Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Фрэнсис Дик

— С чего бы им не быть в порядке?

И все же он открыл конверт и вынул содержимое.

На первом снимке был он сам, в своем прикиде деревенского джентльмена, глядящий прямо в камеру. Очки. Широкополая шляпа. И снисходительно-властный вид.

— Переверните, — сказал я.

Он удивленно поднял брови и перевернул. И прочел то, что написала миссис Джексон: “Это тот самый налоговый инспектор...”

Произошедшее в нем мгновенное изменение можно было сравнить только с тем, как будто бы одна личность покинула эту оболочку и в нее тут же влезла другая. Он сбросил личину самоуверенности, на лице возникли смятение и злоба. Яркая одежда, подходившая к одной личности, на другой казалась гротескной, словно подарочная обертка на ручной гранате. Я увидел того Лэнса Киншипа, о существовании которого только догадывался. Не слегка нелепый позер, старающийся казаться важнее, чем есть, а перетрусивший психопат, который любой ценой старается сохранить маску благопристойности.

Я подумал, что настоящая опасность состоит как раз в этом несоответствии. В его удаленности от реальности. В его театральном способе мышления, которое заставляет его рассматривать убийство как решение всех проблем.

— Прежде чем вы что-нибудь скажете, — сказал я, — посмотрите на остальные снимки в этом конверте.

Дрожащими от злости пальцами он вынул их. Обычные снимки... а также черно-белая глянцевая фотография списка наркотиков Даны ден Релган и письмо, которое я нашел на диазобумаге.

В этом и состояла для него главная опасность.

Он бросил на пол снимки великого режиссера, и они рассыпались вокруг, как цветные листья размером десять на восемь дюймов, и он стоял среди них, держа в руках три черно-белых снимка. На лице его явственно читался страх.

— Она же говорила... — прохрипел он, — она клялась, что их у вас нет. Клялась, что вы не понимали, о чем она говорила...

— Она говорила о наркотиках, которыми вы ее снабжали. С датами и ценами. Этот список, который вы держите в руках, на котором прекрасно распознается ее почерк, был первоначально написан на целлофане. И, конечно, как вы видите, там не раз упоминается ваше имя.

— Я вас убью, — проговорил он.

— Нет. Вы упустили свой шанс. А теперь слишком поздно. Если бы газ убил меня, то с вами все было бы в порядке. Но не вышло.

Он даже не спросил: “Что за газ?” Он сказал:

— Все пошло не так. Но это не имеет значения. Я думал... это не имеет значения. — Он беспомощно посмотрел на черно-белые снимки.

— Вы думали, что это не имеет значения, потому что услышали от Даны ден Релган, что у меня нет этого списка. А если у меня нет списка, то нет и письма. Что бы я там ни получил от Джорджа Миллеса, письма и списка у меня нет. Так вы думали? И если их у меня нет, то больше незачем и пытаться убить меня. Так?

Он не ответил.

— Сейчас слишком поздно, — сказал я, — потому что во многих местах существует много копий. Есть еще и копии вашего снимка, подписанного миссис Джексон. Банк, адвокаты, несколько моих друзей — все получили указания передать все это в полицию, если я вдруг случайно погибну. И в ваших интересах с нынешнего момента заботиться о моей жизни.

Смысл сказанного доходил до него с трудом. Он в сомнении переводил взгляд с меня на снимки.

— Письмо Джорджа Миллеса, — сказал он.

Я кивнул. Собственноручное письмо Джорджа гласило:

“Уважаемый Лэнс Киншип!

Я получил от Даны ден Релган очень интересный список наркотиков, которые вы ей поставляли в течение последних нескольких месяцев. Я уверен, что точно понял, что вы являетесь постоянным поставщиком в этих противозаконных операциях.

В определенных кругах также хорошо известно, что в благодарность за приглашения в определенные места, что льстит вашему самолюбию, вы платите за удовольствие марихуаной, героином и кокаином.

Конечно, я мог бы показать список Даны ден Релган соответствующим властям. Однако я скоро позвоню вам с альтернативным предложением.

Искренне ваш

Джордж Миллес”.

— Я получил его в печатном виде, — тупо выговорил Лэнс Киншип. — Я сжег его.

— Когда Джордж позвонил, — сказал я, — он рассказал вам об этом альтернативном предложении?

Киншип начал отходить от потрясения. Теперь в нем разгоралась злоба.

— Я ничего вам не скажу.

— Джордж Миллес сказал вам, — не обращая на него внимания, продолжил я, — чтобы вы прекратили распространять наркотики... и внесли деньги в Фонд Пострадавших Жокеев?

Он открыл рот и злобно захлопнул его.

— Он позвонил, — спросил я, — или назвал условия, когда приехал сюда? Напряженное молчание.

— И вы что-то насыпали... что-то из своего потайного шкафчика ему в виски?

— Докажите! — с тошнотворным торжеством прокричал он.

Конечно, не докажешь. Джорджа кремировали, взяв пробу крови только на алкоголь. На наркотики не проверяли. Как и на возможные не имеющие запаха транквилизаторы, которые в достаточном количестве наверняка смогут усыпить водителя.

“Джордж, — с сожалением подумал, я, — слишком сильно наступил на хвост очередной жертве. Он-то думал, что это червяк, и не распознал кобру. Если он хотел посмотреть, как эта жертва начнет извиваться, когда он придет со своими условиями, то он совершил смертельную ошибку. Джорджу и не снилось, что эта жалкая тварь будет кусать насмерть, чтобы защитить свой убогий образ жизни. Он не понимал до конца, как фанатически Лэнс Киншип обожает это панибратство с элитой, которая в, лучшем случае, терпела его общество. Наверное, Джордж наслаждался яростыо Лэнса Кингшипа. Наверное, ехал домой и смеялся. Бедняга Джордж”.

— А вы не подумали, — спросил я, — что Джордж оставил копию своего письма?

Судя по его лицу, нет. Я решил, что он действовал импульсивно. Он почти не промахнулся.

— Когда вы узнали, что Джордж шантажировал других людей... включая Дану... вы тогда стали думать, что письмо у меня?

— Я слышал, — бешено проговорил он, — я слышал... в клубах... у Филипа Нора есть письма... он сломал ден Релгана... вышвырнул его из Жокейского клуба... Думаете, я стал бы ждать, когда вы доберетесь до меня?

— К несчастью, — медленно произнес я, — нравится это вам или нет, теперь я до вас добрался.

— Нет.

— Да, — ответил я. — И я прямо скажу, что мне, как и Джорджу Миллесу, деньги не нужны.

Это его не слишком успокоило.

— Я еще вот что вам скажу — вам не повезло, что моя мать умерла от героина.

— Я не знал вашей матери, — растерянно сказал он.

— Конечно. Я и не спрашиваю, поставляли ли вы когда-нибудь ей наркотики... Просто у меня давнее и стойкое предубеждение против поставщиков наркотиков. И вы с таким же успехом можете понять, почему я хочу... чего я хочу.

Он конвульсивно шагнул ко мне. Я вспомнил о том коротком каратистском ударе, которым он уделал ден Релгана в Кемптоне, и подумал, будут ли столь же эффективны его сандалии на веревочной подошве на паркете. Интересно, вправду ли он что-то умеет... или это просто витрина, прикрывающая пустоту?

Вид у него был нелепый, но не опасный. Немолодой, но и не старый мужчина, лысеющий с макушки, в очках... и в пляжном костюме — это в декабре-то.

Человек, загнанный в угол. Человек, который убивает, если надавить слишком сильно. Убивает не непосредственно, если подумать, а издалека — наркотиками и газом.

Он так и не достал меня, какой бы удар он ни задумывал в своей слепой мстительной злобе. Он наступил на одну из фотографий и поскользнулся, тяжело упав на колено. Эта беспомощная унизительная поза, казалось, окончательно сломала еще остававшуюся у него самоуверенность, поскольку, когда он поднял взгляд, я увидел не ненависть, не непокорность, а ужас и отчаяние.

— Я не хочу того, чего хотел Джордж, — сказал я. — Я не стану просить вас прекратить распространять наркотики. Я хочу, чтобы вы сказали мне, кто поставляет героин.

Он, шатаясь, поднялся. Лицо его было полно ужаса.