Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри

– Здесь тебе ничто не грозит, – промолвил Донал. – Шон, – окликнул он подошедшего человека, – проведи их внутрь.

Так он впустил их и отвернулся, задумавшись о своей собственной родне и радуясь, что его мать уже приехала в замок. Барк был все еще на границе. Не считая Бранвин и Шихана, Донал теперь был старшим в замке – о таком он и не мечтал. Его называли господин Донал и выказывали ему уважение; но это означало и то, что он должен оставаться на месте и не делать того, что хотел бы, – то есть ездить со всеми на поиски господина и искать его самому, не полагаясь на сообщения многодневной давности.

Зарокотал гром. Он взглянул на небо и не увидел там грозы. Но кажется, кроме него, в замке никто этого не слышал. Все занимались своими делами. Эта странная глухота обеспокоила Донала – гром нарастал, а никто не обращал внимания. Он поспешил на стену, и хромота его усилилась, ибо палку он бесцельно держал в руках. Во дворе скрипели колеса телег. Играли дети. Громко и протяжно закричал петух, словно оповещая о наступлении утра.

Затем раздался оглушительный раскат, заржали лошади, и завыл скот. И внезапно все голоса затихли.

Молния вспыхнула на пути Донала, и вновь ударил гром, и он увидел силуэт лошади и всадника, вспыхнувшие, как солнце, и померкнувший.

– Господин, – прошептал Донал. Это был он.

– Донал. Помоги, – донесся слабый голос, и силуэт протянул к нему руки. Донал отбросил палку и кинулся навстречу, и Киран соскользнул ему в объятия. Сначала он был бесплотным, но потом Донал ощутил, как тот налился тяжестью, когда отступил белый конь Ши. Тогда Донал опустился на колени, прикрывая собой голову и плечи господина, ибо уже не мог вынести такого груза. Лицо Кирана было пепельно-белым, и изнутри него словно струился свет и выпирали сломанные кости. Он был пронзен стрелами – три сломанных древка торчали у него между ребер, вздымаясь в такт дыханию, но крови не было видно нигде.

– Боги, – промолвил Донал, чувствуя, как у него в груди закипают слезы. – О боги. – Его охватила дрожь. Он стер грязь со щеки Кирана, и прикрытые веки того дрогнули. Донал огляделся, чувствуя, что не может поднять Кирана, и увидел, что вокруг собралось уже кольцо людей и он стоит на коленях у самых ворот.

– Ради богов, сделай что-нибудь. Помоги ему. Арафель!

– Нет, – прошептал Киран. Он открыл глаза, и народ забурлил. Он шевельнулся. Немыслимо, как можно было дышать с такими ранами! Но Киран дышал. Он ощупал булыжник вокруг себя и постарался подняться. Камень сиял на его груди, как дневная луна. – Не зови, не призывай это имя.

– Господин, – промолвил Донал, и тут, задыхаясь, сквозь толпу пробежала Бранвин. Она замерла. Все ждали, что она закричит, завоет, но нет, она лишь бесшумно приблизилась и, став на колени, поднесла к губам руку своего господина.

– Мне снился сон, – промолвила она. – И дети видели, что ты возвращаешься домой – о Киран, Киран!

– Он спит, – сказал Донал, выйдя к детям, дожидавшимся его в зале: он с большей готовностью встретился бы с врагами, чем с этими встревоженными лицами, которые так нуждались в любом луче надежды и опасались, что от них что-то скрывают. Они стояли, как два восковых изваяния, со страдальческими глазами, с бесконечно потерянным видом, не зная, в чем им могут солгать, и какую долю правды скажут двум детям, и какие ужасы происходили там за закрытой дверью. Они ждали, и Донал раскрыл руки им навстречу. Они подошли к нему, и он крепко обнял их, как товарищей, не как детей, и почувствовал, как все перед ним закружилось в вихре потери и страха. Наверно, то были их талисманы. У него перехватило дыхание, и он почувствовал себя потерянным во мгле, словно они стояли где-то беззащитные, открытые добру и злу.

– О боги, – пробормотал Донал, – он поправится. Я ведь поправился. А его она любит больше.

Дети посмотрели на него – две пары изумленных глаз; но вокруг них были лишь стены зала – твердый камень, и ярко горели факелы, ибо окон здесь не было.

– Железо, – прошептал Келли, – Донал, они ранили его железом.

– Железа уже нет. Мы вытащили его. – И картина вновь ожила перед его глазами – восковая кожа, ножи Шихана, но крови было немного… Донал взглянул на их детские лица, на их бледные-бледные лица, словно они лишились слез, как их отец – крови. Они еще ничего не знали, не подозревали о грозовой стене, громоздившейся над ними, о том, что отец их неестественно бледен.

– Можно нам на него посмотреть? – спросила Мев.

Это им не было разрешено. Их мать запретила. Но Бранвин не видела их лиц, не слышала их голосов, таких спокойных и трезвых, что они надорвали бы ей сердце.

– Да, – ответил он, – но только из дверей. Вам же не хочется будить его. Послушайте меня. При таких сильных ранах лучшее лекарство – сон.

И он подвел их к двери и распахнул ее шире, чтобы им стали видны лежащий Киран и Бранвин, стоящая рядом на коленях.

Лицо его было спокойно. И на лице Бранвин была теперь безмятежность. Она посмотрела на Кирана, потом на детей и сделала им знак, чтобы они подошли, предварительно приложив палец к губам. И дети приблизились к постели отца.

«Прости меня», – говорил взгляд Донала, но Бранвин обняла своих детей – Мев, а потом Келли, утерла ладонями их слезы, которые беззвучно катились по их спокойным и бледным лицам, а затем безмолвно попросила их удалиться. И Донал снова протянул руку к детям и сам взглянул на своего господина, что лежал так неподвижно.

Киран открыл глаза.

– Не волнуйся, – промолвила Бранвин, – спи спокойно.

Легчайшая из улыбок коснулась лица Кирана – улыбка человека, глядящего на своих любимых, но она растаяла, и глаза закрылись. Пот выступил на его челе, и лицо вновь озарилось восковым светом, а брови, ноздри и углы рта так заострились, что он стал казаться другим человеком: морщины разгладились от боли, создавая иллюзию молодости и силы.

«Как король, – вспомнил Донал свое видение. – Или Ши».

– Папа, – прошептала Мев. – Папа…

– Ступайте, – рассеянно сказала Бранвин, оперевшись на подушку, где покоилась голова Кирана. – Дайте ему поспать.

Мев направилась к двери. Келли поколебался мгновение с лицом, искаженным от муки, но Донал взял его за руку и увел за собой.

А потом они плакали, как дети. Пришла Мурна и принесла им сладких лепешек и немного эля, и это наконец успокоило их; и Доналу удалось заставить