Соборная площадь - Юрий Иванов-Милюхин

«Бобик» круто развернулся и помчался в обратном направлении. В предбаннике вытрезвителя раздели до трусов, заставив предварительно вывернуть все карманы наизнанку. Я с раздражением бросил на стол перед дежурным ключи, сорок тысяч денег, носовой платок, рассыпавшиеся таблетки валидола. Патриоты, мать бы их так, всю дорогу объяснял про диверсантов, они ухмылялись. Железные ворота захлопнулись. Побегав по длингному коридору со стоявшими по бокам, почти полностью занятыми деревянными лежаками, вновь попытался объяснить менту за решеткой проблемы государственной важности. Подмигнув кому–то из алкашей внутри помещения, тот отлучился. Меня быстренько подхватили под руки, попытались силой уложить на холодный топчан. Не справились. Откуда только возник прилив бодрости, я сопротивлялся как зверь. Оставив попытки, алкаши разошлись по местам. Двое или трое перешли на мою сторону. Шлепая по бетонному полу голыми пятками, я наезжал на отрезвляющихся, молотя кулаками по плечам, по спинам. Вскоре силу признали. Теперь меня дружно поддерживали человек десять, остальные делали вид, что отрубились. Тогда привязался к костлявому, в длинных, до колен, трусах парню с колючим взглядом.

— Я хуторской атаман, — задрал тот подбородок.

— А я войсковой старшина по печати, — отпарировал я. — Знать тебя не знаю, видеть не видывал.

— Я тоже. Ни на кругу не встречал, ни на казачьих сходках.

Мы сцепились. Длинными пальцами парень пытался выдавить глазные яблоки как паршивый татарин. Я мочил его кулаками наотмашь. Наконец, завалил на топчан, добрался до горла, но тут загремел железный засов. Новая партия отрезвевших подалась на выход.

— А меня? — подбирая сползающую разорванную майку, подбежал я.

— Как фамилия? А, морская пехота. Наколка на правом плече еще с тех времен?. Сейчас узнаю.

Ждать пришлось недолго. Пока мы с атаманом, набирая силы для новой схватки, косились друг на друга, окруженные своими приближенными, снова загремел засов.

— Морпех, на выход. Старый пердун, весь муравейник разворошил.

— Старая закалка, — сказал кто–то за спиной, когда ворота с жутким скрипом затворились.

— Давай, дорогой, забирай вещи и домой, — доброжелательно похлопал по плечу широкоплечий высокий дежурный. — Курить хочешь?

— Вернули одни ключи, ни денег, ни таблеток. Зато угостили еще одной сигаретой. Сунув ее в рот, я вышел на улицу, понимая, что требовать свое в этом заведении бесполезно. Сразу направился в сторону здания комитета госбезопасности. Недалеко от заветного учреждения подкатили снова:

— Куда спешим, отец? — спросил новый мент.

— В Комитет государственной безопасности, — растерялся я. — Объяснял уже

— Кому?

— Вашим ребятам. У меня дома обосновались американские диверсанты.

— А откуда ты идешь?

— Из вытрезвителя выпустили.

— Понятно. Продолжай путь, батя.

Машина отвалила. Пройдя еще немного вниз по Большой Садовой, я торкнулся в стеклянные двери. Никого, Постучал громко и требовательно. Из глубины огромной, тускло освещенной, прихожей появился автоматчик с АКСом на животе.

— Тебе чего, батя?

— К руководителю внешней разведки, — четко доложил я. — Важное сообщение.

— Сегодня выходной, отец. День города, — хмыкнул в усы автоматчик. — Приходи завтра. А сейчас домой, иначе в вытрезвитель загремишь.

Нетерпеливо подергав щекой, я со злостью стукнул кулаком по массивной ручке.

— Иди, батя, не нарывайся на неприятности, — миролюбиво посоветовали за дверью.

На вечернем проспекте народу было мало. Круто развернувшись, подался в областное управление милиции. Кто–то из прохожих подсказал, что его перевели в новое здание на Буденновском. Долго не мог отыскать. В конце концов в одном из зданий за железными дверями вновь увидел вооруженных АКСами со шляпками искрогасителей на тупых дулах автоматчиков.

— Батя, тебе ясно сказали, чтобы дергал домой, — зарычали за стеклянными дверями. — Хочешь на свою шею приключений?

— Но у меня дома обосновались диверсанты, — опешил я. — Где ваша патриотическая сознательность? Или и ее успели продать?

— Ну, падла, он меня уже вывел… Отваливай, говорю, сейчас прикладом получишь.

Сопя паровозом, я подался на остановку трамваев, взведенный до предела. Тапки то и дело соскакивали с босых ступней, сквозь дыры в спортивных штанах проникал прохладный ветер. Трамвай не показывался долго. За это время я успел стрельнуть пару сигарет и с сожалением оценить историю перестройки. Вывод напрашивался неутешительный. Редкие прохожие в сигаретах не отказывали. Узнав, что я из вытрезвителя, кучка пьяных парней попыталась угостить дешевым вином. Я отклонил предложение. Зазвенел ярко освещенный вагон, в салоне было полно свободных мест. На повороте с Буденновского на улицу Текучева вспомнил о Людмиле. Решил, что не пустит. На пощади Ленина подумал о «друге» Андрее. Можно, конечно, зайти к нему во флигель, да живет далеко, в глухом тупике. К тому же ненадежен, сколько раз бросал во время пьяных конфликтов. Значит, отбиваться придется самому. «Гости» с недюжинными способностями наверняка в курсе моих похождений. Действительно, они по прежнему прятались по углам. Ближе к полуночи заскочил Сэм. «Гости» притихли, лишь изредка мелькнет то нога, то край одежды. Я выложил волновавшие проблемы. Кого стесняться, когда все известно.

— Никому дела нет. Пусть хоть все шпионы со всего света приезжают. Напротив «Горизонт», вертолетный завод, «Электроаппарат». Все военные объекты. По фигу.

— Похмелись еще, — участливо посоветовал Сэм. — Дочка не звонила?

— Нет.

— Деньги есть?

— В вытрезвителе выгребли.

— Пойду посмотрю сухого. Стаканчик вмажешь и спать. Должно пройти. Юрка Царь предупредил поселковых, если кто каплю нальет — шею свернет набок.

— Разве он за всеми уследит?

— Все равно.

После его ухода, «гости» долго не показывались. Я давно понял, что они боялись посторонних, на улице, в других местах, не заметил ни одного. Сэм задерживался. Я уже уверовал в чудодейственную силу поддержки, Если бы кто находился рядом, убрались бы как миленькие. Наконец зазвенел звонок.

— В коммерческих ни бутылки, — пояснил Сэм. — Отобрал у пацанов в общежитии. Но стакан, остальное отнесу. Сами трясутся.

Сорвав пробку, он наполнил посудину доверху, я послушно проглотил кисловатое болгарское пойло. Эффект слабый, видимо, нервы напряжены до предела. Сэм о чем–то спрашивал, я отвечал, настороженно косясь по сторонам. Налив еще раз, он заткнул пробку и ушел, пообещав зайти утром. Полегчало. В доме никого, лишь тревога от возможной опасности. Уткнувшись в подушку, попытался заснуть. Сон не шел. Муть голубая, хотя на душе более — менее спокойно. Снова звякнул звонок. На пороге стоял «друг» Андрей.

— Со свадьбы, — ввалился он в комнату. — Отыграли как положено. Завтра еще день и бабки на лапу. Выпить ничего нет?

— Самого Сэм угощал.

Войдя в комнату, я остановился посередине. Андрей было развалился на стуле. Я немедленно согнал его. Из–под сидения доносилось тихое дыхание, видимо, там спрятался один из диверсантов.

— Ты чего? — вскочил тот, пьяный, с растрепанными мокрыми губами, но соображающий.

— Ничего, — тронув шевельнувшуюся под рукой обивку, буркнул я. — Раздавишь, пересядь лучшена диван.

Недоуменно пожав плечами, вскочивший Андрей плюхнулся на диван. Чувство опасности понемногу улетучивалось. Значит, вино все–таки, помогает. Недаром знающие люди говорят, что завязывать надо постепенно, иначе можно и дуба дать. Покосившись на книжный шкаф, я заметил гнедавно выкупленные у алкашей свои же книги. Три детективных бестселлера. Алкаши, когда наехал, поклялись, что сами взяли у какой–то стапрухи, но за бутылку вина согласны уступить. Отодвинув стекло, я вытащил тома, кивнул Андрею, чтобы следовал за мной. Тот быстренько встряхнулся, мыча под нос, мол, негоже писателю распродавать собственную библиотеку. На улице, мимоходом заметив, что библиотеки уже нет, я направился к коммерческому ларьку. Протянул продавцу товар.

— За десять тысяч.

— Весь ларек завалили, — отказался тот. — Может, из твоих шкафов тоже, так что, даром не надо. Предложи кому другому.

Выручил прилично одетый мужчина. Узнав, что я писатель, ывздохнул, купил бутылку водки:

— Все вы, братцы, алкоголики, — забирая книги, сказал он. — Есенин, Шолохов, Хемингуэй. Даже Фитцджеральд спился.

У Андрея оказался хлеб. Проглотив по полстакана, занюхали горбушкой. Посидели, поговорили ни о чем. Потом я рассказал о «диверсантах», о вытрезвителе. Добавил, что сейчас они, вроде, сдернули. И вдруг краем глаза за спиной заметил пушистое существо. Это был маленький котенок. Взяв его на руки, погладил. Зашевелилась занавеска, возле зеркала в прихожей вертелась девушка. И растворилась, когда прочувствовала на себе мой взгляд. Я усмехнулся, все–таки не грубые мужики. Протянул котенка Андрею: