Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

— А утром?

— А там видно будет. Что ты все заладил: как быть да как быть? Будет же что-нибудь!

— Да я за тебя волнуюсь. Я-то кому нужен?

Они шли через березовую рощу с легким подлеском, и становилось ясно, что уже понемногу светает.

— Вот здесь хорошее место! — Велемила вдруг остановилась под березой и села на траву.

— Для чего?

— Жар-цвет будем ждать.

— А долго ждать?

— Как повезет. До рассвета обычно ждут.

— А ты будто знаешь? — ревниво заметил Стейн, расстилая на траве свой порядком помятый плащ. — Ты часто ждала этот… цвет — с мужчинами?

— Ничего я не ждала, дурень! — с ленивым упреком отозвалась Велемила и вытянулась, подложив руки под голову. — Тебе ли не знать?

Стейн лег рядом, обнял ее, чтобы не мерзла, поцеловал в шею.

— Ну, вот, начал соображать помаленьку! — одобрила Велемила. — А я думала, так и будешь все спрашивать: чего да зачем?

— Я соображаю! — слегка обиженно отозвался Стейн. — У нас в Вестманланде, чтоб ты знала, тоже так справляют Середину Лета — жгут костры, гуляют всю ночь, пляшут… и все такое. Просто… хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Чтобы мы с тобой всегда были вместе… как сейчас.

— Но мы же сейчас вместе! — Велемила обняла его за шею. — А больше ничего нет. Есть только то, что сейчас. И это — самое важное.

Она потянула его к себе, и от запаха ее молодого разгоряченного тела у Стейна кружилась голова. И когда он ласкал ее, никуда не торопясь и ничего не опасаясь, ему казалось, что в мире и нет больше никого, кроме них, что весь мир принадлежит им, будто самим богам. Что никто не в силах помешать им и что от их любви зависит сама жизнь в земном мире. Теперь было не то что раньше — где-нибудь в темном углу сеней или в холодной повалуше, пока никто не видит, и молча, без звука, чтобы не услышали, второпях, когда они кидались друг к другу, будто воруя недозволенное счастье, торопливо искали друг друга в ворохе овчин и толстой шерсти. Давшая себе полную волю Велемила сейчас впервые пережила такое наслаждение, что чувствовала себя истинной богиней Лелей, — и не пожалела бы, даже если бы сразу вслед за тем ей пришлось умереть. Теперь ей и в голову не пришло поберечься, как раньше, и она, не помня себя, только постанывала глухим низким голосом и поглаживала своего Ярилу по бедрам, призывая продолжать это священное дело. Как сама земля, полная молодых сил и жаждущая рождать новую жизнь. И это было единственным, что имело значение.

А первым, кого они увидели, когда на рассвете очнулись от неглубокого зыбкого сна, был плесковский князь Волегость Судиславич. Вольга, растрепанный, усталый, осунувшийся — он явно не спал ночь, но едва ли посвящал ее столь же приятным занятиям, — стоял в пяти шагах и обалдело смотрел на них. Стейн сел, протирая глаза, думая, что ему это снится. Но нет — уже было совсем светло, свежо, сыро и прохладно, но солнце вставало, обещая быстро согреть землю и высушить росу. Велемила тоже проснулась и сидела рядом, на том же плаще, убирая с лица растрепавшиеся пряди предсвадебной косы — в шесть рядов. А вокруг стояли люди — много людей, больше десятка. Главным образом плесковичи, но вот несколько более знакомых лиц…

— Слава чурам! — Доброня, едва увидев парочку на траве, всплеснул руками и кинулся к сестре. — Велеська! — Схватил за руку, поднял, взял за плечи, потряс. — Ты жива! Матушка моя родная! Куда же ты делась! Смерти ты моей хочешь! — запричитал он, человек добрый и вечно переживавший за многочисленную семью. — Я уж не знал, какому богу молиться, думал, как же я к матушке-то вернусь? Что отцу скажу? А ты-то не думала? Где же ты была? Всю ночь искали, с ног сбились, я думал, поседею из-за тебя до сроку! Уж думал, все, пропала девка, утопла!

— Почему утопла? — хрипло спросила Велемила, все еще плохо соображая.

Стейн тоже встал на ноги, приглаживал волосы, озираясь и не зная, чего теперь ждать. Да уж… застали их в самом выразительном виде.

— Так паволоку твою, чтоб ее лешие драли, в воде нашли, уплыла да за корягу зацепилась! Куда ж ты пропала?

— А что мне было делать? — Велемила наконец пришла в себя и вспомнила вчерашний день. — Сидеть, как дрозд на мухоморе, дожидаясь, пока в меня копьецом кто-нибудь попадет — от чистого сердца и кривых ручонок! Нет уж, братья дорогие! И ты тоже, сокол ясный! — Она уперла руки в бока и вызывающе шагнула к Вольге. — На вас понадеешься, так совсем пропадешь! Я ужо сама о себе позабочусь, целее буду!

— Я вижу! — Вольга тоже опомнился.

Всю ночь и все утро он искал ее, искал сам, хватал за плечи каждую бешеную девку в кругах и на игрищах, сдергивал венки, пытаясь рассмотреть лицо. Девки принимали это за проявление любовного пыла и лезли целоваться — и впервые в жизни Вольге это не доставляло удовольствия, и он вырывался из рук распаленных русалок почти с остервенением. Особенно его злило, когда под руку два или три раза подворачивались одни и те же — в белых рубахах с красными поясками, под пышными венками, все девки были одинаковы, а к тому же носились, как шишиги, отчего их казалось втрое больше, чем было на самом деле. Он разослал своих людей по всей округе, отправил к каждому костру, в каждую рощу, и все искали ее одну. Даже занимать Изборск, оставшийся без князя и дружины, он послал своего бывшего кормильца, воеводу Хотилу, а сам все искал — найти девку было даже важнее, чем занять Изборск, который, слава богам и чурам, очень прочно приделан к своей круче!

И чем дальше шли бесплодные поиски, тем хуже делалось у Вольги на душе. Он не желал зла своей невесте, пусть ему навязали ее почти против воли. А главное — Дивляна и видеть его не пожелает, если узнает, что из-за него пропала ее младшая сестра! А она узнает! Одду хорошо: стравил их с Деденей и уехал, обоим назначив встречу во Взваде на Ильмерь-озере — кто одолеет, с тем он и пойдет дальше в поход! Но уж слишком большой соблазн породил хитрый замысел урмана: выманить Деденю из города, заставить напасть на свадебное посольство, посягнуть на невесту Вольги и тем самым дать ему, жениху, законный повод напасть на Деденю! Теперь он добился своего, и никто его не попрекнет. Но девка пропала в суматохе, и поди знай, что с ней случилось: утонула, в лесу заплутала, изборцам досталась или просто лешие унесли! А спрос будет с него! Он ее жених, к нему ее послали, и с его ведома ее сделали приманкой для Дедени! Он отвечает за все, что случилось, — и хорошее, и дурное.

И она, похоже, об этом знала. Да, просмотрел он, как младшая сестра Дивляны выросла, — это давно уже не та Велеська, которую можно было поймать за косу, сунуть ей горсть орехов и отослать прочь. Это была взрослая дева… даже, можно сказать, взрослая женщина.