Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого – 1 - Александр Солженицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, пойду я, – сказал Кутепов.
И оставив всех при своих командах, ещё раз оглянув кусок Литейного, где уже не мелькало ни единого штатского, ещё глянув вперёд на чёрный дымовой столб у Окружного суда – минуты не ждали – прогулочным военным шагом пошёл по Артиллерийскому переулку.
Уже тут толпилось немало солдат, Кутепов миновал их в одиночку, без вестового, без адъютанта, – а за углом Басковой было их множество, всё запружено. И тут сразу на углу к высокому полковнику подошёл отчётливый унтер-офицер Волынского. Неотнимчиво держа под козырёк, он доложил, что солдаты все хотят вернуться по своим казармам, но боятся, что их теперь всё равно уже будут расстреливать.
Огромные тысячные весы зависли – и маленькой гирьки хватало туда или сюда.
Но Кутепов знал за собой обладание разговаривать с целыми полками. И входя в толпу солдат, а головой возвышаясь над многими, он громко объявил:
– Всякий, кто сейчас построится и кого я приведу, – расстрелян не будет!
Передние десятки услышали, вспыхнули радостью их унылые лица, они кинулись – к этому уверенному полковнику! Но не мелькнуло сомнения, что враждебно, – они заглядывали в его чёрные глаза, вполноту крупно открытые, яркие, они схватили его, как не смели бы хватать офицера, своего ли, чужого, – бережно, многими руками, – и подняли, подняли на вытянутых, и вперебой:
– Ваше высокоблагородие!… Ваше выскродь!… Повторите вашу милость!… Им всем – повторите!… Ещё разок!…
С поднятых солдатских рук Кутепов теперь над головами хорошо видел всю короткую Баскову улицу, упёртую в Бассейную – и всю забитую стоящими солдатами Литовского и Волынского батальонов, сколько-то солдат в артиллерийской форме, а ещё отличил несколько штатских. И сразу же истолковал их себе, конечно. И из своей взнесенности всею силой командного голоса объявил:
– Солдаты! Те лица, которые толкают вас сейчас на преступление перед царём и родиной, – делают это на пользу нашим врагам-немцам, с которыми мы воюем. Не будьте мерзавцами и предателями, а останьтесь честными русскими солдатами!
И с разных сторон – голоса:
– Мы боимся – нас теперь расстреляют!… За то, что мы вышли…
– Нет! – громогласно ответил Кутепов, – кого я сейчас приведу – не расстреляют!
А два-три голоса – из тех штатских? – подзудили тотчас:
– Товарищи! Он врёт! Вас расстреляют! Вам отступленья нет!
А Кутепов – своё, оглядывая налево и направо:
– Приказываю вам построиться! Я – полковник лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов, только что приехал с фронта. Если я вас приведу – то никто из вас расстрелян не будет! Я этого не допущу! Унтер-офицеры! Стройте своих солдат!
И приказал нижним – спустить его на землю.
Зашевелилась вся Баскова улица, зашевелилась толпа, разбираясь, – но мудрено было в такой тесноте разобраться, это Кутепов и сам понимал, должен был сразу скомандовать, не сообразил. Но теперь подходили унтеры, со всею выправкой и чётко руку к козырьку:
– Ваше высокоблагородие! Очень перепутались. У некоторых рот нет унтер-офицеров. Разрешите строиться по названию казарм.
А тот самый первый волынский унтер доложил, что их две роты помещаются не в этих казармах, а напротив, – и просил дозволения свои роты увести туда во двор. Кутепов разрешил.
А тут же рядом в десяти шагах, на углу Басковой и Артиллерийского, была шапочная мастерская – теперь оттуда выскочил десяток штатских и – намётанный взгляд Кутепова сразу отличил – писарей Главного штаба. У одного из писарей заметил револьвер на поясе, пришло писарское время воевать!
Можно было их задержать, вполне бы ему солдаты это сделали, – но Кутепов не хотел вносить замешательство в главное движение.
Первый унтер кричал: волынцы таких-то рот – за мной! – и вёл их в противоположный двор. Другие унтеры в разных местах командовали строиться по своим казармам, а были и возгласы:
– Вас расстреляют! Бей его!
Надо было всё-таки тех хватать…
И часть солдат не стала разбираться, а побежала в ещё незакрытую сторону Басковой – к Преображенскому собору. Другая, большая часть успешно расходилась по казармам.
Около себя Кутепов удержал человек двадцать литовцев, из тех, что его поднимали, и с ними пошёл по рассвобождённой Басковой в сторону Бассейной, где выход запирала его Преображенская рота.
Он велел поручику одним взводом с пулемётом закрыть теперь и Басков переулок, чтоб оттуда не подвывали больше, и охранять от внешнего проникновения ворота, куда уже ушли две порядочных роты разумного унтера. И послал передать тому унтеру свою благодарность и временное назначение командовать обеими ротами.
Если не перетянул Кутепов тысячные весы, то, кажется, начал удерживать…
Тут пришлось вернуться быстро на Литейный: от Орудийного завода стали обстреливать выдвинутых вперёд кексгольмцев.
Кутепов приказал кексгольмской роте открыть ответный огонь, обстреливать Орудийный завод и начать движенье вперёд, выйти к Кирочной улице и одною полуротой распространиться по ней, если там будет толпа – рассеять огнём. Другой полуроте идти к Орудийному и (петербургская память, там же казначейство!) проверить, укрепить караул в казначействе. (Не просто были камни за камнями, но жизнь столицы). А одной роте преображенцев параллельно идти по Басковой вперёд к Преображенскому собору и очищать прилегающие переулки.
Не так уже далеко был и Литейный мост, а дым от Окружного суда стлался всё гуще, наполнял верхи улиц, отчего вся картина становилась вполне фронтовой.
Но офицеры напоминали Кутепову, что их роты сегодня не получали горячего, а преображенцы даже и не ужинали вчера (забыл спросить Аргутинского: как же мог он не кормить рот в наряде!).
Дозвониться до градоначальства не удавалось никак. Тут случился Преображенский интендантский штабс-капитан – и Кутепов послал его срочно к Хабалову: потребовать немедленной доставки пищи солдатам. Просить прислать пулемёты боеспособные, а не такие.
И наконец, объяснить же происходящее: кто где, и что делается в остальном городе?
89
Когда известия на нас обрушиваются – в ту минуту мы не можем охватить их. Стоял Протопопов у телефона в утреннем халате, в ночных туфлях, – ну, в одной учебной роте убили одного офицера, – военный эпизод, и его касаться не может. Даже поколебался, не лечь ли опять. Да нет, испорчено утро. И не вселилась сразу тревога, вяло шёл в ванную, набраться сил от горячей воды. Но ещё не наполнилась ванна, а он стоял рядом под шум крана, как – кольнуло его! Не сегодняшнее, вчерашнее. Вчера, в воскресенье, когда он обедал у Васильева, и тот уверял, что революция обезглавлена, арестован 141 революционер, – сам между прочим сказал, что собирается эту ночь дома не ночевать, опасаясь захвата революционерами из мести. Так это неожиданно проявилось, Протопопов изумился: что же, в городе – не мы хозяева? Чего бояться? – «А наши все дома им известны», – сказал Васильев.
Вчера Протопопов это забыл, но сейчас у ванны вдруг вспомнил, и так ему ясно открылась правильность мысли: наши все дома им известны! А уж дом-то министра внутренних дел, Фонтанка 16, кому не известен! Тут, у подъезда, бывало дежурили в пролётках террористы с бомбами, выслеживали министров – и удачно. И это – при полной силе власти, – а при теперешней неустойчивости?
И так заволновался, что уже не мог вступить в ванну и спокойно нежиться в ней. Так заволновался, что уже и удивлялся: вот, лежал в постели спокойно, вот спал все эти ночи беспорядков. Конечно, есть охрана, стоят преображенцы, но если подойдёт такая взбунтованная рота – ведь и схватят? А если взбунтовались волынцы – то почему и не преображенцам из караула?
Дрожно было представить своё тело, схваченное разъярённой толпой.
А уж его-то ненавидят! Уж его-то! Уж ему-то и нельзя оставаться дома!
Почувствовал Протопопов, что сегодня он и при благоприятственных обстоятельствах ночевать дома не останется.
Так начал он день – не выспавшись, немытый и натощак. Оделся и пошёл в кабинет. Не мог собраться с мыслями: что нужно делать? Никакие рядовые будничные дела не принимались. Вчера – павловцы, сегодня – волынцы? Вот уж чего никак нельзя было ожидать – военного неповиновения! Никаких таких сведений не поступало – да и откуда бы? отменил Государь политическое осведомление в армии. Случайно кто-нибудь, чей-нибудь знакомый, попавший в армию, пришлёт письмо, вот и все сведения.
День начался – и обречён был министр внутренних дел не работать, не управлять, а – узнавать новости. И не от ответственных государственных лиц, но от дежурных секретарей, от офицеров для поручений, от курьеров, кто где сам только что был и видел или от других слышал. И потом самому звонить: в Департамент полиции, в Охранное отделение.
Везде были в ужасе, и никто этого не мог ожидать. На сторону восставших переходила одна воинская часть за другой, захватывалась одна улица за другой, вот уже и Арсенал, и разбирают оружие!
