Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони

Но она понимала, что этого никогда не будет. С рассветом все исчезнет и не вернется уже никогда. Ее ночь миновала, и как будто железная рука сдавила горло.

Яка же испытывал совсем иные чувства, хотя и он был доволен. Он лишил Меральду девственности, обставил самого владетеля Аукни! Он, в глазах лорда Ферингала всего лишь презренный крестьянин, завладел тем, что тому никогда не удастся возместить, тем, что дороже всего золота и самоцветов замка Аук.

Ему нравилось ощущение превосходства, но, как и Меральда, он боялся, что это приятное чувство слишком быстро закончится.

— Ты выйдешь за него замуж? — внезапно спросил он.

Меральда, необыкновенно прекрасная в свете луны, посмотрела на него глубокими глазами.

— Давай не будем говорить об этом сегодня, — попросила она. — Ни о лорде Ферингале, ни о ком-либо еще.

— Но я должен знать, Меральда, — твердо сказал Яка, садясь. — Скажи мне.

Девушка обратила к юноше молящий взор:

— Он может помочь папе и маме, — произнесла она, словно оправдываясь, и жалобно добавила: — Ты должен понять, что выбора у меня нет.

— Понять? — Яка вскочил на ноги и отошел от нее. — Понять! Как я могу это понимать после того, что мы делали только что? Зачем тогда ты пришла ко мне, если собираешься стать женой лорда Ферингала?

Меральда подошла к нему и обняла за плечи.

— Я пришла сюда, потому что мне хотелось сохранить одну ночь для себя, когда я могла бы слушаться своих желаний, — негромко сказала она. — Я пришла, потому что люблю тебя и всей душой хотела бы, чтобы все сложилось иначе.

— Но это всего лишь миг! — горестно воскликнул Яка, поворачиваясь к ней.

Меральда встала на носочки и нежно поцеловала его.

— Но у нас еще есть время, — проговорила она.

Спустя некоторое время Яка снова лежал на траве, а Меральда стояла рядом и одевалась.

— Откажи ему, — неожиданно попросил Яка, и девушка на мгновение остановилась и посмотрела на него. — Откажи лорду Ферингалу, — повторил юноша так, будто тут и думать было не о чем. — Выбрось его из головы, и сбежим вместе. В Лускан или еще дальше, в Глубоководье.

Меральда вздохнула и покачала головой.

— Умоляю тебя, не проси меня об этом, — проговорила девушка, но Яка ее даже не слушал.

— Только подумай, как хорошо мы могли бы жить вместе, — говорил он. — Бродить по улицам Глубоководья, великолепного, волшебного Глубоководья! Бродить по его улицам, смеяться, заниматься любовью. Создать семью — у нас будут такие красивые дети!

— Перестань! — с таким надрывом произнесла Меральда, что Яка замолчал. — Ты сам знаешь, что я тоже этого хочу, но ты также знаешь, что я не могу. — И девушка испустила глубокий вздох. Никогда еще за всю ее недолгую жизнь ей не было тяжелее, но она наклонилась, в последний раз поцеловала в губы разозленного любовника и пошла к дому.

Яка еще долго лежал на поле, и его мозг лихорадочно работал. Он завладел тем, чего добивался, и это было, как он и ожидал, приятно. Но его торжество будет недолгим. Лорд Ферингал женится на Меральде, а значит, конечная победа все-таки останется за ним. Яку просто мутило от этой мысли. Он смотрел на луну, слегка потускневшую за дымкой легких, неторопливых облаков.

— К черту эту жизнь, — пробормотал он.

Но ведь должна существовать какая-то возможность обставить лорда Ферингала и вернуть Меральду?

И тут на красивом лице Яки появилась самодовольная улыбка. Он вспомнил, какие звуки издавала Меральда еще совсем недавно, вспомнил, в каком согласии двигались их тела.

Он не уступит.

Глава 11

ОБЪЕДИНЕННЫЕ УСИЛИЯ

— Ты мне все расскажешь о яде, — сказал прелат Волтин, один из коллег Камербанна. Он сидел в удобном кресле посреди жарко натопленной комнаты, за спиной у него полыхал огонь в огромном камине.

— Ничего не выйдет, — ответил Морик, и кровожадный одноглазый тюремщик, который даже не побеспокоился о глазной повязке, туже завернул тиски, в которые был зажат большой палец Морика. Тюремщик был больше орком, чем человеком. — Я имею в виду яд, — выдохнул Морик, сопротивляясь боли.

— Он другой, не такой, как во флаконе, — сказал Волтин, сделал знак надзирателю, и тот обошел Морика со спины. Бродяга хотел повернуться вслед за ним, но не смог, потому что его руки в кандалах были растянуты в противоположные стороны. Пальцы одной руки находились в тисках, а другой — в особой решетке, перегородки которой разделяли пальцы раскрытой ладони так, чтобы мучитель мог «разбираться» с ними по одному.

Прелат пожал плечами, подождал, но Морик не ответил сразу, за что получил удар девятихвостной плеткой по голой спине. На коже остались кровавые полосы, которые тут же начал разъедать пот.

— У тебя был яд, — рассуждал Волтин, — и необычное оружие, однако во флаконе, попавшем к нам, оказался другой яд. Полагаю, этот изощренный обман нужен для того, чтобы не дать нам исцелить капитана Дюдермонта.

— Это действительно обман, — неприязненно отозвался Морик. Тюремщик снова вытянул его по спине плетью и поднял руку для третьего удара. Однако Волтин остановил его жестом.

— Так ты это признаешь? — спросил он.

— Все обман, — сказал Морик. — Кто-то намеренно подстроил все это и передал нам с Вульфгаром то, что вы теперь считаете уликами против нас, а сам потом напал на Дюдермонта, когда тот вышел, чтобы поговорить…

— Довольно! — оборвал его Волтин, выходя из себя, поскольку и он, и другие дознаватели уже много раз слышали эту чепуху и от Вульфгара, и от Морика. Прелат встал и, покачивая головой, пошел к выходу. Морик понимал, что это означало.

— Я мог бы рассказать тебе и другое, — взмолился Бродяга, но Волтин лишь отмахнулся.

Морик снова начал что-то говорить, но тюремщик ударил его по почкам, и он онемел от боли. Его тело конвульсивно дернулось, только усилив боль, причиняемую решеткой и тисками. Хоть Морик и держался изо всех сил, от нового удара снова взвился, потому что на этот раз тюремщик надел на руку кастет с маленькими шипами.

Морик вдруг вспомнил о дроу, уже довольно давно навестившем его в комнате, которую он снимал неподалеку от «Мотыги». Знают ли темные эльфы, что случилось? Придут ли они, чтобы спасти Вульфгара, а с ним, быть может, и Морика? Бродяга чуть было не проговорился о них Вульфгару, когда они были прикованы рядом, и удержался лишь потому, что варвар, похоже, был полностью погружен в свои воспоминания и вряд ли бы услышал, зато вполне мог услышать кто-нибудь другой.

Вот уж рады были бы городские власти, если бы помимо убийства смогли навесить на него и пособничество темным эльфам! Хотя какое это имеет значение. Последовал новый удар, после чего полуорк взялся за плеть.

Если эти дроу не придут, то Морика ждала весьма печальная участь, он это знал.

Робийярд отсутствовал всего несколько минут, но когда вернулся в комнату, где лежал Дюдермонт, над капитаном уже склонились все шесть жрецов, отчаянно проговаривая заклинания. Камербанн стоял чуть поодаль и руководил их действиями.

— У него горячка, — объяснил жрец, но Робийярд и сам видел, что лицо капитана раскраснелось и по нему струями льется пот. Он также заметил, что в помещении похолодало, а двое из шести жрецов заняты не исцелением Дюдермонта, а охлаждением воздуха.

— У меня есть заклинания, которые будут иметь тот же успех, — сказал маг. — Они очень мощные, но они в свитках на борту «Морской феи». Наверное, будет только на пользу капитану, если все жрецы сосредоточатся на лечении.

— Тогда беги, — сказал Камербанн.

Робийярд быстро создал межпространственный переход и через несколько мгновений уже был на корабле. Чародей стал лихорадочно рыться в свитках, свертках, магических предметах и вещах, которые он собирался зачаровать, когда будет время. Наконец он обнаружил свиток с тройным заклинанием сотворения льда, а также необходимые для него принадлежности. Проклиная себя, что не подготовился лучше, а также давая обещание завтра же приложить все силы, чтобы заучить все подобные заклинания наизусть, Робийярд ринулся через межпространственный переход обратно в комнату. Жрецы по-прежнему самоотверженно трудились, а старая травница натирала влажную грудь Дюдермонта густым белым составом.