Отступники (СИ) - Шувалов Антон

— Кружках?

— Да. Все началось с того, что он сказал мне: дескать, вот, Рем, кружка, в которой пива наполовину. А потом спрашивает: кружка наполовину полна или пуста?

— Странный вопрос, — заметил Ики. — Конечно полна.

— Вот, — Рем наставил на кресло указательный палец. — Это значит, что ты оптимист.

Ики погремел шариками. Потом перепроверил всю катушку с узелками.

— Я не знаю такого слова.

— Ну, это когда тебе на ногу наступают, а ты радуешься: эвон какой узор получился на ботинке. Или кошелек сперли, а у тебя праздник: не согрешу на эти деньги, да и вору сделал вечер.

— Это верно, — согласился Ики. — Так ведь гораздо проще.

— Быть дураком, — добавил Рем. — Сам Престон сказал, что кружка наполовину пуста. И он — пессимист. Это как оптимист, только наоборот. Ноешь постоянно: на свету тебе слишком светло, а в темноте слишком темно.

— Ну а ты что ответил?

— Я просто долил пива, и кружка стала полной. Я — активный реалист.

Ики уважительно поскрипел колесами.

— Таких задачек у него пруд пруди, — вздохнул Рем. — И от каждой он становиться все глупее…

Он отвлекся на шум. Стотри низко мычали что-то, подхватывая ритуальные завывания ряд за рядом, словно поднималась волна пчелиного бешенства.

— Ты знаешь, зачем сюда вернулись стотри? — спросил Ики встревожено.

В ответ ему что-то пронзительно взвизгнуло. Протяжный скулящий звук сорвался с вершины Истока и разнесся во все стороны. Стотри замолкли. Послышалось шуршание и щелчки, словно кто-то быстро нажимал на клавиши.

Варвары припали на одно колено и задрали подбородки.

— ПРОТОКОЛ ДВАДЦАТЬ ДВА «А». АКТИВИРОВАТЬ? АКТИВРОВАТЬ.

Произнес могучий механический голос.

В толпе объявился Маширо и множество младших жрецов. Они ходили между склонившимися стотри с логарифмическими линейками и осеняли ими всех, до кого могли дотянуться. После каждого удара по лбу атмосфера торжественности и сакрального таинства только усиливалась.

— И активировал он протокол двадцать два… — бубнили жрецы нараспев.

Над Истоком вспыхнуло объемное изображение исполинской головы. Она напоминала одновременно родственника Олечуча и победителя выставки «Уморительные репы и прочие корнеплоды».

— ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ. ВНИМАНИЕ. ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ. УГРОЗА ЗАРАЖЕНИЯ ПЯТОГО УРОВНЯ. АВТОРИЗИРОВАН ПРОТОКОЛ ДВАДЦАТЬ ДВА «А». СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ. ВСЕМ СПЕЦИАЛИСТАМ ПРОСЛЕДОВАТЬ В ОЧАГ ЗАРАЖЕНИЯ ДЛЯ УСТРАНЕНИЯ УГРОЗЫ. ЭТО НЕ УЧЕНИЯ. ЭТО НЕ УЧЕНИЯ.

Стотри поднялись и затрепетали. Выглядело это так, словно гимназисткам явили десятиметровое полотно с портретом Гжастина Сладоуста. Проблема была в том, что у этих гимназисток на груди можно было ковать оружие. Странно было видеть, как жильно-мускульные породы пробивает восторженная трясучка.

— ДОЛОЖИТЬ О ГОТОВНОСТИ.

— Мы готовы! — взревели стотри.

— ДОЛОЖИТЬ О ГОТОВНОСТИ.

— Готовы, Основной Терминал!

— ПЛАН.

— Очистить континент! Разрушить Гротеск!

— ПОКАЗАТЕЛИ В НОРМЕ.

— Благодарим тебя! Благодарим!

Восторг варваров достиг своего пика. Теперь они напоминали выпущенных на газон мопсов. От медитативной сдержанности и мрачной серьезности остались только парящие в невесомости космы.

Рем неслышно храпел, забравшись на Ики.

Реверанс нажал последнюю клавишу.

И вдруг яростно ударил по панели кулаками, выдрал какие-то провода и зашипел от отчаянья. Я смотрел на сгорбленную спину ящера и гладил двумя пальцами пригревшегося у меня на коленке Цыпленка.

— Я попался? — первенец повернулся ко мне.

— Еще как, — подтвердил я.

Реверанс ждал продолжения. Он нуждался в нем.

— Я не сразу к этому пришел, — заговорил он, не заметив моей реакции. — Когда я наткнулся на это славное племя, у меня и в мыслях не было лгать им. Я пытался убедить вождей помочь мне с Гротеском. Они ведь тоже не любили Авторитет. Но не настолько, чтобы устраивать полномасштабные вторжения. Я убеждал их почти целое поколение. В конце концов, мне пришлось искать поддержку того, чьим словам они поверят безоговорочно. Этой машины. Это просто машина. Невероятно сложная, но управляемая. И управляющая. Целым народом.

Я перестал его слушать. Гладил Цыпленка и глубоко дышал. Глубоко дышал и гладил Цыпленка. Лучшего занятия не придумаешь. Если б реверанс не был так увлечен исповедью, он без труда разглядел бы на моем лице отчетливую аббревиатуру ХМЭД. Хватит с Меня Этого Дерьма. Я час назад появился на свет после двухдневных мучительных родов. С меня сошло столько разнообразных жидкостей, что хватило бы на расширенный каталог ядов и щелочей. И не успел я привыкнуть к огромному рубцу на месте отдельных воспоминаний, как на меня снова сбрасывают стальной ящик с маркировкой: «Осторожно, нравственная проблема, от которой зависит судьба двух миров. Не переворачивать вверх ногами. Хрупкий груз. Не кантовать».

— Что? — улыбнулся я. — Не расслышал.

— Я спрашиваю, что ты об этом думаешь, — повторил Реверанс. — Авторитет погряз, врос по горло в чужую политику. Его нужно спасать. Оправдывает ли цель средства? Я знаю ответ, но… Что это? Что ты делаешь?

— Высказываю свое мнение, — я поднял вторую руку и соорудил еще одну фигуру, состоящую из сжатого кулака, с оттопыренным средним пальцем. — Какого змея ты спрашиваешь, если знаешь ответ? Первенцы решают за людей, ты решаешь за стотри. Наверное, у вас в хвостах сосредоточено удивительное знание о том, что действительно правильно, а что — нет. Знаешь в чем проблема? Настоящая проблема. Не в том, что Авторитет находиться под игом Первенцев, а в том, что ты из лучших побуждений поведешь на него непобедимую армаду. При этом создавая новую ложь. Как стотри связаны с твоими амбициями? Какое им дело до Авторитета? Свою волю они изъявили давным-давно. А дальше началось что-то подозрительно похожее на происходящее сейчас у меня дома. Только вместо Автора — нестеклянный квадрат. Ты показал мне все это, надеясь, что я тебя оправдаю. А вот и нет. Я покажу тебе вот это, — я потряс фигурами. — У Рема это лучше получается, но мы ведь друг друга поняли?

Реверанс был неподвижен как застывшая во льду деревяшка.

— Не ново, — сказал он, слегка повысив голос. — У вас так говориться: клин клином вышибают. Что мне еще оставалось делать? Оставить все как есть? Авторитет просто вымрет. Сто нерестов, двести, мерзкое гниение в котле невежества, и все выкипит. Останутся пустые халупы и темные дворцы. А стотри горды и могучи. Они не бояться смерти, они идеально подходят… — он вдруг подскочил ко мне и схватил за плечи. Я увидел ртутные блики яда. — Да ты хоть представляешь, чего мне все это стоит? Я страдаю, — зашептал он. — Таю как свеча. Если б не Кира, вина давно бы уже раздавила меня. Этот поход последний. Если и на этот раз не получиться, Авторитет захлебнется в мире и спокойствии.

Я пересадил Цыпленка на плечо и выпрямился перед Реверансом. Он сделал шаг назад, продолжая жечь меня своей рассеченной желтизной.

— Мы справились со Зверьми и чумой. Справились бы и с Авторитетом. Так зачем ты в действительности меня позвал?

РУ-МРУ-У-У!!!

Светозверь понял, что дела его плохи.

РУ-МУРУ!!!

То есть он давно уже заподозрил, что пора вызывать кавалерию, но абсурдность происходящего удерживала его в состоянии карася внезапно разглядевшего голубое небо поверх железного жала. Безымянная сила, могучая как сотня планетарных тяг, крепко держала его за хвост и влекла вниз. Светозверь не чувствовал плавников, от напряжения его раздуло как колюшку, и раскаленные струи вырывались в пустоту под самыми разными углами.

Жнецы горестно вились вокруг него как пчелы вокруг разоренного улья. Светоч все еще мог вращаться вокруг планеты, но с каждым витком опускался все ниже и ниже.

Происходила какая-то чернодырственная разметеоритная астероидность! Комета! Комета и еще раз комета!

РУМР-УМР!!!