Дахут, дочь короля - Пол Андерсон

— Слушай. Надежда есть. Я видел это во вспышке лезвия, слышал в карканье ворона, понял это в глубинах сна. Король Иса носит на груди Ключ от Иса. Это больше, чем знак. Это само королевство. Смотри, как Небеса и Океан не могут открыть Морские врата. Он обладает этой властью.

— Но короли умирают, — дрожащим голосом произнесла она.

Он кивнул.

— Умирают. А сила переходит дальше. В основном она мала. Как часто ворота должны закрываться и запираться на засов? Несколько раз в год, ради осторожности. Моряки, что знают ветер и прилив, не прилагают много усилий в своей работе. Как и боги, которые ведут мир по его руслу — большую часть времени.

— Но сегодня море осаждает Ис. Оно бьет молотом по щиту города. Должно быть, сила оставила на ключе свою метку, на Ключе, который охраняет жизнь его людей.

— Тихо. Погоди минутку. Я не могу ждать, пока минует опасность и сила, находящаяся в Ключе, Иссякнет. Еще много дней страшные воды будут обрушиваться на стену и ворота. Тем временем ветер ослабнет, и народ сможет плавать за море. Граллон найдет меня. Он должен. Подумай. Если я не брошу ему вызов, он бросит вызов мне. Он — король; он может это сделать, особенно если заявит, что требует справедливости. И тогда ничто не сможет его остановить. Потому что это будет не ради его мира и благополучия. Это будет ради тебя, Дахут, тебя, его дочери. Он будет надеяться, что убив меня, он добьется снисходительности к тебе — обвинить мертвого в том, что он сбил тебя с пути — хотя потому, что он совсем не дурак, Дахут, больше никогда у тебя не будет достаточно свободы, чтобы устроить его смерть. Так-то вот. Она в смятении покачала головой.

— Сестры не учили меня этому.

— Они научили тебя всему, что вообще могут показать боги?

Она помолчала, потом:

— Что нам делать?

На ночной маске его лица сверкнули зубы.

— Если б я носил Ключ, сила была бы у меня. Я мог бы вызвать его прежде, чем завершится его Бдение, и убить в Лесу.

— Но…

Он наклонился вперед и взял ее за плечи. — Ты могла б сделать это для меня, Дахут, — сказал он. — Ты говорила мне, что можешь произнести усыпляющее заклинание, как ты делала в самом Красном Доме. На этот раз тебе не придется его будить. Лишь, прокравшись внутрь, подними цепочку ключа с его шеи и принеси мне.

— О, нет, — умоляла она.

— Лучше мне умереть от его руки?

— У галликен есть второй Ключ. Они вручат его ему.

Ниалл рассмеялся.

— Тогда, в худшем случае, мы встретимся на равных условиях, Граллон и я. Как бы я был рад этому. Даже тогда, его должны потрясти замешательство и удивление.

Дахут закрыла лицо.

— Святотатство…

— Когда ты Избранная из Избранных?

Она съежилась.

Взгляд его был холодным, как ветер:

— Замечательно. Я думал ты любишь меня. Я думал, у тебя есть вера и мужество находиться со своим мужчиной. Раз у тебя их нет, утром я могу с удовольствием уехать из Иса. А пока не буду тебя беспокоить.

Он повернулся ногами в другую сторону и встал.

— Ниалл, нет! — крикнула она и вскарабкалась вслед за ним. Он поймал ее прежде, чем она спустилась на пол. — Я сделаю, сделаю!

К закату ветер действительно ослабел. Он все еще был таким, что немногие пускались в путь, по Арморикскому побережью он нанес удар в полной ярости. Оставалось его злорадство.

Тучи густели. Охрана вернулась на свои посты, с частыми сменами, но лунный свет был таким прерывистым, что ночной дозор не увидел двоих, выскользнувших через Верхние ворота.

Сначала путь был ненадежен. Находившиеся за стеной мастерские и конюшни по Аквилонской дороге лежали в руинах. Гвозди и щепки таились для тех, кому приходилось перебираться через строения. Но раз сильная рука Ниалла удерживала Дахут от падения.

Возле леса голос шторма соперничал с деревьями. Их стенания были отголоском его причитаниям. С краю одно из них лежало вывороченное с корнем, царапая ветвями небо. Двор был усеян отломанными от Выборного Дуба кусочками. Щит безумно ударял в такт покачиванию Молота. Когда земли касался лунный луч, сверкал металл, тусклый от сделанных на нем насечек. Но Священное Место находилось под защитой богов. Без света стояли неповрежденными три приземистых домика. Когда Дахут прошла между ними, из одного вырвалось ржание, и снова, и снова!

— Поторопись, пока эта скотина не разбудила весь дом, — лязгнул Ниалл.

Дахут воздела руки. Видела луна, как она была одета в голубую рубашку и высокий белый головной убор галликен. Сквозь шелест и скрип прорывалась песня.

— Ya Am-Ashtar,уа Baalin, gа'a wi khuroa…

Ниалл нащупал меч в ножнах у себя за спиной.

Вдруг осознав, что он делает, он опустил руку. Пальцы сжались на рукояти ножа.

— Aus-t ur-t-Mut-Resi, am'Bт user-t.

Ниалл улыбнулся с волчьим оскалом.

— Белисама, Мать Снов, нагони на них сон, пошли Своего слепого сына затуманить их умы и Твою дочь, ступни которой, как кошачьи лапы, уведут их души…

Молча упала лошадь.

Дахут и теперь это сделала. Она подвинулась к Ниаллу. Освещенное лунным светом, ее лицо было бледно, фигура терялась в сумраке. Средь шума он едва ее расслышал:

— Они будут спать до рассвета, если их только не разбудить силой. Но пойдем, нам лучше поторопиться.

— Нам? — отвечал он. — Нет, иди внутрь одна. Я могу споткнуться и шумом их разбудить. Тебе лучше знать, как идти по дому твоего отца.

Она вздрогнула, закусила губу, но пошла вперед. Он проводил ее до портика. У входа он вытащил лезвие и занял позицию.

Дахут открыла дверь, настолько, чтобы пройти внутрь. Ее никогда не запирали, в знак готовности короля убить и быть убитым. Она вошла, закрыла дверь за собой, постояла, не дыша.

Дахут выпрямилась и скользнула вперед. Увидев, что соседняя дверь отворена, она заглянула за косяк. Коридор за ним был не совсем черен. Окна были закрыты, и луна в любом случае выручила бы мало, но хватало смутного свечения, отраженного от пола и штукатуренных стен этой римской половины здания. Она двигалась дальше, тихо, как дым, хотя наверняка шторм перекрывал шум шагов.

Дверь в комнату Грациллония была открыта.

Дахут подкралась к кровати и посмотрела на него. Она узнала его книгу. Бодилис заставляла по ней заниматься: размышления Марка Аврелия в переводе на латынь. Из-под королевского одеяла видны были голые плечи и рука. Он был несомненно наг, как в ту ночь, когда она пришла сюда, чтобы обманом сделать себя его женой.

Она вздохнула.

Грациллоний не казался беспомощным, как большинство спящих. Черты его были слишком суровы. Рот не смягчился, да и лоб был по-прежнему нахмурен. Но каким же он выглядел усталым, морщины избороздили лицо, седина окропила красноту волос и мелькнула в бороде.