Ложь во имя любви - Розмари Роджерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвратившись из Триполи во Францию, Мариса провела месяц в уединении, а потом четыре месяца пребывала возлюбленной Наполеона. Они устали друг от друга почти одновременно, однако благодаря ее здравому смыслу, не позволившему показать ему, насколько ей все надоело, он остался при убеждении, что сам благоразумно прекратил их связь. Привыкший щедро одаривать своих бывших возлюбленных, Наполеон распорядился осыпать ее деньгами и предоставить в ее распоряжение восхитительный гардероб, драгоценности и эскорт до самой Кубы.
«Он по крайней мере красиво избавляется от бывших любовниц», – с горечью думала Мариса, стараясь не вспоминать Камила и гадая, что ожидает ее в будущем.
Она была молода. Благодаря обретенной ею женственной округлости мужчины наперебой твердили ей, насколько она хороша собой, но все эти слова неизменно были предлогом, чтобы забраться к ней в постель. Это утомило ее до крайности. «Все мужчины одинаковы», – думала она, подозревая, что образ ее мыслей все больше смахивает на образ мыслей последней потаскухи. Неужели она действительно пала так низко?
За бортом проносились волны, причудливо менявшие оттенки, – то темно-синие, то бирюзовые, то светло-зеленые. Суждено ли ей снова быть окруженной трогательной заботой? Она преднамеренно избрала этот путь, когда прочла долго дожидавшееся ее письмо дядюшки. Ей грезился новый успех в жизни. Она нуждалась именно в этом, хотя многое уже нельзя было изменить, многие воспоминания навсегда отравили ее память.
Ее настроение оставалось прежним, даже когда корабль, счастливо избегнув столкновения с британскими и американскими канонерками, пришвартовался в гаванском порту. Путешествие получилось захватывающим, если только подобные испытания способны захватить воображение; Мариса неоднократно прощалась с жизнью, готовясь опуститься на океанское дно, и пыталась собраться с силами, чтобы достойно встретить незавидную участь пленницы и выжить. Она почти уступила назойливым ухаживаниям капитана, мужчины средних лет, которому очень хотелось похвастаться знакомым, что он побывал в постели бывшей любовницы самого императора. Она кокетничала с ним напропалую, однако в последний момент опомнилась и сказала себе, что еще не настолько опустилась, чтобы заводить любовников потехи ради. Чтобы не нанести удар по самолюбию капитана де Виньи, она сказала со вздохом, потупив глазки, что еще не забыла их общего повелителя, французского императора.
«Единственно разумный выход!» – решительно сказала себе Мариса. Она твердила про себя те же слова, когда ступила на мостки в черном шелковом платье с высоким воротом, обтягивавшем как перчатка ее стройную фигурку, и, сойдя на каменный пирс, протянувшийся в синеву гаванской гавани как указующий перст, почувствовала нестерпимую жару, услышала оглушительный гвалт и жужжание бесчисленных мух.
– Вы уверены, что вас встречают, мадам? – Капитан де Виньи поднес к носу надушенный платок. – Готов поклясться, что эти бананы сгнили еще в прошлом месяце! Сумасшедшее местечко! Если здесь не окажется ваших друзей, я с радостью доставлю вас на Мартинику. Очень не хотелось бы оставлять вас одну в этом аду.
– Уверена, что дядя встретит меня сам или кого-нибудь пришлет за мной.
Модная шляпка спасала лицо Марисы от солнечных ожогов, зато коротко подстриженные волосы сразу взмокли от пота. В такую жару следовало бы одеться полегче. Однако, заметив откровенные взгляды черноглазых испанцев, она решила, что поступила правильно, избрав для высадки на кубинский берег весьма строгий наряд.
– Мои люди выгружают ваш багаж, – пробормотал де Виньи, прикасаясь к руке Марисы. – Подождем, пока все ваши вещи будут доставлены на берег. Я вынужден защитить вас от этих неистовых испанцев, так и рвущихся растерзать вашу хрупкую красоту. Хорошо, что вы спустились на берег со мной. Ну и местечко! Какая уйма чернокожих – полагаю, это все рабы? Испанцы умеют по крайней мере держать их в узде. Жаль, что мы не успели так же поставить дело в Санто-Доминго: я слышал, что там один из них провозгласил себя императором! Супруг принцессы Паулины, генерал Леклерк, умер там от желтой лихорадки. Надеюсь, вы проявите осмотрительность.
Она была благодарна ему за болтовню, дававшую ей время оглядеть толпу. Если дядя лично явится ее встретить, то узнает ли она его? Она совершенно его не помнила. Возможно, он похож на ее отца?..
В следующую минуту к пристани подкатила закрытая карета. Толпа расступилась.
– Сам губернатор! Генерал-капитан!
Услышав эти пробежавшие по толпе слова, Мариса с любопытством подняла глаза. Тот же титул носил в свое время ее отец, проявивший впоследствии интерес к приключениям, опасным путешествиям, открытию новых земель и многочисленным изменам своей супруге.
Карета, окруженная конной стражей, остановилась. Чернокожие мальчишки с круглыми от страха глазенками схватили лошадей под уздцы.
– Какая честь! – проговорил капитан де Виньи с отшлифованной великосветской интонацией. Тем не менее он склонился в низком поклоне, когда губернатор выбрался из кареты, держа в руке шляпу с перьями, огляделся и остановил взгляд на прибывших. Бросив что-то вполголоса священнику в строгой рясе, вышедшему из кареты следом за ним, он почтительно наклонил голову.
Мариса увидела синие, в точности как у ее отца глаза и вскрикнула от радости. Невольно сделав шаг вперед, она остановилась, борясь с замешательством и стыдом. Машинально убрав со лба мокрые от пота волосы, она сняла шляпку. Синие глаза смотрели проницательно и одобрительно.
Мариса вспомнила печальную испанскую малагенью, и ее глаза наполнились слезами. Дядя направился к ней пружинистым, как у юноши, шагом. Кардинал-архиепископ Новой Испании носил одежду простого монаха, но его вид и осанка свидетельствовали о незаурядности его личности и положения. За ним двинулся в сопровождении вооруженной охраны губернатор Кубы Конде Агильро.
– Вы – Мария, моя племянница? На меня смотрят глаза вашей матери.
Она хотела было упасть на колени, вспомнив монастырскую привычку, но он удержал ее, заключив в объятия.
– Моя маленькая племянница, мечтавшая стать монахиней! Как же мне тебя называть? Марисой, как тебя называла мать? Монахине такое имя не подходит, но тебе – в самый раз. Запомни одно: что бы с тобой ни произошло, куда бы тебя ни заводило твое упорство, теперь ты здесь. Отдохни, дитя мое, и постарайся выбросить из памяти все неприятные воспоминания.
Ее пристанищем стала резиденция губернатора. Де Виньи удалился, и Мариса, собрав волю в кулак, исповедалась дядюшке. К ее удивлению, тот и после этого продолжал одаривать ее любящей улыбкой и даже погладил по преклоненной голове, благословляя.