул в коня дротик, дабы конь умер, чтобы Мухаммед-Бенкан не сел на него верхом и не сразился с ними. Конь очень сильно забился на привязи своей, так что пробудил ото сна Мухаммеда-Бенкан. Он спросил рабов о движении коня; ему сообщили о том, что произошло, и он понял, что это Дело аскии. Конь умер, а посланные схватили фарана и исполнили приказ аскии относительно него. Он оставался в Канато до правления аскии Мухаммеда-Бани. А трое его сыновей — Омар-Биро, Омар-Като и Бемба-Кой-Идье — скрывались, боясь аскии ал-Хаджа, до конца его правления и до конца правления аскии Мухаммеда-Бани. А перед вступлением аскии Исхака они сами объявились и упорно искали упомянутого Омара, чтобы его убить в то междуцарствие. А он узнал и спрятался в отряде [людей], которых называют "сума" (это те, кто присутствуют при вступлении аскии, когда он вступает [на престол]). По их обычаю, они надевают бурнусы — и Омар надел бурнус вместе с ними, пока не вошел аския Исхак. Тогда Омар вышел, потому что смута улеглась и никто не мог ни на кого напасть.

Позднее, когда Букар ибн Аския Мухаммед-Бенкан прослышал о воцарении аскии ал-Хадж Мухаммеда, /117/ он выехал из земли Кала вместе со своим сыном Марбой и прибыл в Гао. Аския ал-Хадж почтил его, назначив его багена-фари, и Букар вернулся в Тендирму (а он, вместе с поименованным своим сыном, считался в войске Курмины), любимый и почитаемый.

Затем аскии рассказали, будто фанданке Бубу-Марьяма поклялся, что никогда его голова не войдет в ворота дворца. И аския послал к багена-фари Букару, чтобы последний отправился к тому продуманно и ловко, дабы его схватить и привезти, когда он не будет знать и не сбежит. Букар сделал то, схватив Бубу-Марьяма и доставив его к аскии. Когда Бубу-Марьяма, закованный в железа, предстал перед аскией, последний ему сказал: "О сын Марьям! Ты — тот, кто поклялся: голова твоя никогда не войдет в мои ворота?" Он ответил аскии: "Не спеши со мною, пока я не скажу "Да благословит Аллах жизнь твою!"" Аския сказал ему: "Говори!" И Бубу-Марьяма поклялся Аллахом Всевышним, что он этого не говорил: "Враги, которые мне желают лишь смерти, — они те, кто говорили это против меня. Да и куда я ушел бы, скрывшись от тебя?!" Аския велел его увести; он оставался [так] некоторое время, но никто из людей не знал, где он, так что полагали, что он ушел из мира сего. И так до одного дня, [когда] аския велел доставить Бубу-Марьяма и сказал ему: "Я желаю тебя возвратить на твое княжество". Но Бубу-Марьяма возблагодарил его за добро, долго призывал на него милость Аллаха и сказал: "Если ты разрешишь мне выбирать, то я не желаю этого..." Аския сказал: "А чего же ты хочешь?" Он ответил: "Быть возле тебя здесь и служить тебе!" То произвело большое впечатление на аскию, по этой причине он пожаловал ему десять лошадей, множество прислужников, дом и одарил его всем добром, которого он [только] хотел или желал. И Бубу-Марьяма остался в Гао, любимый и почитаемый. А на его пост к жителям Масины аския назначил Хамади-Амину.

В конце утра в воскресенье одиннадцатого раджаба девятьсот девяносто первого года [31.VII.1583] скончался кадий ал-Акиб, после /118/ того как наполнил землю справедливостью, так что во всех странах ему не знали в том подобного. В должности кадия он пробыл восемнадцать лет; между его кончиной и кончиною аскии Дауда [прошло] тринадцать месяцев.

А в ночь на понедельник семнадцатое шаабана этого года (5.IX.1583] скончался факих-традиционалист Абу-л-Аббас Ахмед ибн ал-Хадж Ахмед ибн Мухаммед Акит, да помилует их Аллах Всевышний всех вместе.

Полтора года после кончины справедливого кадия ал-Акиба никто не занимал должность кадия в Томбукту, ибо аския посылал по тому поводу к ученейшему факиху Абу Хафсу Омару, сыну факиха Махмуда[570], но тот дважды или трижды не принял этой должности. И тем, кто разрешал споры между людьми смешанной крови и путешественниками, был факих Мухаммед Багайого ал-Вангари, а тем, кто решал разногласия между людьми Санкорей, был муфтий факих Ахмед-Могья. Когда же это положение затянулось, благословенный шейх факих Салих-Такунни тайно послал к аскии, чтобы тот написал Абу Хафсу Омару: если-де он не примет должность кадия, то аския назначит на нее невежду и за все, что последний решит, Аллах наутро спросит только с Абу Хафса. Когда последний прочел письмо, то заплакал и согласился. Он вступил на пост кадия в последний день [месяца] мухаррама, открывавшего девятьсот девяносто третий