Ведьмы. Салем, 1692 - Стейси Шифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сьюэлл восхищался своим пастором. Тот гениально проповедовал и даже невыдающуюся проповедь умел произнести вдохновенно. Человек осмотрительный и уравновешенный, он не замирал за кафедрой, когда прихожанин падал в обморок. Он бежал на помощь к подростку в отчаянии: Сьюэлл обратился к нему, когда его пятнадцатилетняя дочь переживала душераздирающий кризис веры. Среди массачусетских пасторов только Коттон Мэзер превзошел бы Уилларда по части написанных книг. Когда доходило до «ангелов зла» и «адских замыслов», никто в Новой Англии не мог сравниться с пастором бостонской третьей церкви. Еще будучи молодым священником в удаленном Гротоне – находившемся в восьмидесяти километрах к западу от деревни Салем, но еще более изолированном, особенно в снежные зимы, – Уиллард оказался вынужден иметь дело с необъяснимым. В 1671 году его шестнадцатилетняя горничная вдруг начала рычать и визжать, взрываться «безудержным вызывающим смехом», «дурацки» жестикулировать «по-обезьяньи» и скакать по дому. Она завывала и валилась на пол, то задыхалась, то впадала в беспамятство. У нее случались двухдневные припадки такой силы, что шесть мужчин не могли ее удержать. И да, Элизабет Нэпп тоже видела в камине волшебных существ [21].
Все было как в Салеме, только произошло двадцать один год назад, за семнадцать лет до инцидента с детьми Гудвинов. Те дети лаяли как собаки и урчали как кошки, а Элизабет Нэпп лаяла как собака и мычала как теленок. Она перекрывала своими воплями молитву. Она дралась и плевала в лицо взрослым, которые о ней заботились. Элизабет встречалась с Сатаной. Еще до Коттона Мэзера она могла сообщить, что в мире больше дьяволов, чем людей, – и это заявление особенно правдоподобно звучало в таком захолустье, как Гротон. Уиллард позвал врача. Тот диагностировал у Элизабет желудочное расстройство, «в результате которого газ попадает в ее мозг и вызывает странные фантазии». После повторного осмотра он отказался приходить к пациентке снова: что бы ни было причиной ее болезни, оно от дьявола.
Элизабет той зимой много посещали – Уиллард отмечал, что при обследовании симптомы усиливались и становились тем более выразительными, чем больше приходило народу, – но никто не провел рядом с ней столько времени и не вытерпел от нее так много, как сам хозяин. Он посвящал подростку целые дни, молился с ней, убеждал, утешал. Она тоже обвинила уважаемого соседа в том, что он ее заколдовал. Она тоже признала, что подписала договор с сатаной. Дьявол обещал «деньги, шелка, красивую одежду, освобождение от работы, показать ей весь мир». Он собирал для нее хворост даже после того, как она отказалась от его помощи. В промежутках между припадками она безутешно плакала. Она призналась в целом ворохе грехов: кричала на родителей, отлынивала от молитвы, думала о самоубийстве. Уиллард оставался спокойным, даже когда Элизабет открыла ему, что дьявол велел ей убить пастора и его детей, причем младшего нужно было бросить в огонь. Она то бессвязно мямлила, то разъярялась, то обвиняла, то извинялась, то «глупила и дурила», то впадала в транс, то вдруг рассудок ее светлел. Ее тоже как магнитом тянуло в камин. Она едва не нырнула в колодец. Она без конца противоречила сама себе. Это был дьявол; это был сосед; это был дьявол, переодетый в соседа; это все выдумки; она встречалась с дьяволом на ступеньках пастората; она подписала семилетний контракт кровью; она ничего такого не подписывала.
Стоило только всем прийти к мнению, что она не одержима, как однажды темным декабрьским вечером в воскресенье низкий, рычащий мужской голос зазвучал из ее тела. Это произошло в молельне, семья Элизабет бросилась к ней. Уиллард спустился с кафедры и тоже подошел. «О! А ты большой подлец», – поздоровалась она взрослым сиплым голосом, не шевеля губами. У Уилларда кровь застыла в жилах. «Обескураженный и ошеломленный», он попросил зажечь свечу. Тут точно имел место некий хитрый трюк. Он некоторое время вел переговоры с неприветливым духом, засевшим в теле девочки-подростка, убеждая дьявола явить себя. «Ты напропалую лжешь людям», – поддел дух. «Сатана, ты лжец и обманщик, и Господь однажды докажет свою правоту», – ответствовал Уиллард. Потом он призвал присутствовавших на коленях молиться у кровати Элизабет. Дьявол пророкотал, на этот раз громче: «Придержи язык, придержи язык и уйди, грязный подлец». Уиллард все детально, многословно записал, но воздержался от выводов. Можно много чего сымитировать, но такое, он был уверен, сыграть нельзя. (Деодат Лоусон говорил то же про салемских девочек: никто не может так скрутить свое тело по собственной воле.) Что касается того, действительно ли Элизабет сотрудничала с дьяволом, «я думаю, – заключил Уиллард, – что на этот вопрос ответа нет». В гораздо большей степени, чем Пэррис или оба Мэзера, удовлетворившись отсутствием у задачи решения, Уиллард на этом и успокоился. Он обратил внимание, помимо прочих любопытных вещей, на то, что губы у девушки не двигались на звуках «п» и «м». Он внимательно за ней наблюдал в самое неудобное для этого время года. Также Уиллард сделал кое-что еще более обременительное: отстранил от веры.
Элизабет в конце концов выздоровела. Никого не повесили. Скрупулезное клиническое исследование Уиллардом того, что в конечном итоге посчитали явным случаем одержимости демонами, приобрело широкую известность. Инкриз Мэзер ссылался на него в своих «Вопросах», а до этого включил его в «Удивительные знамения» (и добавил этой инфернальной атаке собственных фирменных приемов. В издании 1684 года дьявол у него «изрыгал самые страшные и
