Управляемые - Кристи Бромберг

— Ты готовишь, Ас? — спрашиваю я, пробегая пальцами по гигантской столешнице, пока обхожу её, а мысли мои убегают в прошлое, вспоминая другую столешницу. И когда он молчит в ответ, я поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядом, и вспыхиваю, понимая, что он вспоминает о том же самом.

Он только качает головой и ухмыляется мне:

— Я могу слепить себе пару бутербродов, если очень нужно.

— Здорово, — бормочу я, пока он увлекает меня в следующее помещение — гостиную с видом на кухню. Глубокие, шоколадного цвета кожаные диваны, созданные для того, чтобы погрузиться в них, как в забвение, полукругом выстроены напротив большого телеэкрана. Он приводит меня в кабинет с богатой мебелью из кожи и тёмного дерева, который буквально дышит мужественностью. Большую часть пространства занимает широкий стол, вдоль стен выстроены книжные стеллажи, а у дальней стены стоит одиноко прислонённая к стене акустическая гитара.

— Ты играешь? — спрашиваю я, кивая на гитару.

— Только для себя, — неожиданно мягким голосом произносит он, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть ему в лицо. Он пожимает плечами. — Это помогает мне размышлять о разных вещах. — пока он говорит это, я прохожу по кабинету, ведя рукой по книжным полкам и рассматривая стоящие тут и там семейные фотографии. — Я не играю для других.

Я киваю головой в ответ, понимая потребность занять себя чем-то, когда в голове крутятся беспокойные мысли. По-прежнему двигаясь вдоль книжных полок, я останавливаюсь, потому что моё внимание привлекает одна фотография. На ней совсем молодой Колтон, уставший, но ликующий, в гоночном комбинезоне, стоит перед своим болидом, руки подняты в победном жесте, на взволнованном лице широкая улыбка, и сверху льётся дождь из конфетти. Единственная помеха на этой картинке — женщина, которая обнимает его за талию. Она буквально поедает Колтона взглядом полным любви, обожания и почтения. Я узнала бы это лицо где угодно.

— Что за фотка? — спрашиваю я небрежно, разворачиваясь к нему, расслабленно опирающемуся о дверной косяк, пока я рассматриваю его вещи.

— Какая? — Он склоняет голову, двигаясь в мою сторону. Я отхожу назад, вопросительно указывая на фото.

На его губах появляется рефлекторная улыбка, а глаза вспыхивают.

— Это моя первая победа на трассе Indy Lights (прим.перев. автогоночный чемпионат, проводящийся с 1986 года, как гонка поддержки и младший дивизион одного из главных первенств «чампкаров»), — Колтон качает головой, вспоминая. — Боже, что это был за год!

— Расскажи мне об этом, — он удивлённо выгибает брови, будто сомневаясь, что мне действительно может быть интересен его рассказ. — Я хочу знать, — уверяю его я.

— Это был мой второй год в качестве гонщика, и я думал прекратить участвовать в гонках, если не смогу одержать тогда победу. Я много раз был близок к ней, но всегда что-то мешало, — он протягивает руку и берёт фотографию, чтобы взглянуть на неё. — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что по неопытности делал много ошибок, отчего и возникали проблемы. Но тогда я был расстроен и испугался, что потеряю то единственное, что действительно любил — из-за слишком большого эго, нежелания слышать других. Некоторые вещи никогда не меняются, да? — Он смотрит на меня, а я улыбаюсь в ответ. — В общем, в той гонке, казалось, всё шло плохо. Отрегулировать автомобиль как надо не получалось, потому что погода была неустойчивой. Слишком много переменных, чтобы всё учесть. Однако мы справились, несмотря на отставание в пять кругов. Сдал лидерство, глупо рискуя, чего не должен был делать, но в итоге это «окупилось», и мы выиграли.

— Первая победа из многих? — Я забираю снимок из его рук и снова его изучаю.

— Верно, — улыбается он. — И в этом сезоне я надеюсь на большее.

— Кто это? — спрашиваю, показывая на Тони, истинную причину моего интереса.

— Вы не встречались с Тони на треке в тот день, когда ты привозила мальчиков?

— А, — изображаю я тупенькую, — это та, с которой ты разговаривал перед тестами?

— Да. Я извиняюсь. Думал, вас представили друг другу.

— Хм-хм, — я ставлю рамку с фото обратно на стеллаж и следую за ним, выходящим из кабинета. — Она уже тогда у тебя работала?

— Нет, — усмехается он, проводя меня в небольшое помещение, где стоят несколько гоночных сувениров, огромный телевизор с плоским экраном и бильярдный стол. — Она друг семьи, и мы вроде как росли вместе. В колледже мы некоторое время встречались, и в наших семьях уже давно ходит шутка, что однажды мы поженимся.

Ух ты! Я в самом деле это услышала? Только парень может без всякой задней мысли ляпнуть такое женщине, с которой в данный момент делает то, что делают вместе мужчина и женщина. Их семьи надеются на их брак? Твою мать! Я громко сглатываю, когда он заводит меня в гостевую комнату.

— Почему вы расстались?

— Хороший вопрос, — вздыхает он, посылая мне странный взгляд, и я задумываюсь, а не слишком ли очевиден мой исследовательский интерес к нему? — Не знаю. Мы были слишком хорошо знакомы. Я воспринимал её как младшую сестру. И другие отношения у меня с ней просто не получились. — Он пожимает плечами. — В то время, когда было сделано это фото, мы ещё встречались. После мы остались хорошими друзьями, кроме того, она — одна из немногих, кому я действительно могу доверять и от кого завишу. Когда она закончила колледж со степенью по специальности «маркетинг», а я решил организовать свою корпорацию, она помогла мне. Она была хорошим специалистом, и когда «КДЭ» стала реальностью, я предложил Тони работу.

Что ж, хотя бы с его стороны отношение к ней платоническое, потому что сама Тони точно рассчитывает на большее. Я отрываюсь от наблюдения за океаном сквозь стеклянную стену и бросаю взгляд на Колтона. Он протягивает мне руку:

— Пойдём, я покажу тебе второй этаж.

Мы поднимаемся по более широкой, чем в обычных домах, отдельно расположенной лестнице с каменными ступенями, и у меня снова возникает ощущение, что Колтон живёт в средневековой крепости. Я говорю ему, что ожидала холодной и неприветливой обстановки, но обнаружила прямо противоположное. Колтон поясняет, что выбрал каменную облицовку потому, что она не требует особого обслуживания в условиях постоянного изнашивания из-за натиска песка и ветра с пляжа.

Когда мы достигаем верха лестницы, перед нами открывается помещение, являющееся частью террасы, которую я разглядела, когда стояла перед фасадом дома.

— Думаю, я достигла небес, — бормочу я, двигаясь по внутренней, а потом и внешней части террасы.

Свет фонарей обволакивает верх решётки, увитой виноградной лозой, мерцая в темнеющем небе. Четыре шезлонга, в которых я могла бы погрузиться и потеряться, умело «встроены» в пространство террасы.